№37 (5942) от 21 мая 2021
А между тем именно с таким ударением мы должны произносить это слово по правилам русского произношения.
Я не шучу. Дело в том, что слово, пришедшее к нам из другого языка, произносится с тем ударением, которое принято в языке-источнике. Слово «йогурт» пришло к нам из турецкого языка, где ударным в нем является второй слог. Но в нашем, русском, языке есть и другие правила. И одно из них – действие аналогии. Мы говорим: йод, йОдистый, йОга, йОдль и по аналогии произносим: йОгурт. Это свидетельствует о том, что словарная практика и разговорная могут расходиться. В данном случае это совсем неплохо, поскольку наблюдается унификация ударения в группе слов, объединенных определенным сходством. Это помогает нам, носителям русского языка, ориентироваться в ударении. Бывает и так, что со временем ударение меняется. Ведь наш современный русский язык – живой, постоянно меняющийся, как, впрочем, и другие языки мира.
Другой вопрос: в какую сторону меняться? Не знаю, как вы, читатель, а я часто думаю, что разговорным русским становится ненормативный язык. На нем буквально разговаривают молодые (и не очень) люди. Примеров – сколько угодно в маршрутках, автобусах и троллейбусах, в супермаркетах и торговых центрах Рязани, где мат давно стал едва ли не главным средством выражения эмоций. И чаще всего это никого не коробит. Именно с молчаливого согласия окружающих бранные слова так естественно чувствуют себя в речи современников. А добавишь к этому непрекращающийся поток из разного рада конвергенций, пролонгаций, истаблишментов и амбассадоров, франчайзингов и девелоперов, омбудсменов и промоушенов, трансферов и биткоинов…И – не отделаешься от мысли: на каком языке мы говорим? И как перевести с русского на русский фразу собеседника или текст СМИ так, чтобы хоть что-то понять?
Куда идет в своем развитии «великий и могучий»? Где та языковая грань, шагнув за которую мы совсем перестанем понимать друг друга? Что вообще сегодня происходит с языком, на котором совсем недавно свободно и грамотно говорила одна шестая часть суши? Об этом мы незадолго до Дня славянской письменности и культуры – 24 мая – говорим с Еленой Петровной Осиповой.
Известный в Рязани филолог, Елена Петровна учила меня современному русскому языку четверть века назад в Рязанском педуниверситете на литфаке. Директор центра непрерывного образования, доцент кафедры русского языка и методики преподавания Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина, кандидат филологических наук Елена Петровна сразу поставила вопрос иначе, чем немало меня удивила.
Е.О. – У нас принято спрашивать о состоянии современного русского литературного языка. Однако проблема, которую обсуждают довольно часто, связана не с языком, а его носителями. Потому что с языком все в порядке, он развивается, переживает вместе с нами все положительные и негативные явления жизни. Показательно, что существенные изменения в языке происходят в периоды серьезных политических, общественных перемен. В нем, как в зеркале, отражается благополучие или неблагополучие общества. Это одна из важнейших функций языка – отражать время, эпоху.
Р.В. – Но сегодня мы все живем в период иноязычной агрессии…
Е.О. – Давайте вспомним, что такие периоды наш язык уже переживал. Например, в эпоху Петра I в русский язык пришло огромное количество иностранных слов, обозначавших новые понятия и явления. Между тем исследователи давно подсчитали, что из огромного количества тогдашних заимствований в русском языке осталось лишь пять (!) процентов. Стремление русской интеллигенции сохранить самобытность языка, попытки оградить от иноязычного влияния были раньше, есть и сейчас. Однако вряд ли следует впадать в крайности. Как не вспомнить попытки перевода иностранных слов на русский язык в начале XIX века! Эти анекдотические примеры мы приводим студентам при анализе изменений, происходящих в языке: калоши, например, должны были стать «мокроступами», а косметика – «мазилией». Вам известны люди, которые используют русские варианты? Приходится признать, что они не прижились.
Р.В. – Как в современных реалиях соблюсти разумный языковой баланс?
Е.О. – Мы должны понимать, что язык – саморегулирующаяся система. Люди, конечно, оказывают влияние на состояние языка: радио, телевидение, печать и т.д. Но существуют и внутренние законы языка. В современном языке идет активный процесс вторжения иноязычной лексики, происходит интернационализация языка. Отметим, что это происходит и в других языках. И нужно понимать необратимость этого процесса. В последние десятилетия наши контакты с внешним миром существенно активизировались. Люди хотят понимать друг друга, обмениваться опытом, достижениями. С этой точки зрения происходящие изменения в языке – объективный процесс, который вряд ли можно и следует тормозить. Иностранные слова осваиваются русским языком фонетически, грамматически, семантически. И те из них, которые пройдут этот процесс, в нашем языке и нашей речи останутся. Остальные уйдут.
Вместе с тем сейчас мы наблюдаем своеобразную моду на использование в речи иноязычных слов. В частности, этим грешат средства массовой информации. Правило простое: если для обозначения предмета или явления есть слово в родном языке – используй его.
Р.В. – Все та же «смесь французского с нижегородским»?
Е.О. – Конечно! Как тут не вспомнить Грибоедова, обличавшего в «Горе от ума» российское дворянство за подражательность. Сегодня увлечение заимствованными словами часто приводит к ошибкам в ударении (мАркетинг или маркЕтинг, жалюзИ или жАлюзи?), употреблении (из-за незнания значения слова, например, встречается неразличение слов сервИз и сЕрвис).
Мне кажется, что наше общество привыкает к безграмотности. Более того, ею бравируют. Чтобы научиться грамотно говорить и писать, человек должен приложить усилия. Поэтому безграмотность выдается за моду, за эпатаж, за независимость и «фишку», как сейчас говорят. И даже за вызов косному обществу. Не могу не вспомнить, что еще 30-40 лет назад стыдно было говорить и писать плохо. Стеснялись признаться, что не читали произведений какого-либо автора. А сейчас не стыдно.
Р.В. – Кто и как может исправить ситуацию?
Е.О. – Требуется, на мой взгляд, комплексный подход, усилия и государства, и общества. Например, французы в этом отношении чрезвычайно активны. Они очень хорошо защищают свой язык. Приняли в 1994 году закон Тубона. В этой стране офицеры полиции и уполномоченные по защите прав потребителей защищают интересы французского языка: вывески, объявления, рекламные тексты проверяют на наличие искажений национального языка. Оберегая язык, государство тем самым защищает национальные интересы Франции. Там невозможно представить вывеску, на которой графически латинские обозначения включали бы кириллические. У нас, к сожалению, подобное встречается.
Во Франции за соблюдением языковых норм и правил следят и защищают язык офицеры полиции и уполномоченные по защите прав потребителей. Высший совет по телевидению и радиовещанию следит за тем, чтобы рекламные и иные вывески использовали только французский язык, в эфире звучало не менее 40% франкоязычных песен и вся бизнес-документация велась на французском. Примечательно, что в 2006 году американская компания Gems была оштрафована на более чем полмиллиона евро за то, что ее служащих, граждан Франции, обязали изучать документы на английском языке. Каждый год во Французской Академии изучают названия новых явлений и технологий, которые приходят из-за границы, и предлагают французские эквиваленты англицизмов.
Р.В. – В России тоже действует федеральный закон о государственном языке РФ. Он принят в 2005 году…
Е.О. – Да, закон есть. Не всегда проблемы в языке решаются жесткими регламентациями. Мы можем вспомнить пресловутый приказ, подписанный министром образования и науки РФ А.А. Фурсенко, если не ошибаюсь, в 2009 году. В документе четко определялось, какими должны быть нормы в произношении отдельных слов. Так, например, мы должны произносить «йогУрт», а не «йОгурт», допускался как вариант «договорА» наряду с «договОры». Нужно произносить «брачащиеся», а не «брачующиеся» и много другого. Но совершенно очевидно, что этот приказ ничего не решил и решить не мог.
Р.В. – А кто или что решает?
Е.О. – Одно из важнейших условий овладения богатствами русского литературного языка – это чтение. Нужна государственная программа популяризации чтения. Подобные есть в Великобритании и других государствах. У нас это проблема только учителей и родителей. И далеко не всегда родители считают это своей проблемой. Инициатором в решении этой проблемы должно стать государство. Подчеркну: приобщение к чтению и культуре – это явления одного порядка. Наши дети и внуки не знают современной литературы, не читают произведений Евгения Водолазкина, Гузель Яхиной, Людмилы Улицкой и многих других. Думаю, старшеклассникам должны быть понятны и близки проблемы героев повести А. Дмитриева «Крестьянин и тинейджер». Лучшее, что мы, взрослые, можем сделать в сложившихся условиях – читать вместе с детьми и внуками, обмениваться впечатлениями о прочитанном. Это очень интересно, поверьте!
Р.В. – Спасибо, Елена Петровна, за интересный разговор.
Сергей Капица, советский и российский ученый-физик, просветитель, телеведущий, главный редактор журнала «В мире науки», вице-президент РАЕН:
«Человек отличается от животного только наличием культуры. Хотя и у животных не все так примитивно – у них тоже есть запреты. Звери не поедают самих себя – волки волками не питаются. В отличие от людей, которые легко «пожирают» себе подобных. Поэтому пора уже доброе и важное не только созидать, но и активно внедрять. Ведь та же заповедь «Не убий!» не требует пояснений – она требует исполнения».
Беседовала Людмила Трухина













Купить электронную копию газеты