Алексей Гушан Тумские сказы

№03 (6307) от 17 января 2025

Алексей Гушан – поэт, публицист, член Союза писателей России, создатель дома-музея тумского сказителя «Были-небыли»

Зачин

Что ни город, то норов! Наш-то тумский край от всего остального света лесами да болотами отгородился, потому, видать, и думают люди, что живут в нём одни лешаки да разбойники. Оно, конечно, не без того, но и не так вовсе. Добрая у нас сторонка, хоть и смотрит сперва сурово на чужанина. Много-много всего плетут о нашей глухомани – такого наворотят порой, что хоть стой, а хоть падай. Но уж я-то не таков! Уж я-то вам всю истинну правду поведаю.

Мишкина пчельня

Давно это было! Так давно, что уж и не помнит никто. И, вишь ты, никто не помнит уже, а я вот помню, да и вам сейчас расскажу.

Стояла под нашей Тумой пчельня – пасека, значит. Большая пчельня, ухожена. Хозяином был наш, тумак, медовник – пчеловод по-нынешнему, значит. Фамилию и отчество его теперича не скажу, врать не стану, дык его и при жизни по имени и отчеству редко величали, чаще просто – дядя Миша. Дядя Миша то, дядя Миша сё… И пчельню его так и прозвали – Мишкина. Очень любил дядя Миша своих пчёл. Да и как не любить, когда они самому Богу угодны – доверено им воск собирать для церковных свечей – шутка ли?! Так вот, дядя Миша пчёлок своих называл не иначе, как «мои детки», холил их и лелеял от всего сердца. Те, знамо, ему на добро добром отвечали. Мёду много приносили и такого вкусного и духмяного, что, поговаривали, с самого Парижу приезжали к дядя Мише мёд покупать. Однажды один такой француз попробовал тумского медку да так и обомлел. Золото, говорит, это, а не мёд – чистое золото! С того времени, видать, и стали наш мёд называть – золото Мещёры! Так вот, значит, робил дядя Миша на пчельне от зари до зари. Работы не боялся! Но был у него один завет, который соблюдал он неукоснительно – шесть дней трудись, а седьмой день – ни-ни! Грех, знамо дело, в воскресный день работать да и пчёлок тревожить-ворошить. Сходит, значит, как полагается, дядя Миша в храм к поздней обедне, а опосля придёт да и сидит на завалинке, покуривает – на пчельню ни ногой. Бывало, бегут к нему соседи, как угорелые, руками машут да кричат, как оглашенные, мол, дядя Миша, пчёлы у тебя роятся, того и гляди улетят. Но дядя Миша и ухом не поведёт – сидит и заповедь свою рушить не собирается. Мол, если Господу угодно, то пущай летят, а если не угодно, так и чего суетиться попусту. И ведь надо ж было так статься, что ни разу пчёлы из Мишкиной пчельни не улетали и всё чин чинарём было!

Долго прожил дядя Миша на грешной земле нашей, но, как говорится, сколько верёвочке не виться, а кончик всё одно будет. Так и жизнь человеческая свой предел имеет – преставился дядя Миша. Когда тело его на погост понесли, пчёлки за гробом полетели, а когда родня да односельчане прощаться стали, так облепили пчёлы тело дяди Миши, посидели так малёха да и улетели высоко-высоко, в небо. Старики сказывали, что так пчёлки душу дяди Миши прямо в Рай, ко Господу унесли! Улетели пчёлки на небо да так, видать, и остались в райских кущах, потому что с того дня никто их больше не видал – опустела Мишкина пчельня.

Тума разбойничья

Слыхали, небось, поговорку-то: «Проедешь Туму да Окатово – доедешь до Саратова»? Не слыхали? Да быть того не может! Шалил в наших краях лихой люд. Ох, шалил! Всякие там робин гуды да соловьи-разбойники и рядом не стояли! И сокровищ разбойничьих, сказывают, в нашей округе видимо-невидимо схоронено. Прадед мой, Косьма Иваныч, самолично сказывал, что видал карту, на которой было указано, где разбойники припрятали двенадцать бочек с золотом. Многие до сей поры эти бочки сыскать пробуют, да только все клады старинные не простые, а заговорённые и абы кому в руки не пойдут. Старики говорили, слово заветное знать надо. Да только кто ж его нынче вспомнит?!

Через Туму пролегли пути-дорожки и на Рязань, и на Владимир, и на Городец Мещерский, Касимов нонешний, и на Муром, и на Нижний Новгород, да и на саму Москву-матушку. И нынче здесь места-то глухие, а уж что тут в прадедовы времена делалось – страсть! Народу конного да пешего шло – уйма! Кто с товаром богатым, а кто с деньгой немалой. Следовали, значит, они, куды им надобно – соблазн на тутошних мужичков наводили. Да, великий соблазн – богатство само в руки шло! Как тут устоять?! Многие, конечно, зажмуривались, чтобы этих излишеств не видеть. Зажмуривались, значит, и дальше хлеб насущный в поте лица своего добывали. А иные-то и соблазнялись. Сбивались в шайки да лихоимством промышляли. Едет, к примеру, купец какой-нибудь с тумской ярмарки – ярмарок этих в Туме цельных пять штук в году бывало – а уж базарный день так кажну неделю обязательно. Расторгуется, значит, удачно купец, домой возвращается, ясно дело, навеселе. Тишина, звёзды, луна – все дела! Только прикорнёт торговец, как вдруг филин заухает или волк завоет, а может, и деревья старые вдоль дороги заскрипят да страшно так, что и не поймёт купчик наш, жив он али уже нет! У страха глаза велики, а лихому люду того и надобно. Налетят, засвистят со всех сторон. Начнут трясти так, что и душа, ей-богу, может отлететь. Но, скажу я вам, разбойнички-то тумские хоть и суровы были, но и не без шуткования. Бывало, станет один, самого лютого виду, разбойник перед бедолагой и давай нож точить! Усердно так точить будет, да глазами буровить, да приговаривать ещё, мол, не боись, милой, я тебя не больно зарежу! Потому, ежели живым да при памяти наш купчик уйдёт, так и ладно! О другом-то и думать нечего. Доберётся, значит, горе-купец худо-бедно до дому. Ну, родные да земляки, ясно дело, начнут выпытывать, мол, что да как. Купчик-то наш всю страшную правду им откроет, а, может, и приврёт где. Ведь рассказ без придумки, что каша без масла!

Гуреевский сундук

В нонешной-то жизни всё ни так, как в прошлые времена. Вона, прежде люди и замков знать не знали, двери вовсе не замыкали. А как случилась надобность уйти куды из дому, так ногу на дорогу, а дверь палкой припрут, и все дела. И ведь никто чужой в дом не входил – во как! Что за палка такая? Ясно дело – волшебная! А как же, обязательно! Других в тумском краю и не водилось никогда. У нас-то как раз больше всего волшебства и было. Всё было ладно да складно! Люди тутошние в стародавние времена солнечный свет мешками ловили, блинами избы конопатили… Сейчас оно, конечно, поменьше волшебства стало, но, думаю, ещё на тыщу годов хватит. И сегодня я поведаю об одном такой волшебстве!

Есть в нашей стороне деревня Гуреево. Давно стоит та деревня недалече от Тумы. Испокон веку сундучники там жили-поживали. Делали они сундуки расчудесные. Расписывали их цветами диковинными, обивали железом кованым. Сундуки гуреевских мастеров, почитай, в кажной деревне и в кажном доме обитались. Один так точно, а в иных домах и поболе присутствовало. Старики сказывали, давно это было…

Жил в Гурееве один сундучных дел мастер. Умелец он был хоть куды – золотые руки – да ещё молва ходила, что знал тот мастер слово заветное, которое уж больно нерушимо было. Ежели шепнёт мастер над своим сундуком это словечко – так и всё, с той минуты не будет сундук пуст во веки веков. Завсегда в ём добра до краёв водиться будет. Так вот, значит, пришёл однажды к энтому мастеру тумский мужичок. Самый захудалый, скажу вам, мужичишка. Бедняк из бедняков – голь перекатная. Изба была у него мала да низенька, крыша дранкой кое-как покрыта, а в избе печь топилась по-чёрному. В общем, ни кола, ни двора путного. Землицы у мужичка с гулькин нос, да и та скудна и неплодородна была. А скотины и вовсе не водилось у него вовек. Но была у того мужичка дочь – перва красавица в Туме. Свежа, бела, коса длиннюща, глаза – васильки, губки – маки. Многие купеческие сыновья на красу эту девичью заглядывались, но уж больно горды они были – не желали с беднотой родниться. Да, бедна была девушка – бесприданница! Знамо дело, отцу от такого положения заботушка, мол, самые цветущие годики у дочери проходят, а девка не пристроена.

Услыхал однажды тумский мужичок о знатном гуреевском сундучнике. Услыхал да и пошёл к ему с поклоном. Приходит мужичок к мастеру и всё, как есть, ему рассказывает, мол, так и так, батюшка, денег нет ни копья, не смогу приобресть твой знатный сундук, но ты уж не откажи во вспоможении, сотвори для дочери любимой сундучок словечком заветным заговорённый. Пусть и ей радость в жизни выпадет, соберётся приданое, и пусть выйдет она замуж честь по чести. Выслушал тумского мужичка гуреевский мастер. Он и прежде не бывал корыстен, ну, а уж тут, как говорится, грех было не пособить. Три дня и три ночи делал гуреевский мастер сундук для тумской красавицы. Сделал сундук расчудесный – в царских палатах не найти было краше – и слово заветное не позабыл шепнуть над ним наш мастер.

Забрал тумский мужичок волшебный сундук из Гуреева. Привёз домой. А в скором времени и в правду стал сундук добром наполняться. И откуда только всё взялось?! Стали тут к его дочери женихи толпами ходить – все пороги обили. Но девушка не погналась за выгодами, а дождалась милого сердцу дружка. И ведь нашёлся такой вскорости – молвят, родной сын гуреевского сундучника девушке приглянулся и верным мужем ей стал. Да, не зря говорят, что добро и есть истинно волшебство! Вон гуреевский умелец и в нужде человека не оставил, и добрую жену родному сыну отыскал. И никакого убытку, прибыток токма!

Тумаки

У нас в Туме песня народна есть «Тумаки-земляки». Местные, ясно дело, в курсе, что там к чему, а вот гостю с кондачка не разобраться. У гостя-то в голове одно – ежели тумаками угостят, так можно в Туме и насовсем «приземлиться». В общем, невесёлое, в их понимании, и даже очень больное это слово «тумак». Ну, оно, конечно, и такие тумаки существуют, но в нашем сказе о другом речь поведём.

Ноне жителей Тумы тумчанами называют, а при царе-батюшке никак иначе, как тумаками их величали. А что? По-моему, так даже интереснее звучит. Из Тумы – значит, тумак! Но тут, как говорится, правда, да не вся. Тумаками прежде много кого называли. Да вот тех же полукровок – того, в ком крови разной намешано. Спросите, мол, чего в Туме намешали? Ну, как чего?! В Туме разные пути-дорожки сходятся и народы разные бок о бок поживают и горя не знают. Ведь в какую сторону ни глянь – везде своё племя. Касимов – татары, Курша – литва головастая, там – мещеряк, сям – мордвин… Ну, и русские тут, само собой, присутствуют. И в тумском краю всё это изобилие смешал Господь, и получились они – те самые тумаки. Куды с добром… Но это ещё не сказ – сказ впереди будет!

В дремучих лесах нашей стороны кого только не встретишь – и волков, и лосей, и кабанов, и лис, и медведи бывает захаживают. В общем, зверья да птиц не сосчитать. Да незачем вроде бы и считать – кабаны как кабаны, а лоси как лоси. Но есть и у нас своя диковинка. Что за диковинка? Так тумак родимый! Что, спросите, мол, опять вы со своими тумакам? Ну, а куды ж без них, ежели без них никуды?! Нет, не жители Тумы в животных оборачиваются да по лесам шныряют – тумаки раздают, тумак – это заяц такой, смесь беляка да русака. Ох, охотники того зайца страсть как не уважают. Говорят, мол, взял заяц-тумак все дурные качества от своих родителей. Он хотя и крупнее других зайцев, но такого стрекача может дать, что ни одной собаке не угнаться. Да что собака – волк этого зайца стороной обходит. С чего бы? Так заяц-тумак не из робкого десятка. Ежели волк к нему сунется, так тот задними лапами может ему всю морду разворотить. Да, вот какой боевой заяц!

Помню, как-то один знакомый тумский охотник преинтереснейшую историю мне поведал. Матёрый тот охотник, без страху на любого зверя ходит – все ихние повадки знает как свои пять пальцев. Рос он в среде охотницкой – и отец у него был из охотников, и дед… Дед был невероятной силы человек, медведя голыми руками мог побороть – не боялся. Отец тоже был могуч, хотя и послабже деда. Бывало, после удачной охоты дед садился на лавку, малого внучка на коленки сажал и травил свои охотничьи байки без устали, мол, слушай, внучок и на ус мотай – опосля пригодится. Много занятных историй рассказал дед своему внуку, но одна история особо запала в память мальцу. Тогда услыхал он впервые про зайцев необычных – зайцев-тумаков. Сидел малой и слушал эту историю в оба уха – не дышал даже. А дед увидал это, в раж вошёл, страху нагнал пуще прежнего. Мол, нет страшнее зверя, чем энтот заяц-тумак. А распознать его очень просто. Ежели увидишь зайца, который не от тебя бежит, а на тебя, бросай всё, даже не раздумывай, тикай оттудова без оглядки. Мол, один горе-охотник зазевался, не убёг вовремя, так заяц-тумак задними лапами пузо тому охотнику распорол. Такие дела…

Много лет минуло с поры энтих дедовых баек, внук уж сам дедом стал, а ту историю про зайцев-тумаков не позабыл. Всё вроде шло своим чередом, удача охотничья ему не изменяла, но однажды повстречался и моему знакомому «лютый» заяц. Всё, как дед ему сказывал, и произошло – заяц, как танк, на него… Куды деваться? Ну, знамо дело, охотник наш перепужался, руки в ноги и бежать из лесу, только у ограды собственного дома немного очухался и дух перевёл. Сейчас эту историю он со смехом вспоминает, а тогда-то не до смеху ему было. Да, вот такие они – тумаки-земляки!

Макаровские сани

Недалёко от Тумы, верстах в пяти или около того, стоит и ноне деревенька Макарово. Хорошая такая деревня, и о жителях ничего дурного сказать не можно. Всё ладно-хорошо! Давным-давно тут славные сани делали. Воистину замечательные сани! Сами, без лошадок, ехали энти сани куды надоть. Не верите? Воля ваша, но уж я выдумывать зазря не стану – у меня и правды припасено вдосталь. Так вот, значит, соберутся бывало макаровские артелями великими – два мужика-мастера да два мальчонки-подмастерья – и делают по пятьсот штук таких расчудесных саней… в день! И так они их ладно делали, что слава о санях-самоходах на всю Россию гремела, ей-богу! Старики сказывали, что случилась в Макарове одна преинтереснейшая штука в такие времена, когда и деревня-то эта ещё никакого названия не имела. Как так, спросите вы меня?! А вот так! Всё когда-то никак не называется, пока ему имя не нарекут. А уж нарекут, так оно и будет называться как положено. Так вот, значит, как дело было.

Прознал о расчудесных санях-самоходах какой-то князь или граф, точно не скажу, врать не стану – в общем, один сановитый помещик из Петербургу – из столицы тогдашней, значит. Прознал и захотел этот помещик такие сани приобресть. Аж до изжоги захотел. Ну, богатому-то человеку что – задумал и исполнилось. Отправил он своих верных людей во главе с управляющим на поиски мастеров-санников, что в мещёрской глуши обитают. Сказано – сделано, поехали столичные люди расчудесны сани искать. С усердием искали – не абы как. Во все поселенья по пути заезжали, расспрашивали – да только всё не то и всё не тут. Уж было совсем отчаялись заказ хозяйский исполнить, но тут, как говорится, счастливый случай им выпал – сыскали нужно место! Повстречался им на санях-самоходах мужичок. Управляющий его остановил и допрос учинил: мол, скажи, мил человек, где таки сани взял? Мужичок ему в ответ: мол, Ваше благородие, нигде не взял – как есть, сам изготовил! Мол, у нас на деревне все такие сани мастерить горазды. Обрадовался тут управляющий, что сыскал-таки мастеров. Обрадовался и поехал со своими людьми за мужичком в его селение. Приехал, собрал санников со всей деревни с их товаром – стал сани выбирать! А ему ради такого случая уж такие расхорошие экземпляры повыкатывали, что глаза в кучу не собрать – разбегаются в разны стороны от такого изобилия! Чует управляющий, что не в жисть ему сани не выбрать – все хороши, все столичного общества достойны. Думал-думал и порешил все сани купить зараз. Ну, сдумал и сделал, благо мошна полна деньгой. Закупился, значит, основательно! Время прощаться пришло. Управляющий руки мастерам жмёт, по плечам похлопывает. Спрашивает у одного: мол, как звать тебя, любезный? Тот в ответ: мол, Макаром зовут, Ваша милость. И ведь надо было такому статься, что управляющего тоже Макаром величали. Во дела! Как тут тёзку не приголубить на радостях что дело справили – дал управляющий Макар мастеру Макару цельный рубль серебром! Ну, деревенские мужички-то быстро скумекали энто дело и давай Макарами называться. Мол, все мы Макары тута, Ваше превосходительство, как есть все! Дивится управляющий такому совпадению, но в те времена паспортов не было, никак не проверишь правду говорят мужички или же неправду, потому пришлось кажному мастеру по рублю серебряному дать, чтобы никого не обидеть.

Приехали, значит, помещичьи люди в свои столицы. Увидал их сиятельство с балкону сани-самоходные, сани дивные на своём дворе да в таком изобилии – возрадовался велико! Двадцать саней для личного пользования оставил, десяток супружнице любимой подарил, родным своим детушкам, коих у него девять было, по пять штук кажному назначил, а одни сани управляющему за добрую службу пожаловал! Спрашивает он управляющего: мол, скажи-ка, братец, название местечка, где проживают столь славные мастера? А управляющему-то и сказать нечего. И так, и эдак думает – не вспомнит никак. Забыл, а может, и не знал вовсе. Но хозяину так просто ответа невозможно не дать – расстроить можно невзначай сердце благородное. Благо вовремя вспомнил он о своих тёзках. Вспомнил и ответил барину: мол, Ваша светлость, деревня сия Макарова. В счастливый час, видать, сказал это управляющий, поскольку название это так прижилось, что и на картах сие поселение стали Макаровым помечать, да и сами жители мастеровой деревни полюбили это название. Гордо звали себя макаровскими да рублики серебряные от «тёзки» долго вспоминали. А сани-самоходы они и после того случая делали – да, славны были сани! А потом то ли мастера толковые перевелись и секреты их позабылись, то ли ещё что, только стали готовить в Макарове сани обычные, а теперича уж и совсем ремесло это отошло – мой сказ только и остался на память о нём.

Две Тумы

Вот все говорят, мол, Тума да Тума, а ведь немногие знают, что наша Тума не просто Тумой звалась-величалась – была она Николаевской Тумой! Некоторые товарищи думают, что её так в честь царя Николая прозвали, но это они, конечно, дали маху – навыдумывали невесть чего и сами же в это и уверовали опосля. Вы уж лучше меня послушайте – больше толку будет!

Спросите: раз была Николаевская Тума, значит, была ещё какая-то? А как же?! Обязательно! Была ещё у нас Воскресенская Тума. Она и ноне стоит, правда, называется теперь просто Воскресенье. Уж догадались, небось, почему Николаевская да Воскресенская? Нет? Ну тогда я сейчас о том вам поведаю…

Давным-давно, уж и никто не помнит когда, стояла посреди мещёрских лесов одна Тума. Стояла она не на том месте, что сейчас, но тоже было место хорошее – для жизни очень даже подходящее. Стояла, значит, Тума себе и горя не знала. Люди в ей жили благополучно, трудились помаленьку, по воскресным дням в церкви Богу молились. Куды с добром… Да только настали времена тёмные. Позарился вражина на землю эту благословенную, позавидовал мирному житию людей православных – всё порушить решил до основания, чтоб ни камня, ни духу русского не осталося.

Обосновался, значит, в Городце Мещёрском, Касимове нынешнем, татарский царёк Тумен. Обосновался, но миром жить не пожелал. Стал, как говорится, огнём и мечом приводить к покорности близлежащие городки, сёла да деревни. Кто покорялся, а кто в дремучие леса убегать стал да новые поселения создавать – места в Мещёре много, есть где жить и чем питаться. Прознал однажды татарин про Туму, где жили добрые люди. Прознал, отыскал да покорить решил. Пригорюнились тогда добрые люди, думать стали, как дело поправить, как гибели неминучей избежать. Думали-думали и придумали. Собрали со всех дворов свиней, намотали пугал тряпичных, косы-литовки им приладили для пущего страху и этих «баб» на свиней-то и усадили. Когда же татарское войско сон сморил, добрые люди и подпустили незваным гостям своих свинок. И пошла потеха! Свинки бежали да хрюкали, а «бабы» тряпичные на их спинах вовсю косами размахивали… Спросонок-то татары больно сильно испужались, кричать стали, будто их кипятком обварили, поразбежались кто куды, не оглянулись даже и попрощаться позабыли.

Долго ли, коротко ли, очухался татарский царёк Тумен от страху, начал ново вой­ско собирать. Вновь пошли полчища несметные до Тумы, но не стали они на сей раз ждать, решила нахрапом взять непокорное селение. Окружили его со всех сторон и пошли давить. Вот уж и первые дома виднеться стали, только людей совсем не видно было. Обрадовался Тумен, мол, вот какого страху навёл он со своим войском, что сидят все по углам, как мыши по норам, и носу не кажут. Кажный дом осмотрели татары – никого не нашли из жителей. А Тумен пуще прежнего радуется, мол, во как, даже от одного имени его люди в ужасе разбегаются. Ходит Тумен павлином, нагордиться собой никак не может. Но ведь и дураку известно, что Бог гордым противится, потому дальше дело вот как пошло.

Дошёл Тумен до тумской церкви, хотел в неё войти, а двери-то заперты. И так, и сяк воины татарские бились над дверью, но не поддалась она им. Приказал тогда Тумен подпалить церкву со всех четырёх сторон. Подошли татары с факелами к стенам церкви, да только запалить не смогли – потемнели вдруг небеса, гром разошёлся, молнии заходили, земля задрожала… Не успели татары и глазом моргнуть, как церковь тумская под землю ушла, а вслед за ней и вся Тума вместе с Туменом и войском его. Так-то!

Спросите: мол, а куды жители Тумы подевались-то? Так они перед самым приходом татар ушли. Было тумскому священнику во время ночной молитвы видение: явился ему ангел Божий. Явился, значит, ангел и повелел всем жителям Тумы уходить – половине людей назначил ангел идти на восток до вековой дубовой рощи, остановиться там и основать поселение с церковью святителю Николе, а другой половине определил ангел следовать на запад до большого лесного озера и основать на берегу того озера поселение с церковью Воскресения Спаса и Бога нашего Иисуса Христа. Исполнили в точности ангельский наказ добрые люди, разошлись по разным сторонкам – кто на восток, а кто на запад, основали поселения, но названия новые выдумывать не стали, а в память о своей милой родине назвали новые обиталища по-старому – Тума. Но чтобы путаницы не возникло, решили добрые люди своим поселениям приписки сделать по названию престолов. Так и появились в наших краях две Тумы – Николаевская и Воскресенская!

Графика Аллы Белоусовой