Андрей Торхов: «Живу как землянин»

Актер театра и кино, режиссер, педагог, мастер художественного слова, сценарист и драматург… Заслуженный артист России Андрей Николаевич Торхов личность многогранная. С 2011 года он служит в Рязанском государственном областном театре для детей и молодежи.
Наша беседа с ним в Год театра – о сути актерской профессии, о том, как сохранять в себе способность живого восприятия мира, и чем хороша провинция и опасна провинциальность.

Р.В. – Андрей Николаевич, я видел, как вы читали Арсения Тарковского на фестивале, посвященном творчеству его сына, Андрея Тарковского, в поселке Мясной, и публика сидела как завороженная. Как вы считаете, можно ли сценическим исполнением стихов влюбить человека в поэзию?

А.Т. – Конечно! Проблема в том, что немного найдется актеров, владеющих чтецким искусством. Все читают по наитию. У профессионалов есть такое понятие – эмоциональное чтение. Его-то как раз и прививают нам в школах. Дети, подражая учителям, начинают читать с выражением, плохо представляя, что они делают. Профессиональная декламация – это огромная предварительная работа и несколько уровней разбора стихотворения – ритмический, логический и – самый тонкий – звуковой. Каждый звук имеет свое смысловое выражение. «А» – звук открытости, радости, восторга, «О» или «У» – звуки страдания и боли, «И» – линейная агрессия, «Е» – мягкая форма агрессии. Проставив звуковые акценты, можно добиться особой выразительности стиха. Удивительно тонко чувствовал звукопись Пушкин. Владимир Высоцкий применял ее интуитивно. Когда ты знаешь законы, ты можешь какие-то из них осознанно нарушать, но это право нужно заслужить.

Р.В. – Вы стихи читаете на досуге? Какие авторы придают душе высокий настрой?

А.Т. – Мои поэты – Маяковский, Блок, Мандельштам, Пастернак, Рождественский, Вознесенский. Из современников – Константин Скворцов, у него сказочный по красоте венок сонетов и просто изумительные стихотворные пьесы, которые, к сожалению, не ставят, потому что играть стихи надо уметь. Сережа Таратута, мой однокурсник по Щукинскому училищу, Сергей Плотов…

Р.В. – Вот интересно получить совет от известного актера и мастера сцены. Идете вы, допустим, по улице, ничего не радует, все кажется унылым. А как сделать, чтобы душа встрепенулась и солнце выглянуло из-за туч?

А.Т. – Совет простой – включить наблюдательность. Понимаете, то, что вы в сотый раз прокручиваете у себя в голове, гораздо менее интересно, чем жизнь вокруг. Каждый момент всегда новый и никогда не повторяется. Откуда мы, актеры, берем материал для образов? Из наблюдений – за людьми, природой, животными, предметами. Нырять в себя хорошо ночью. А если глаза открыты – нужно бодрствовать и созерцать. Спроси любого человека, что он делал полчаса назад. Немногие вспомнят в подробностях. Потому что у нас механическое существование, мы с самого утра на автопилоте. Отбрасываем детали, подробности, стремимся к лаконичности во всем и делаем свою жизнь тусклой, плоской, лишаем ее воздуха.

Р.В. – Еще и уши затыкаем наушниками, не расстаемся с гаджетами. Хотя что в этом плохого, на первый взгляд?

А.Т. – Плохого ничего, кроме одного: человек перестает быть творцом своего дня. И начинает быть потребителем чужого – идей, мыслей, настроений. Так воспитывается привычка к потреблению, заменяющему творчество. Гаджеты с их языком эсэмэсок, быстрой сменой картинок, приложений приучают к лаконизму. Как сейчас разговаривает молодежь? Длина фразы 5 – 7 слов, вся мелодика речи укладывается в три тона. А если они общаются короткими фразами, то, значит, так и думают – коротко, поверхностно. Ведь неспособность воспринимать сложносочиненные предложения Толстого, Бунина – это же следствие определенного способа существования, когда много становится напора и меньше раздумий. Вот чеховское «В Москву! В Москву!» еще в пределах понимания.

Р.В. – Вы учите молодых техникам эмоционального контроля, чтобы не застревать в одном настроении, но быть живым, живым и только?

А.Т. – Когда занимался со студентами – учил. Сейчас у меня в группе 10 – 11-летние. Им хотя бы научиться просто слышать, видеть окружающий мир! Мы начинаем с элементарных упражнений – что ты видишь за окном? Попробуй это описать. Полгода проходит, прежде чем сознание начинает раскрываться.

Р.В. – Как-то на встрече со школьниками, когда Год театра только подходил к своему началу, вы сказали, что признаком состоятельности актера в профессии может служить сочувствие к людям. И тут же обмолвились, что это качество молодежь, к сожалению, утрачивает. Это такая временная болезнь или процесс фатальный и необратимый?

А.Т. – Мне кажется, бесчеловечность не может восторжествовать. А в том, что так происходит, есть вина нашего поколения. Что мы им предлагаем с экранов? Дошло до того, что создатели сериалов не хотят брать на роли хороших актеров. Не потому, что им платить много надо. А потому, что те начинают играть, создавать образы. Ничего этого давно не нужно. Достаточно технично перемещаться на площадке и «рассказывать слова».

Р.В. – Многим начинающим актерам столичные подмостки кружат голову. А вы, выпускник Щукинского училища, три года прослужив в театре имени Вахтангова, уехали в Челябинск. Не было ролей?

А.Т. – Что вы! Я от них задыхался. Но это были в основном срочные вводы в спектакли, постоянные замены. В спектакле «Антоний и Клеопатра» я сыграл всех мужских персонажей, за исключением Цезаря и Антония, которых играли Василий Лановой и Михаил Ульянов. Мне не хватало именно своих ролей. Когда ты свое начинаешь делать, тогда и чувствуешь себя настоящим актером. На прощание Иосиф Моисеевич Толчанов, ученик Вахтангова, мне сказал: «Правильно, Андрей, весь русский театр в провинции. Москва – это выставка». Я в этом убедился. Если хочешь совершенствоваться в профессии – нужно ехать в провинцию. Если хочешь стать знаменитым – в Москву. Там есть один шанс из миллиона. Например, мой друг Игорь Скляр однажды спел песню «Я уеду в Комарово» и проснулся знаменитым. А мог бы навечно остаться в картотеке киностудий.

Р.В. – В чем для вас разница между провинцией и провинциальностью?

А.Т. – Провинциальность – это неуважение к себе. Проявляется она по-разному. И когда мы бежим на спектакли халтурщиков из Москвы, готовые платить по 5 тысяч рублей за билет, потому что там, в афише крупными буквами написано имя знаменитости. А как эти спектакли делаются? Левой пяткой, в три репетиции. И когда не ценим свои таланты, пренебрежительно к ним относимся и даже презираем, потому что ума не хватает отличить подлинное от пустышки… В этом тоже сказывается дремучая провинциальность. Она и тогда проявляется, когда пытаются получить все задаром. Для Рязани очень актуальная проблема! Я своим актерам говорю: ребята, никогда не соглашайтесь на бесплатную работу. У нас любят такие подходы: «Ну ты же артист, тебе что, трудно прикинуться?». Не трудно, но нужно уважать профессию и людей, посвятивших ей свою жизнь. Неуважение к себе проявляется и тогда, когда говорят: «И так сойдет». Причем снижение требовательности происходит повсеместно и на всех уровнях, просто беда какая-то от нашествия дилетантов.

Р.В. – Андрей Николаевич, почему-то Год театра изобилует всяческими скандалами на главных сценах страны. Пылает скандал во МХАТе имени Горького, где актеры требуют вернуть в театр прежнего худрука Татьяну Доронину. В театре имени Образцова нешуточный конфликт между труппой и начальством. Старейший театр имени Волкова в Ярославле и знаменитая петербургская Александринка чуть не задушили друг друга в объятьях. Их планировали объединить, но ярославцы взбунтовались, и лично Дмитрий Медведев отменил скоропалительное решение о слиянии. О чем это говорит?

А.Т. – На мой взгляд, об одном: в управление культурой пришли люди, абсолютно чуждые театру. Для них один критерий успеха – прибыльность. Им важно не количество зрителей, а количество покупателей билетов. Так что любые реформаторские потуги объясняются одним желанием – оптимизировать, то есть сократить эту сферу. Сейчас запускают новую тему: оказывается, в наших театрах много лишних актеров! Они, видите ли, не каждый день играют. Значит, можно труппы ужать. Но так устроен театр! Сегодня идет одна пьеса, а завтра другая. Сегодня актер в простое, а завтра впахивает как лошадь. Такова специфика актерского труда – нельзя отдавать без накопления. Паузы так же необходимы для актерского роста, как игра на сцене.

Р.В. – Андрей Николаевич, на встрече с молодежью вы говорили об одной актерской технологии: чтобы понять своего героя, нужно найти его зону психофизического комфорта. У вас эта зона где?

А.Т. – Большое озеро, тихий день, лодка, на озере никого. Удочка. И рыба не клюет. Ты внимательно следишь за поплавком, и мысли, как облака, плывут своим чередом. Я так пьесы пишу. Сейчас сочиняю киносценарий с рабочим названием «Постольный» про моего прадедушку. Всю жизнь он проходил в постолах – кожаных лаптях, умер в 104 года. Когда началась война, ему было за семьдесят, со сборного пункта его отправили обратно домой, чем страшно обидели. Зимой 41-го он сам ходил на лыжах через линию фронта с двустволкой стрелять немцев. Глаз у него был снайперский – заядлый охотник! Брал он с собой батожок, на нем и зарубки делал. Таких насечек на посохе было 98.

Р.В. – С удивлением узнал, что вы в юности чуть не стали преподавателем физики и вообще готовились уйти в науку, мечтали заниматься астрофизикой. Вдруг крутой поворот – легко поступили в «Щуку» на курс Евгения Симонова, где конкурс был 212 человек на место, стали актером театра и кино. Тот период жизни окончательно забыт?

А.Т. – Как можно забыть? Это все равно что забыть старый Арбат, где я вырос и где гулял Булат Окуджава. Или забыть, как я ребенком заползал в комнату, под стол, за которым сидели приятели моего отца, изучавшего энергетику ядерного взрыва в федеральном научном центре. Они как раз вернулись с Новой Земли, где провели испытание бомбы мощностью 50 мегатонн, светила советской науки – Аврорин, Литвинов, Сахаров, Забабахин, Верниковский. И Евгений Иванович Забабахин говорит: «Я перестал чувствовать себя гражданином Советского Союза. – На него вопросительно уставились. – «Шарик» – он же маленький, – тихо сказал дядя Женя. – На ладошке лежит. Раз – и нету его. Нет, ребята, я землянин». И в мое детское сознание так упало это слово, что я всю жизнь живу не как москвич или рязанец, челябинец, россиянин, а как землянин. С чувством хрупкости и беззащитности этого мира, который нам по силам сделать лучше, пробуждая в людях чувства добрые…

Беседовал Димитрий Соколов
Фото из архива А.Н. Торхова