В мае этого года исполнилось 85 лет Галине Петровне Черновой
Лет пянадцать назад я была в командировке в дальнем районе. Вдруг посреди долгого разговора немолодой уже руководитель хозяйства спросил меня:
– А Галя Чернова еще работает?
Я ответила, что Галина Петровна уже на пенсии, пишет иногда в газету. И тогда мой собеседник, глядя куда-то мимо меня в оконный переплет, произнес:
– Она ведь приезжала к нам. Красивая была…
Чернова научила
Журналист Галина Петровна Чернова была человеком ярким – такую не забудешь. В ней была балетная стать, выработанная в танцклассе у станка, и железобетонная жесткость в суждениях, которая тоже у многих в памяти.
Она безжалостно правила материалы молодых журналистов, размашисто перечеркивала абзацы, выбрасывала в корзину целые страницы выстраданного текста, ругалась при этом громко и хлестко. И до сих пор звучит в ушах фраза, произносимая Галиной Петровной с непередаваемой интонацией: «Дура какая…». В ней и оценка, и сожаление, и снисхождение, и сочувствие.
Руганные ею ученики стали журналистами. Некоторые из них до сих пор в деле и вспоминают Галину Петровну вместе с пережитым тогда мандражом, обидой и радостью, оттого, что материал все-таки опубликован. Чернова научила их править, сокращать, писать, думать…
Сама она писала подолгу, иногда мучительно. Я видела у нее дома эту гору бумаг на столе, разрезанные, исписанные страницы с многочисленными правками, книжки с закладками, блокноты, бумажки с нужными словами, цитатами…Галина Петровна писала всегда от руки, правила, переписывала, сверяла имена, цитаты, факты. После того, как текст печатали машинистки, перечитывала его снова, расставляя пропущенные запятые, вписывала нужные слова своим красивым округлым почерком. Теперь мало кто так работает. А она хотела, чтобы именно так над текстом трудились молодые журналисты.
Прикосновение к таланту
В газете Чернова занималась вопросами культуры и мало кого на эту поляну пускала. Ее хватало на все: литературу, кино, театр, музыку, живопись, выставки, гастроли, премьеры. Галина Петровна всем этим жила, ей было интересно в этой культурной среде, где ее все знали, она знала всех. Писала заметки, рецензии, очерки, интервью, вела литературную страницу.
Появившись в Рязани в конце 50-х, Галина Чернова казалась столичной штучкой, хотя таковой не была. Шестнадцатилетняя девочка с Украины не смогла стать балериной и поступила в один из первых наборов на знаменитый журфак МГУ в 1954 году. На курсе она была самой юной, а когда пошла на практику на радио, ей сообщили, что из-за ярко выраженного украинского говора в эфир ей нельзя. После этого Галя год занималась с педагогом по технике речи из школы-студии МХАТ. На радио ее взяли, и говорила она на чистейшем московском наречии, при этом с блеском рассказывала всякие истории из кочевой театральной жизни, возвращаясь к украинской мове.
Потом Галина Петровна пришла работать в «Приокскую правду», чтобы остаться в ней навсегда. Наверное, самое большое удовольствие, которое она познала в своей профессии, было прикосновение к таланту, общение с людьми величайшего профессионализма. Потому навсегда осталось в ее памяти общение с Евгением Нестеренко, о котором она писала и любила рассказывать. Она училась у тех, с кем говорила, о ком писала. И всегда радовалась новым знакомствам с талантом, могла делиться этой радостью снова и снова.
Театральный критик Галина Чернова обладала в городе авторитетом и знала об этом. Она могла помочь актеру, режиссеру, спектаклю. И когда могла, помогала. Приводила, например, на предпремьерный показ высокого начальника, который поддерживал спектакль, вызывавший сомнения у партийного руководства. И спектакль жил. Могла написать статью в защиту новаторской постановки. Ее слову доверяли. А Галина Петровна прекрасно понимала, что любая ее заметка будет опубликована тиражом более 100 тысяч экземпляров.
Мне кажется, многие сегодняшние театральные новации не пришлись бы Галине Петровне по душе – слишком хорошо она знала силу воздействия театра на зрителя и актера. Но вкус к новому и подлинному у нее был. Не случайно, например, в живописи она так любила творчество Виктора Минкина и Сергея Ковригина – абсолютно разных и совершенно замечательных художников. Дружила с ними, восхищалась…
Убедительность выбора
Ее «Литературные страницы» в «Приокской правде» – летопись рязанской словесности. У рязанских писателей и поэтов – особые отношения с Галиной Черновой, ее нет уже несколько лет, а отношения сохраняются. Попасть на ее страницу было непросто: стихи, рассказы должны были прийтись по душе журналисту. Вы скажете, это вкусовщина? Но у Галины Петровны был безупречный литературный вкус. Она печатала лучших из тех, кого можно было печатать. Не будем забывать о цензуре, которая в те годы не дремала.
Те, кого Галина Петровна опубликовала, были счастливы (вспомним о тираже газеты). Те, кого она не пустила на литстраницу, помнят об этом до сих пор.
Иногда ее выбор казался мне непритязательным. Но она всегда была права. Помню, с каким восторгом она рассказывала мне о небольшой новелле Николая Родина «Танк и маленькие утята». Ну что там? – спрашивала я себя. – Ветеран встречается с детьми, рассказывает всего об одном бое. Только потом, узнав подробности биографии Николая Александровича, я поняла, что именно в том единственном бою он был тяжело ранен и стал инвалидом на всю жизнь. Стал журналистом, потом писателем, но тот единственный бой не давал ему покоя, и он написал рассказ, в котором отразилась жизненная трагедия. И Галина Петровна это почувствовала.
Многие считали, что Галина Петровна всех поэтов сравнивает с Евгением Маркиным, превзойти которого было трудно. Но, кажется мне, что у Галины Петровны был свой гамбургский счет. Она все поверяла Пушкиным. Ее отношение к Александру Сергеевичу можно объяснить его же словами, обращенными к другому гению: «Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь». Именно таким она видела и знала Пушкина. Знала, как живого, сильного, страстного человека, автора гениальных стихов и прозы. Ну, кто мог выдержать такое соперничество?
В последние годы Галина Петровна тяжело болела и продолжала писать – о театре, Пушкине… Летом 2012 года она принесла в редакцию последнюю свою статью о Лермонтове. Почему о нем? Год вроде бы не юбилейный. Она меня убедила признанием: «Знаешь, мне так Лермонтова жалко…». Я перечитала на днях ту статью, в ней такая боль не за классика русской литературы, а за живого человека – юного, честного, отважного.
Ее довольно давно уже нет, а память о ней не отпускает. Не хватает этого уровня разговоров, этой почти безупречной речи, этого праведного и неправедного гнева, этих характерных жестов и точных определений. С ней было нелегко, но общение с Галиной Петровной Черновой было полноценным – по гамбургскому счету.
Ирина Сизова