Как это было. Хроника горячих дней

01.09.2025, 09:01

№64 (6368) от 29 августа 2025

В августе 1991 года страна переживала один из самых драматичных моментов своей истории

Продолжение. Начало в №62 (6366) от 22.08.2025

В эти события волею судьбы оказались втянуты тысячи обычных людей, выполнявших свой профессиональный, воинский и служебный долг. В прошлую пятницу мы опубликовали первую часть воспоминаний нашего земляка, полковника в отставке Александра Тихомирова, выполнявшего приказ об освобождении Михаила Сергеевича Горбачева и аресте членов ГКЧП. Сегодня – продолжение его рассказа.

Единственный, кто трезво оценивал обстановку, был Примаков. Руцкой был военным, видевшим смерть, поэтому чувство самосохранения у него было притуплено.

Садимся в Бельбеке, нас ставят под вышку, где находятся крупнокалиберные пулеметы, это хорошо видно в иллюминаторы. Руцкой дает нам команду выйти наружу и обеспечить выход делегации. Тут встает Примаков и говорит (первый раз за полет): сначала должны выйти мы, члены делегации. Если первыми выйдут военные, то всех расстреляют. Мы выходим, организуем охрану самолета, остальные рассредоточиваются за валом. Видно, как по периметру двигаются машины с личным составом и БТР. С противоположной стороны выскакивает заяц и начинает метаться по взлетной полосе. Кто-то его спугнул. Позже стало известно, что со стороны моря нас блокировал спецназ Черноморского флота.

Начинает темнеть, меня меняют на посту, я отхожу от самолета и вижу домик. Заглядываю в окно: ходит Павлов, министр финансов СССР, а на кушетке лежит еще один человек – Янаев. В домике накрыт стол, стоят коньяк и легкая закуска.

Чемоданчик с мигающей кнопкой

Замминистра МВД СССР Дунаев ставит задачу: по приезде делегации из Фороса арестовать Язова, министра обороны, и Крючкова, председателя КГБ СССР. В это время вдалеке на дороге появляется вереница правительственных машин. Подъехав к самолету, Горбачёв выходит из машины. К нему подходит Руцкой, они говорят о чем-то. Горбачев подзывает начальника охраны. Язов, Крючков поднимаются по трапу в самолет, я следую за ними. В это время охрана заталкивает Горбачёва в машину, и они быстро исчезают. Я следую за Язовым и Крючковым. Язов, зайдя в салон самолета, бросает на сиденье чемоданчик и вместе с Крючковым исчезает, заказав стюардессе коньяк. Личный охранник Язова падает на кресло перед VIP-кабиной и быстро засыпает. Передо мной на сиденье лежит чемоданчик с кодовыми замками и мигающей кнопкой. Забрасываю его в пенал над сиденьем. Проходит минут двадцать, и в салон по трапу вбегают два человека в строгих костюмах и неуверенно начинают спрашивать, не видел ли я чемоданчик, который оставили Язов с Крючковым. Я спрашиваю, что за чемоданчик? Мне намекают, что это принадлежит президенту, в нем безопасность. Не вникая в подробности, отвечаю им: «Если это то, что вы ищете, он лежит здесь». Отдаю его, и гости в штатском мгновенно исчезают. То, что это был «ядерный чемоданчик», я понял позже.

В самолет начинают заносить оружие, заваливая им проходы. Люди заходят в самолет такие натруженные, что падают на кипы оружия и засыпают. Взлетаем. Между кресел ходит человек в форме высшего командования гражданской авиации и тихо говорит, что нас всех арестуют. Это был Генералов, ведавший всей гражданской авиацией СССР.

Я опять сижу рядом с министром юстиции России Федоровым, беседуем с ним на отвлеченные темы. Начинаем снижаться, все в напряжении. Что готовит нам Москва?

И вот мы уже над взлетной полосой, мелькают машины, потом потянулась цепочка военнослужащих вдоль полосы. Присмотрелись – это курсанты милиции. Вздохнули с облегчением – наши. Приземлились. Выходят Язов, Председатель Верховного Совета СССР Воротников и за ними ряд ответственных работников и членов ГКЧП. К нам подбегает Дунаев и отдает четкий приказ, чтобы мы арестовали Язова. Я снимаю автомат с плеча, направляю ствол в спину Язова и слышу, как Язов говорит Воротникову: «Меня арестовывают».

Председатель Верховного Совета белеет на глазах и отстраняется от Язова. Язов идет вперед уверенно, не обращая на меня внимания. Подходим к зданию «Аэрофлота», на ступеньках министр МВД России Баранников, улыбаясь, говорит Язову, что он арестован и что арестованы все члены ГКЧП. Нам Баранников говорит, что мы свободны и можем следовать к месту своего расположения.

В заключении

На следующий день нас везут к Белому дому, где остались баррикады, но обороняющихся уже нет, дежурят только активисты. Встречаемся с Руцким, фотографируемся, рядом появляется Ельцин, но к нам не подходит и скрывается в подъезде. За ним рванули все депутаты и Руцкой. Через несколько минут, когда мы уже садились в автобус, Руцкой снова появился у автобуса, взял список тех, кто был с ним, и пообещал, что все будут награждены. Начальству нашему приказал готовить представления.

Через сутки мы были в Кашине, где неделю охраняли членов ГКЧП в СИЗО. Там находились все члены «Чрезвычайщины»: Янаев, Язов, Крючков, Павлов, Стародубцев. Неделя прошла в напряжении, ходило много слухов об их возможном освобождении, но мне кажется, что они уже никому были не нужны, потому что эпоха закончилась и всё рухнуло. Из всех, кого мы охраняли, больше всего уважения у меня вызвал, как ни странно, Язов – он вел себя достойно, спокойно, относился к нам уважительно, и мы к нему так же.

Крючков, оказывается, был готов к такому исходу дела, у него имелся чемоданчик, где лежали смена белья, заварка, сахар, кружка, ложка, бритвенный набор и разное по мелочи, что положено в этих случаях. Павлов как был в костюме «от кутюр», так в нем и спал, когда его привезли. То он сутки выл белугой и рвал на себе волосы, отказывался от баланды, то через сутки трескал ее с удовольствием и требовал добавки. Янаев вел себя тихо, но ноги при осмотре были все в трофических язвах. Стародубцев показал себя правильным «мужиком», не унывал, постоянно старался завязать разговор, пока первые два дня режим содержания был лояльным. Впоследствии мы уже не могли свободно подходить к любой камере, так как возле них установили посты контролеров.

Через неделю нас сменил спецназ, и мы вернулись в Москву. Я же вернулся в Рязань, потому что должен был принять участие в чемпионате Европы по пулевой стрельбе среди полицейских, проходившем в Лиссабоне.

Минуло уже много лет после этого события, а воспоминания остаются яркими. Со временем осмысливаешь, что произошло на самом деле. А произошло самое простое, что могло произойти с человеком, с его мировоззрением, внутренней сущностью, потребностями. Поездки на Запад наших элит, подарочки и взятки руководителям – всё это размыло коммунистическую мораль и сделало людей во власти «либералами» и предателями. Общество к тому времени так было пронизано либерализмом в циничном его воплощении, что он буквально витал в воздухе. Ценности Запада уже казались и нашими ценностями. Летя в самолете, я об этом не задумывался, хотя знал: все, кто сейчас в салоне, – коммунисты, хотя среди них большинство уже мыслили как либералы.

Но уже тогда меня мучил вопрос, как такие люди, как Крючков, Язов, смогли допустить подобную ситуацию в стране.

Руцкой уговорил последнего президента СССР Михаила Горбачёва лететь на нашем самолете ТУ-134. Когда Горбачёв спросил его, кто эти военные, которые стоят у самолета, Руцкой в шутку сказал: «О, это головорезы, которых я сам боюсь». После этого Горбачёв согласился лететь на другом самолете.

По прошествии лет видно, какой слабой тогда оказалась власть, утратившая авторитет, идеологические ценности, а Запад, потирая руки, воспользовался этим. Президент России В.В. Путин в одном из интервью журналисту Павлу Зарубину сказал, что именно геополитические приоритеты важны для Запада, а не идеология и религия, это лишь инструменты для достижения собственных целей.