ОЧЕРЕДЬ

Полдень, век ХХ… После долгих объездов полей и ферм  возвращались мы домой со стороны Яблонева. Минули поворот на Великую Луку, потом Новоселово и вскорости пропыленный временем и летним солнцем наш  редакционный УАЗик оказался в славной старой части  Кораблина. Городок наш небольшой, до боли знакомый с детства, он и сейчас словно замер во времени, а тогда, в середине 80-х прошлого столетия, и вовсе   не выделялся среди своих собратьев-соседей. Одно лишь его отличало от Сапожка ли, Ухолова – народу   в городке нашем, а, значит, и очередей было куда  больше.

Вот и в то лето 1986 года, а время  близилось к двум часам пополудни, возле винно-водочного магазина, что по улице Коминтерна, толпился честной народ. Остановились на минутку здесь и мы. Нет, не за бутылочкой, хотя она  и не помешала бы – не святоши ж мы, в конце концов, – а чтоб запечатлеть на память эту очередь. Очередь, вызванную знаменитым антиалкогольным Указом от 15 мая 1985 года.

Кораблинцы в ожидании своего часа незлобиво перебрехивались, травили анекдоты и пели частушки. Особенно запомнилась одна из них:

-В 6 утра поет петух,

       В 8 – Пугачева.

      Магазин закрыт до двух,

      Ключ – у Горбачева!

Кто-то весело бросил в толпу:

–Трезвость – норма нашей жизни.

Ответ не заставил себя ждать:

– А норма эта – две бутылки на человека!.. Эй, кажись открывают! Налетай,  подешевело!

И народ  ломанулся в  двери магазина. Первые счастливцы, отоварившись и выйдя с двумя поллитровками беленькой – она тогда  стоила 3 рубля 62 копейки, торопливо шли по своим неотложным делам. Единственная валюта, причем даже при самом маломальском деле – огород ли вспахать, забор ли подправить,– была бутылка водки. А где ее взять родимую, коли  продажа спиртного была резко ограничена?

При этом власть наша всяческими путями пыталась убедить свой народ отказаться от многих своих старинных традиций и обычаев, связанных с потреблением той же водки. Тогда даже  безалкогольную комсомольскую свадьбу придумали. Это когда на столах ни одной бутылки, а все пьяные. Потому что коньяк,  водку или самогон в день свадьбы наливали в самовары и чайники. Гости подходили, цедили спокойно себе в бокалы такой «чаек» и к концу торжества уже были счастливы и веселы. Подобного рода свадьбы обычно проходили у нас в столовой между текстильными общежитиями, там, где сейчас магазин «Крокус».

Всесоюзное общество борьбы за трезвость  тоже активно внедряло в нашу жизнь и  «безалкогольные свадьбы», и многое другое. Наш Кораблинский район, помнится, был поделен на несколько зон трезвости. Городская зона трезвости была, Ковалинская…  Это предполагало, что  каждый житель  населенного пункта должен был поддержать идею генсека искоренить пьянство. Но прежде вступить в Общество, а потом уж  ни-ни! Ни капли в рот!

Мне кажется, что там, в верхах, просто не понимали,   к чему приводит вот такая «трезвость». Или не хотели понимать. В том я убедился, когда  с группой редакторов районных газет нашей области в так называемые перестроечные годы побывал на курсах повышении квалификации в Москве. В рамках этих курсов довелось познакомиться аж с Председателем Центрального правления Всесоюзного общества борьбы за трезвость – фамилию, к сожалению, запамятовал. Нас встретил этакий удалой старичок с доброй улыбкой и окруженный молодыми референтами. Доверительная беседа в особняке где-то в центре столицы длилась  час, а то и больше.

– Ну как вы там, в глубинке, живете после указа-то? Небось, хорошо? – вежливо пошутил старичок.

_– Это уж точно, хорошо живем! – тоже пошутили мы в ответ чуть ли не хором.

А я добавил:

–Когда водки нет, то с пивом хорошо идут две пшикалки. Три – перебор, а две в самый раз!

–Это как? – удивился старичок.

– Да так!  Берешь кружку пива, достаешь баллончик дихлофоса и – раз, два в кружку. А если третий раз пшикнуть, то может и  с ног свалить.

Глаза у старичка начали округляться. А я вошел в раж, потому что наболело, да и Рязань нам приказала не молчать, а резать правду-матку:

– А еще очень хороша морилка.    Для тех, кто не знает, морилка – это такой препарат, которыми обрабатывают древесину, чтобы придать ей благородный  темный вид, Ее обычно продают в порошке. Но иногда на прилавок «скобяного» магазина, так мы звали городской «Хозмаг», выбрасывали спиртовой настой. И тогда за ней выстраивалась очередь. А еще кораблинцы охотно брали лосьоны «Свежесть»,  «Огуречный», одеколон «Тройной», элексир для полоскания рта. Особым шиком считалось пойти в аптеку и купить фуфырик  боярышника или пиона. Но последнее было совсем дефицитным и шло лишь для «элиты». Ну, а насчет морилки… Выпьет мужик одну дозу, вторую, смотришь, начинает краснеть. А потом он синий становится.

Старичок и референты  безмолствовали. Так, в молчании, и покинули мы этот шикарный особнячок, где жили когда-то благородные дворяне, которые и не помышляли о дихлофосе и морилке. А вот власть наша с 1985 и по 1990 годы  вволю поиздевалась над ничего не понимающим народом. Который  терпеливо ждал, когда ж закончатся эксперименты Горбачева. Хотя некоторые и в ту пору как могли боролись с этой напастью. Для примера – позиция моего друга, Почетного гражданина  Кораблинского района, страстного краеведа Виктора Чеклуева.

– Мой отец – фронтовик, и что, я должен буду к нему на 9 Мая с цибиком чая идти?! – возмущался, причем открыто, в те годы Виктор Викторович. А был он тогда не абы кто, а зав.орготделом райкома партии. Должность высокая и ответственная, обязывающая ко многому.

–Ты должен пример подавать, а ты даже в общество борьбы за трезвость не вступил, – укорял его «первый». Василий Сергеевич Катыхов тоже был порядочным человеком, все понимал, поэтому строго не судил своих подчиненных, особенно Чеклуева..

А вступил Виктор Викторович в «трезвость» лишь когда  работал в обкоме партии – там людей, имеющих собственное мнение, не любили. У нас же в районе все было попроще. Даже наказание.

Помнится,  на бюро райкома обсуждали мы за пьянку одного известного в районе человека. Поздний вечер, да еще середина ноября, когда снег заметает все следы, а также этого самого руководителя, который мирно похрапывал в колее. И если бы не милицейская машина, которая высветила своими фарами «отдыхающего» гражданина, то  к утру ему наверняка бы понадобился катафалк. А так забрали, отвезли в вытрезвитель, почистили, помыли. Сообщили о прискорбном факте в райком партии. Бюро. Всем было немного неловко – все-таки неплохой мужик, семейный. Что делать? Исключать из партии и освобождать от занимаемой должности? Так на его месте каждый мог оказаться…

Долгое молчание прервал Анатолий Колядин, который возглавлял народный контроль:

–А ты как лежал в колее-то? Лицом к дому?

– К дому, Анатолий Иванович, к дому, – зачастил провинившийся.

– К дому – это хорошо! Значит, к семье шел. К детям. Если бы головой от дома, тогда другое дело. Тогда  строгач тебе надо было бы влепить. А так, дорогие товарищи, предлагаю объявить ему просто выговор. Без занесения в учетную карточку.

– Выговор, конечно выговор! – счастливо и сразу же заговорили другие члены бюро. А счастливы были от того, что так мирно разрешился этот деликатный вопрос.

Что ж,  мы тоже на этой счастливой нотке закончим наш рассказ об одной из очередей перестроечного времени. Слава Богу, что оно, это времечко, закончилось. И осталось лишь в наших воспоминаниях. И на этой вот фотографии.

Юрий Харин, член Союза журналистов России. Кораблинский район.

Фото автора.