Исходя из ряда других обуревающих нас проблем, предлагается российскую свободу даже несколько сузить. Речь идет о художественной сфере – в смысле не все спектакли, песни, кинофильмы пропускать, не все предлагаемые рукописи печатать. В ответ на это многие с ужасом спрашивают: «Возврат цензуры?» Предлагающие, как правило, сие отрицают, но хотят, по всему видно, чего-то такого. И в повседневной жизни мы часто желаем: лучше меньше – из-за более строгого отбора, да лучше.
С недавнего времени я иногда посещаю небольшой подвал на Первомайском проспекте, где над дверью значится – «Распродажа книг». Здесь за сравнительно недорогую цену реализуется залежалый в книжных магазинах и на складах товар. Попав сюда впервые, я испытала некоторое потрясение. Место это, как я думаю, не очень почетное для деятелей литературы, но именно здесь «и по пять рублей, и по три» продается продукция не только малоизвестных литераторов, но и лауреатов многочисленных ныне премий и конкурсов, составляющих в силу этого якобы славу и гордость российской литературы. «Как много их!» – поразило меня обилие распиаренных, но невостребованных имен. «А ничего на душу не ложится», – прокомментировала этот возглас покупательница, энергично переставлявшая рядом со мной книжки на полках.
Сегодня очень много писателей – наверное, больше, чем читателей. Причем выпускается продукция, которая лет двадцать назад не имела никакого шанса появиться в печатном, растиражированном виде. Знаю это по своему опыту работы в отделе культуры областной газеты. Народ и тогда любил пописывать стишки и пачками присылал их в редакции газет (а куда еще?). А поскольку на каждое читательское письмо в те времена полагался ответ, то раз в месяц мы штамповали несколько десятков экземпляров примерно такого ответного послания: «Уважаемый такой-то! Мы понимаем ваши чувства, но, к сожалению, вам не удалось найти достойную форму для их выражения…» Потом мне сказали, что слово «уважаемый» лучше не употреблять, только имя-отчество. Графоман – человек настырный, пойдет с редакционным ответом в обком партии: «Вот, сами называют «уважаемый», а не публикуют».
Мне тогда мало верилось в такое развитие событий, но нечто очень похожее случилось, как писала недавно «Литгазета», в Тамбове – и это уже в наше, рыночное, время, когда у самодеятельного автора только одна забота: найти деньги для «самиздата» и преподнести их издателю.
В Тамбове автор пенсионного возраста так и поступил, и выпустил не какой-нибудь сборничек-брошюру, а целый том в красивой твердой обложке. Только отгремели ему в честь этого поздравления, в том числе и от членов Союза писателей, которые вполне обоснованно считали его как бы своим младшим собратом, как он предъявил такие требования: немедленно принять его в Союз и снова выпустить книгу его стихов, только уже за счет областного бюджета. Дело дошло до милиции, судов, и оно, как я поняла, в судах еще слушается: ну как объяснить графоману, что он – графоман?
А вот пример наш. Учительница литературы в сорок лет на личные деньги выпускает стихотворный сборник (говорят, подвигли ее на это неудачи в личной жизни) и посвящает изучению своих произведений… целый урок у пятиклассников! Все по-серьезному: «Какими словами описывает автор природу?», «Какие чувства он при этом выражает?» Хорошо еще, что завуч отсоветовала педагогу задавать детям учить наизусть свои несовершенные вирши.
Нынешний этап в жизни русской литературы очень странный. На знаковую встречу ее представителей с таким знаковым человеком, как Владимир Путин, пригласили лишь часто мелькающие в медийном пространстве лица да известных дам-детективщиц. Премьер-министр сказал было о литературном «чтиве», но они его же за это отчитали. Силу свою чувствуют – ведь в тот подвальчик, о котором я написала, сочинения этих дам почти не попадают.