Нет, не стирает время основные черты характера, не уходит с годами из человека его внутренняя стать. И когда я перевожу взгляд с фотографии в альбоме, где запечатлен молодой краснофлотец Феофанов, на снимок ветерана, что сделан буквально на днях, то улавливаю все ту же молодцеватость, военную выправку этого человека. Дай Бог, скоро отметит Владимир Федорович свой 95-й юбилей. Там уж и до столетнего недалеко, а память у него как у молодого. Можно долго слушать его рассказы о голодном довоенном детстве, военной службе на субмарине, торпедных атаках и минных полях.
Хорошо помнит Владимир Федорович тот хмурый, дождливый конец октября 1939-го, когда его, молодого учителя математики, проводили на срочную военную службу с железнодорожной станции "Рязань-1". Володя к тому времени успел жениться, прощался с семьей на целых пять лет – столько тогда служили по призыву. В Ленинграде новобранца определили в КУОПП. Володя пожал плечами и отправился в казарму, никто ему не объяснил, что это за странное подразделение. Оказалось – краснознаменный учебный отряд подводного плавания, а сам он теперь – моряк-краснофлотец. Я прерываю рассказ старого моряка и спрашиваю про условия службы – была ли у них, интересно, в те времена дедовщина. Сам я служил срочную в начале 90-х и порядком насмотрелся на внеуставные отношения в ротах.
– Мы не знали, что это такое, – с жаром говорит ветеран. – Чтобы старослужащие унижали, а тем более, издевались над молодыми – подобного мы и представить себе не могли. В моральном отношении служить было очень комфортно. Ну, слушайте, что было дальше, – не теряет нить разговора Владимир Федорович. – Меня определили в группу электриков на подводную лодку. Изучали электротехнику, работу приборов, аккумуляторной батареи… Занимались строевой подготовкой, стреляли из винтовок, практиковали аварийный выход из подлодки в индивидуальных спасательных аппаратах. Для этих тренировок служила церковная колокольня, внутри которой сделали камеру и накачивали ее водой.
В Кронштадте к молодым морякам приходили высокие начальники из штаба флота.
– Ну что, парни, будем воевать? – как бы шутя спрашивали они срочников.
– А с кем воевать-то, с Англией, что ли? – бодрились морячки.
И запомнил Владимир, как однажды сказал им офицер уже с серьезными нотками в голосе:
– Нет, ребята, воевать придется с Германией.
Так оно и вышло.
Великую Отечественную Владимир встретил на подлодке "С-14" в Каспийском море. Мог бы и на Балтике, но туда лодку сплавить не успели – немцы разбомбили шлюзы. Боевое дежурство субмарина несла у берегов Махачкалы, Дербента, были рейды в Иран. Находясь над водой, экипаж частенько попадал под обстрел вражеской авиации, ведя ответный огонь из 45-миллимитровой пушки. Из-за сложной обстановки на Кавказе лодка оставалась на Каспийском море до 1943 года, потом по Волге, заполоненной минами, начала продвижения на Север. Основные сражения ждали ее в Белом и Баренцевом морях, где противник транспортировал живую силу и технику. "С-14" должна была топить вражеский транспорт и корабли охранения. К тому времени фашисты начали усиливать меры предосторожности. Морской транспорт сопровождал не только конвой из быстроходных катеров. От открытого моря фарватер ограждался минными полями. Чтобы пройти их, лодка должна была на глубине лавировать между минрепами – тросами, на которые крепились мины. Не забыть никогда Владимиру Федоровичу ужасный скрип минрепа по обшивке, зацепившегося за горизонтальный руль. Один неудачный маневр – и лодка могла намотать на себя мину.
От скрежета стыла кровь в жилах, но паники не было – в экстремальной обстановке каждый моряк выполнял свою работу с той степенью точности и автоматизма, которая вырабатывается на учебных занятиях и приходит с опытом. И эта напряженная работа вытесняла страх, не оставляла места проявлениям слабости.
– После прохода минного поля всплыли, была ночь, – вспоминает Владимир Феофанов. – Зарядили аккумуляторную батарею и несколько суток маневрировали недалеко от берега в поисках немецких кораблей. Вскоре показался довольно большой транспорт, его охраняли три корабля – впереди тральщик и два сторожевика. Послышалась команда: "Боевая тревога!" Через некоторое время мы в шестом отсеке почувствовали, как лодка вздрогнула, а потом услышали два глухих отдаленных взрыва. Это наши торпеды попали в транспорт.
А дальше началось преследование. Лодка сразу ушла на глубину 70 метров. Немцы применили свою аппаратуру для обнаружения. Как она действовала, Владимир Федорович не знает, но говорит, что сам момент обнаружения для команды был ясен, поскольку сопровождался дробным стуком по корпусу лодки.
– Вот и на этот раз мы отчетливо услышали дробный звук, который прошел строчкой от конца левого борта пятого отсека к началу правого борта седьмого отсека. Потом еще строчка, но уже ближе к корме. Раздались взрывы глубинных бомб. Через минуту еще серия взрывов, уже ближе. Экипаж ждал конца. Полопались плафоны освещения, вышел из строя электромотор кормовых горизонтальных рулей. И вдруг взрывы стали удаляться. Прошла команда: "Осмотреться в отсеках! Доложить". Лодка осталась невредимой.
Когда Владимира Федоровича спрашивают, был ли он на войне ранен, ветеран улыбается: у подводников не бывает ранений от пуль и осколков. Они либо живы и сражаются – всем экипажем, либо погибают – тоже все и сразу. Случаи спасения счастливчиков из подбитой субмарины всегда уникальны.
Мне интересно, что на подводной лодке доставляло больше всего неудобств.
– Сильно тяготил недостаток воздуха, – говорит Владимир Федорович. – Иногда под водой находились сутками. По восемь часов, затаившись, лежали на дне. Запас воздуха был ограничен, а система его очистки – не такой совершенной, как на современных кораблях. Попадали мы и в жестокий шторм, когда ходить по отсекам можно было только держась за арматуру, укрепленную по бортам. Однако распорядок на корабле – дело святое, и каждый обязан был выполнять свою работу. Вахтенный дежурит на посту, кок обед готовит… И однажды во время сильной качки повар приготовил компот из мандаринов. Выпили мы по кружке, и даже тех, кто морской болезнью не болел, скрутило основательно. С тех пор от одного вида мандаринов мне делается не по себе.
О Победе на подлодке узнали по шуму и радостным крикам на кораблях союзников. Потом пришло сообщение на наши корабли. Все офицеры и матросы выбежали на пирс, кричали "ура". Владимира ожидало еще одно грандиозное событие. Его, командира отделения электриков подводной лодки "С-14", отобрали для участия в параде на Красной площади в июне 1945-го. Тогда он впервые нарушил дисциплину. Чеканя шаг в шеренге сводного морского полка по кремлевской брусчатке, среди таких же моряков, смотрящих только вперед, не выдержал, повернул голову. Рядом бросали на мостовую немецкие знамена, и он, старшина первой статьи, прошедший всю войну, увидел этот миг собственными глазами.
В мирное время Владимир Федорович работал в образовании – был завучем и директором школ, ассистентом на вузовских кафедрах. Только когда исполнилось ему 89 лет, решил уйти на отдых. Дочь Евгения заботится о своем папе, содержит в порядке его военный архив. В большой семье двое внуков и трое правнуков. Морские реликвии – тельняшку и бескозырку – выпросили у дедушки племянники. Он отдал бы и кружку, только что может быть интересного в старой посуде с отбитой эмалью? Кружка дорога ему как память, с ней он прошел всю войну. Девятого мая и в День подводника он снова достанет ее из серванта, чтобы выпить за Победу и фронтовых товарищей.
Гляжу на Владимира Федоровича и думаю, как я был бы рад рассказывать своим внукам, что их дед плавал на подводной лодке к берегам Ирана и топил вражеские корабли в Баренцевом море. Или снять с полки алюминиевую кружку и сказать гостю, что с ней мы прошли не одну тысячу миль под водой и чудом спаслись от глубинных бомб.
Нет у нас ни таких рассказов, ни таких реликвий. Наше время другое. Хорошо, что оно мирное. И все-таки то поколение было, наверное, сильнее нашего. В этом признаваться и горько, и легко. Ведь какими бы усталыми, надломленными, сбитыми с толку мы ни были, то военное поколение – часть нашей общей судьбы, мы его потомки, а значит, несем в себе частичку его славы, его мощь и здоровое начало.