А вот я, например, взяток никогда никому не давала. Без блата в свое время поступила в институт, хотя и тогда кто-то из односельчан при случае консультировался с моими родителями, кому в Рязани надо дать «на лапу», чтобы устроить дитя в вуз. Что касается поддержания здоровья, то был период, когда мне было довольно солоно, лечилась я у очень квалифицированных специалистов, но никто из них о каком-либо вознаграждении мне не говорил и я их ничем, кроме слов, не отблагодарила.
Приходится и сейчас иногда попадать в больничную палату. Как бывает? Освобождается рядом койка, кладут на нее очередную страдалицу, и она, немного оклемавшись, тихонько, на ушко спрашивает: «Ты сколько врачу дала?» – «Да нисколько», – отвечаю. Кто-то верит, а кто-то нет. А значит, наверно, решает подстраховаться. Но даже в этом случае как-то незаметно бывает, чтобы соседке уделялось внимания больше, чем мне. Это я к тому, что часто мы сами слишком уже суетимся, задабриваем, подмасливаем и прочее, и тем самым взращиваем в человеке склонность к такому мерзкому явлению, которое называется коррупция.
Повторяю: я взятки никому не давала и сама ни у кого не брала. Правда, мне ее и не предлагали.
…Когда я в задушевной беседе выдала этот пассаж одной молодой девушке, она, тонко улыбнувшись, заметила: «Если бы дали, взяли бы».
Я не обиделась на эту юную особу: ни она меня хорошо не знала, ни я ее. Но потом не раз задумывалась: каким образом у человека, только вступающего в жизнь, сложилось твердое убеждение, что ради денег можно рисковать всем: честью, совестью, свободой?
Тут нельзя с превеликим сожалением не сказать, что если последнее из этих понятий по-прежнему что-то значит (то, что в тюрьму никому неохота – это аксиома), то слова «честь» и «совесть» для многих – пустой звук.
На автобусной остановке одна мамаша, например, громко делилась мыслями о пользе высшего образования и заключила: «Так что я постоянно твержу: «Учись, дочка! Если что не ладится – денежку в зачетку и вперед!»
Я не знаю, говорят ли нынешние родители малым детям, которые своими ручонками горазды хватать буквально все: «Положи на место, нельзя брать чужое!»? Может быть, они, наоборот, поощряют: «Бери, детка, бери, глядишь к восемнадцати годам чего-то и накопишь!»?..
Это вроде бы нелепое предположение не так уже и нелепо в контексте современной жизни. Вы замечали, что когда в нашем присутствии рассказывают о том, что кто-то где-то словчил, мы сегодня не возмущаемся: «Какой подлец!», а, как правило, восклицаем: «Правильно, так и надо, вот молодчина!»? Конечно, это не означает, что каждый из нас сам готов повторить подобное. Восклицание это чаще всего протестное, и протест идет, скорее всего, из глубины двадцатилетней давности, несправедливости и разрушения, совершенных тогда. Но наша сегодняшняя, выраженная таким образом позиция, как говорят дипломаты, абсолютно неконструктивна. Она лишь продолжает саморазрушение – хотя бы потому, что рядом живут дети, которые все слышат и видят, и мотают себе на ус.
Так что чудище поганое, рукасто-зубастая «кор-рупция» – это не только то, что делают «нехорошие» другие, но и чему помогаем мы сами. Зачем мы это делаем? Что с нами происходит (как спрашивал Шукшин)?.. Даю ответ, верный, конечно, лишь отчасти: мы хотим прийти к своему счастью и процветанию (вспоминаю «денежку» в зачетке) очень коротким путем.