Юрий Леонов является лауреатом Международной литературной премии имени Платонова. Сорок лет Юрий Николаевич создавал свою книгу «На краю Мещеры», собирал по главам с тех пор, когда поселился на берегу Оки. Каждое лето он отправлялся туда, где душа нашла необходимый писателю приют.
В детстве, намотавшись с родителями по нашей необъятной стране, окончив в родном Свердловске Уральский госуниверситет и став журналистом, он вновь попал чуть ли не на край света – на Сахалин, где в 1961 году вышел сборник рассказов с весьма удачным для этого острова названием: «Письма идут месяц». Казалось бы, пришла пора осесть в одном месте, но неожиданно все переменилось. Пока выходила книга, ее автор оказался на Высших сценарных курсах, по окончании которых опять начались мотания в качестве киношника по всему Дальнему Востоку – от Чукотки до границы с Китаем. Но и эта эпопея, в конце концов, завершилась, и Леонов вернулся в Москву, начал работать в «толстом» журнале.
Здесь родилась первая столичная книга «Люди как люди». Пора бы угомониться, но он зачастил под Рязань, в Костино. Почему в Костино? Да потому что оттуда родом теща и тесть. Они оказались в Москве в годы НЭПа, со временем пропитались ностальгией и решили снимать в родном селе дачу. Позже Леонов с сыном построил собственный дом и стал своим среди сельчан – без Николаича не обходилось ни одно мало-мальски заметное событие. Никто, конечно, не знал, что почти все они ложились на бумагу: ведь так устроен писатель – не может остаться равнодушным, имея на всё свой взгляд. Как он сказал в недавнем интервью: «…хочется высказаться в противовес той чернухе, которую плодит не только телевидение, напомнить землякам, что есть среди нас еще немало тех, кому не все равно, куда мы идем…». И метафорично добавил: «Современный русский писатель в своем большинстве напоминает мне человека, который строит корабль в пустыне, в надежде, что сюда придет большая вода… Но поплывет ли – бог весть. Однако работу не оставляю, как тысячи собратьев по перу – литературных корабелов. Целая армада, готовая послужить Отчизне, ждет приливной волны. Где она, за каким горизонтом?»
И вот его новый «корабль» сошел с писательских стапелей, разнося весть о жителях села Костино, в которых угадываются судьбы большинства россиян. Книга «На краю Мещеры» стала своеобразным признанием верности к полюбившемуся краю, к чарующей многоцветными красками природе срединной России, к ускользающим традициям прошлого. Галерея портретов создана разноплановая: от образов бесшабашного мастеровитого Сереги и дотошного библиотекаря Аллы Смагиной, «пишущей» историю села, до многомудрого «философа» Андреева и непонятной для молодежи бабы Насти с ее неистребимой потребностью к труду.
В конце книги писатель уходит от мирской суеты, словно растворяясь в природе: «Денек и в самом деле был, как подарок. Дробились блики в золотистом, спадающем с дуба ковре дикого хмеля. На самой вершине цепенели, сгорая в закатных лучах, слегка поредевшие листья. Еще выше, кружась, ловили остатки солнечного света деревенские голуби. И перья облаков струились через весь небосвод пламенеющей рекой времени». («Поздняя ежевика»).
Такая проза увлекает душевностью, искренностью, каждое слово в простых на вид новеллах получается исповедальным, а все вместе они составляют роман-откровение о сельчанах. Автору важно рассказать именно о своих, костинских. Во всем дотошный, въедливый, напоминающий внешностью мещерского лесовика, Леонов по страницам, как по полочкам, раскладывает запечатленную жизнь и находит в этом радость. Он будто напоминает, что именно такая и нужна: не броская, не плакатная, а живая. Именно к такой и стремятся горожане, желая соприкоснуться с ней хотя бы на дачах, где зачастую бывает не до «природы». И не каждый дачник, бросив грядки, помчится к редактору газеты со статьей, в которой доказывает необходимость сохранения больницы в соседнем селе Пощупове, не жалея ни времени, ни энергии, как делает Юрий Леонов.
И так во всем: если что-то задумает – не остановить. Сбылось многое из того, о чем мечтал, и юбилей он встречает на капитанском мостике литературного корабля, построенного собственным радением, дождавшись «приливной» волны.
Владимир Пронский