Комсомольский секретарь и звеньевая предстала сегодня передо мной Марией Егоровной Алимпиевой в уютной рязанской квартире, в теплом, сообразно возрасту, фланелевом халате и добротной вязаной безрукавке. Жалуется на зрение, но глаза «вострые», ясные. Говорит четко, рассказывает интересно.
Главным своим жизненным достижением считает трех детей, трех внуков, двух правнуков – «Все добрые, непутевых нет». В семье Алимпиевых о роли бабушки в колхозной жизни военных лет знают, относятся к этому с уважением. Вот что написала в сочинении одна из внучек-школьниц: «На плакатах военного времени о Родине изображена женщина – именно такая моя бабушка. Добрая, строгая, надежная, трудолюбивая. На таких, как моя бабушка, держалась и будет держаться страна. А мне повезло. Я счастлива, что у меня есть бабушка – идеал для молодого поколения». Мария Егоровна таким отношением к себе гордится.
***
Родилась она в 1921 году в деревне Озериха Сараевского района. Из-за болезни училась в школе всего пять лет, но именно ее в 1937 году послали от колхоза на районные курсы счетоводов, которые через год Мария успешно закончила. После этого стала помощником главного колхозного бухгалтера Михаила Кирилловича. Как человека грамотного, подкованного, ее еще и избрали секретарем большой Озерихинской комсомольской организации.
Когда война вымела из села мужчин (была первое время «бронь» у главбуха, да долго не забирали на фронт председателя Дмитрия Анисимовича Черенкова, а как забрали, то на третий день он и погиб), все руководящие должности в хозяйстве перешли женщинам. «Девять бригад было у него в колхозе, – вспоминает Мария Егоровна, – и везде бригадирами стали такие же, как я, девчата: по двадцать, двадцать два года».
В первый же год войны Рязанская область оказалась прифронтовой, но 95 процентов хоть и небогатого той осенью урожая собрать удалось. На следующий 1942 год планы посева для области увеличили, предусматривая поставки зерна сверх плана в фонд обороны и фонд помощи колхозам, пострадавшим от оккупации (А.Агарев «Уроки власти»). Откуда что брать?
Острота ситуации и вызвала к жизни «звенья высокого урожая» (создали такое, например, и в селе Сысои Сараевского района), которые должны были стать не только производственными коллективами, но и примером для всех остальных, «маяками», «правофланговыми» и т.д. Формировались звенья, как бы сейчас сказали, на общественных началах.
– Двенадцать человек нас собралось, – рассказывает Мария Егоровна, – и все имели постоянную работу: кто был завфермой, кто кладовщицей, я – главбухом… Подключили к нам и четырех пареньков, которые по возрасту для фронта пока не подходили… Помню Тимонина Владимира – его потом взяли на войну, и он погиб, и Тимонина Василия – этот дожил до старости…
Осенью 1941 года звену отвели недалеко от села несколько гектаров земли, и оно сразу же стало готовиться к будущей посевной: собирали по дворам органические удобрения, главным образом – куриный помет…
– Весной посадили просо, пшеницу, картофель. Все лето растения пропалывали, подкармливали.
1942 год выдался, по сравнению с предыдущим, урожайным. В области собрали 8,7 млн. пудов зерна при урожайности – 6,2 центнера с гектара. В звене Марии Киселевой урожайность зерновых оказалась 28 центнеров, картофеля – 300.
Днем все выращенное собирали, затаривали, грузили на телеги, а по ночам на быках, плохоньких лошаденках, но под красным флагом везли двадцать километров к элеватору. «Красный обоз» – это не только продукты питания, это вклад в будущую победу, часть своей души, собственного здоровья и жизни.
В октябре Марию вызвали в Рязань, в обком комсомола, поблагодарили за хорошую организацию работы и сообщили, что ей и Дарье Гармаш предстоит в скором времени отправиться в Москву для встречи и беседы с Михаилом Ивановичем Калининым.
Мать взялась было ее не пускать: «Ночи темные, ты на поездах не ездила – живой домой не вернешься…»
Но поездка, конечно, состоялась. Ребята из обкома, провожая Марию на рязанском вокзале, снабдили ее подарком для Михаила Ивановича: банкой спасского меда и связкой лука – опять же спасского… Все это в приемной Калинина с благодарностью приняли, а потом гостью повели в его кабинет.
– Было нас там 14 молодых колхозников. Беседа получилась очень душевная. Под конец он нам пожелал доброго здоровья, чтобы мы крепко держались и помогали фронтовикам. Потом всех нас сфотографировали.
Тут же Мария Егоровна показала мне историческую фотографию и рассказала, где кто есть: рядом с Калининым сидят девушки из его родной деревни в Тверской области, вот здесь – Дарья Гармаш, а вот и она сама – прямо за Михаилом Ивановичем стоит…
По возвращении в Рязань Марию ждал поистине царский подарок – шелковый отрез на два платья, большой шерстяной платок, да туфли-«лодочки». Сколько она носила их, не знаю, но хранятся они до сих пор.
***
Звено высокого урожая успешно проработало еще год. А в 43-м году парней взяли на фронт, Мария же вышла замуж. За кого?
– За фронтовика израненного, который приехал в село. Только он не наш, не озерихинский…
– А чей же?
– Из Смоленской области.
История была такова. Смоленский парень лежал на излечении с односельчанином Марии в грузинском госпитале, в Тбилиси. Поставили человека на ноги, подходит время выписки для дальнейшей поправки здоровья, а ехать ему некуда: Смоленщина под немцами. Тогда односельчанин советует: а поезжай-ка к нам, в Озериху. Так он в этом сараевском селе и оказался, познакомился с Машей, молодые люди приглянулись друг другу, решили пожениться.
Правда, расписаться со своим женихом Мария долго не могла, необходимые для этого документы были у него на оккупированной территории. Наконец немцев прогнали, и пришла метрика: Алимпиев Борис Павлович, 1920 года рождения… Тут вскоре у них и первенец родился.
Прожили они вместе почти полвека. Не раз бывали на Смоленщине, сначала разоренной, обескровленной, потом постепенно возрождающейся. Борис Павлович не звал жену остаться в его родных краях, в Сараевском районе он как-то сразу пришелся ко двору. В Озерихе они жили до середины 50-х годов, потом переехали в райцентр. Оба были здесь уважаемыми, заметными людьми, часто выступали перед школьниками с воспоминаниями о военных годах.
Почти уже двадцать лет Мария Егоровна вдова. В Рязань к детям сначала приезжала только на «зимовку», а теперь перебралась совсем. Ничем не обделена, всем обеспечена, только нет такой востребованности, как в Сараях…
– Хотя чего об этом сейчас говорить! – тут же сама машет рукой. – Здоровья-то уже нет, скоро ведь должно 89 исполниться…
Мне вспомнилась запись в дневнике одного известного писателя: «Я не встречал никого, кто пожелал бы снова прожить свою жизнь, даже ни одной женщины, согласной вернуться к восемнадцати годам». Спрашиваю свою собеседницу, согласилась бы она, и вроде вижу в глазах Марии Егоровны вспыхнувший огонек, но она тут же сбивает меня встречным вопросом: «А дети?» Мы обе смеемся…
– В жизни, особенно в войну, ох, как много тяжелого было, – говорит Мария Егоровна словно сама себе. – Бывало, почтальонка по селу пройдет, и сразу – тут плач, там крик… По четыре человека в семье убивали: два сына, два зятя… А сколько работать приходилось! Ночью «красный обоз» отправим, а днем отлеживаться не будешь, идешь или агитировать, или помогать женщинам молотить хлеб. Осенью все до зернышка фронту отдавали. Весной кое-какой семенной материал на станцию придет – мы за двадцать километров бежим туда. Мешок с зерном на себя навалишь, а он весом в пуд… И ничего, своя ноша не тянет… Нет, никакой мне другой жизни не надо, пусть какая была, такая и останется.
Не то же ли самое выразила в своих стихах Юлия Друнина, которая была почти ровесницей Марии Егоровны?..
Похоронки, раны, пепелища…
Память, душу мне войной
не рви!
Только времени не знаю чище
И острее к Родине любви.