Я подумала: а если рязанцам задать такой же вопрос, как они ответят? Конечно, тех, кто ответит утвердительно на вопрос, нравится ли ему жить в этом городе, будет немало. Но составят ли они большинство? Когда я вижу замусоренные улицы и дворы, вырубленные скверы, растущие в тесных дворах многоэтажки и неухоженные зеленые зоны, Рязань производит на меня впечатление нелюбимого города. Есть города, удобные для жизни. А есть – приспособленные, главным образом, для работы. Я еще застала времена, когда зеленая провинциальная Рязань была городом, достаточно удобным для жизни – небольшим, уютным, соразмерным человеку. Теперь не только жить, но и работать здесь неудобно. Одни автомобильные пробки чего стоят, о качестве дорог я даже не говорю. Оно, что называется, остается за скобками.
Меня могут упрекнуть в субъективности. Но участникам упомянутого рейтинга предложили оценить по 12-балльной шкале ряд параметров. Вот некоторые из них: безопасность, школы и детские сады, общественный транспорт, автомобильные дороги, доступность хорошей работы, доступность товаров и услуг, экология и медицина, парки и скверы (наличие мест для гуляния), доброжелательность и приветливость жителей, уровень взаимопомощи, доступность хорошего жилья. Попробуйте оценить эти параметры Рязани по 12-балльной шкале. У меня получились не очень высокие результаты. Может, ваш запас оптимизма позволит вам быть щедрее на оценки?
Местный патриотизм – явление, которое трудно объяснить рационально. И все-таки, откуда патриотизм у челябинцев? Я знаю, с чем я сравниваю Рязань. У меня есть собственное представление об уральских городах и уровне местного патриотизма. Кто-то из участников опроса хорошо сказал: мы любим свой город не за то, какой он сейчас, а за то, каким он может быть. Вот оно, главное – неопределенность и безграничность перспективы. Что-то все время варится в этом плавильном котле, происходит что-то новое, открываются какие-то возможности. Видимо, это вообще свойство российских больших городов, далеких от Москвы, – жить своим умом. А если и безумием, то тоже своим. А Рязани вот уже много столетий обидно, что она – не Москва. И стонем мы, как чеховские сестры: в Москву, в Москву! Без всякой надежды на переезд.
Переезда действительно не будет. Даже участок Подмосковья, врезанный в городскую черту столицы, не приблизил ее к Рязани. Придется жить своим умом. И что-то делать с этими неметеными улицами и чахлыми скверами, с этими тряпками, привольно развешанными прямо на скульптурных композициях на Лыбедском бульваре, с этим выражением лица вечного борца с нечистью, свойственным так многим нашим согражданам, потомкам защитников Руси от Дикого поля.
Рязанский патриотизм, конечно, древнее челябинского. Чуть что, мы сразу вспоминаем, как с татарами воевали. Но эта почтительная древность наших побед, похоже, сыграла с нами недобрую шутку. Все это было так давно, что мы себя в этот контекст не вписываем. Знаем, конечно, преклоняемся и верим, но давно это было и быльем поросло.
Хочется жить наполненной впечатлениями жизнью здесь и сейчас, ощущать себя частью креативной и комфортной городской среды. Бронзовые всадники, конечно, придали Рязани своеобразие, сравнимое с европейским. Там этих конных статуй расставлено без счета. Но хотелось бы чего-то более человечного, соразмерного нашему небогатырскому росту. Как тут не вспомнить, как шла по Тбилиси и столкнулась лицом к лицу с бронзовым Нико Пиросмани. Прямо на мостовой поставлен памятник художнику.
По большому счету, конечно, не в памятниках дело. Дело в образе города таком, каким мы хотим его видеть и чувствовать. И любить хотим. Есть ведь за что.