Сегодня в доме у Валентины Ивановны Краснобаевой круговерть. Приехали в гости дочки, внучки и правнучки, зашел и сын Николай с детьми, который живет неподалеку, в том же Мелекшине… Комнаты, сени, кухонька наполнились радостными голосами, возней, смехом ребятишек. Дети ползают по дощатому полу, выглядывают из-за печки, выпрыгивают из темных закутков старинной избы.
В этих потаенных уголках можно наткнуться на непонятные, удивительные вещи – кудель с пучком овечьей шерсти и свисающей ниткой, колючую чесалку, шерстобитку… Внучка Маруся раздобыла целый короб разноцветных клубков и сейчас несет их бабушке на колени, чтобы затеять с ней игру. Весь этот многоликий шумный мир, вернее целая галактика, вращается вокруг Валентины Ивановны, которой скоро исполнится 86 лет. Она словно главная звезда в слаженном хоре планет – довольная, помолодевшая, сияющая. Встречает нас и делится планами: «Скоро начну очередной ковер». И тогда уж опять не до болезней – на узорчатое чудо размером два на три метра уходит до полутора лет работы. Валентину Ивановну считают в Рязанской области хранительницей старинного народного промысла. Ее работы – вышивка, ткачество – много путешествовали по выставкам.
Эта домашняя суета так напоминает Валентине годы ее молодости... Правда, сейчас всё похоже на праздник. На столе котлеты и зефир в шоколаде, и кажется, что не было тех далеких лет, слившихся в одну сплошную борьбу за выживание. По-другому выглядела и изба, где была всего одна жилая комната и завалившаяся набок печь. На двадцати метрах ютились шесть человек – Валентина с мужем, трое своих детей и одна приемная – Надя.
«Три иконы у меня по углам висели, ночью упаду на колени, дети на печке сопят, а я молюсь: «Услышь меня и помилуй, Отец небесный, неужели я когда-нибудь буду жить, как все добрые люди!» – вспоминает Валентина Ивановна.
Она выросла в многодетной семье, мама работала в колхозе, засевала поля, семена разбрасывали вручную. Отец держал пасеку. Никто лучше него в районе не валял валенки. С 12 лет Валю начали привлекать к колхозным работам, где требовалась сила и выносливость. «У твоей девки ухватка мужицкая», – говорили ее маме колхозники, которые не глядели на возраст, – лишь бы были рабочие руки. И Валя наравне со взрослыми косила на полях траву, рожь, овес, гречиху. Может, поэтому так рано налились силой ее крепкие руки, и это сослужило девушке плохую службу. В 15 лет Валентину с такими же бедолагами-подружками направили на лесоразработки. Из Старожилова до Тумы шли пешком десять дней. В грязи, под дождем, в снегу и на морозе двухручными пилами валили лес. Ноги в лаптях, руки в вечно мокрых варежках, все женщины смолоду застужались, болели, и труд их мало чем отличался от лагерного. Однажды Валя замешкалась и не заметила, как покатились бревна, одно из них с двухметровой высоты придавило ей бедро, чуть не сделав инвалидом. Три ночи она не могла перевернуться на другой бок. Паек стал еще более скудным, работники еле ноги таскали. «Хоть голодом помирай», – вспоминает рассказчица. От верной смерти решили с девочками бежать домой. Шли всю ночь, отмахав несколько десятков километров. Кое-как добрались до железнодорожной станции, вскочили на подножку поезда, вцепившись руками в поручни. Так проехали четыре станции. Безбилетников заметил проводник, сжалился, втащил в тамбур. «Эх вы, дуры, вот так же, как вы, прошлой ночью три человека замерзли, – кричал он на беглянок. – Руки от поручней отодрать не могли, кипятком отливали».
С Божьей помощью доехали до станции Хрущево, и Валя побежала прятаться к тетке, чтобы не пришли за ней опять и не погнали на верную гибель в Елатьму.
Снова начались колхозные будни, работа за палочки. Осенью на прокорм хозяйство выдавало семьям чуток капусты и огурцов. Начали возвращаться с Великой Отечественной в родные села мужики и парни. Иван вернулся инвалидом, которому чуть не ампутировали ногу. Ходил за два километра в деревню Аристово на костылях, ухаживал за Валей. Когда ей исполнилось восемнадцать, поженились. В доме у свекрови для молодой невестки начался сущий ад. Родня мужа помыкала молодкой, как хотела, да еще была вечно недовольна: «мало делает по дому». А она практически перестала спать. Весь день в колхозе, а ночью в сенях грела на керосинке воду и стирала. Тогда с малышами мамы сидели не три года, как сейчас, а максимум две недели. Кормить грудничков приносили в поле. «Потому и родила только троих, а была бы сейчас молодая, и на десятерых бы решилась», – продолжает свой рассказ Валентина Ивановна.
Почти 15 лет минуло с конца войны, а жизнь в селах по-прежнему была нищенской. Не хватало еды, в избах все так же спали вповалку, и иметь в семье лишний рот никому не хотелось. Ходила по селу одна-одинешенька девочка Надя с разбитыми коленками, мама которой уехала в неизвестном направлении и больше не вернулась. Никто не хотел брать сироту в свой дом, и Валентине стало ее жалко. Отправилась за ней пешком в соседнее село за пять километров. Взяла за руку и отвела к себе в Мелекшино. «Господь ее в нашу семью послал, – убеждена Валентина Ивановна. – А мне что на пятерых картошку варить, что на шестерых».
Различий между своими детьми и приемной девочкой она никогда не делала. Дала образование двум дочерям, сыну и Надю хотела снарядить в институт, но та выбрала Спасское педучилище. Жизнь у Надежды сложилась благополучно, она получила уважаемую профессию, вышла замуж, сейчас живет в подмосковных Химках. Самым дорогим местом на земле для нее остается Мелекшино.
Жила в селе одна мастерица, все звали ее просто Мотя. У нее Валентина и подсмотрела приемы вышивки и узороплетения, научилась ковровой технике. Жалко, что те уроки были недолгими. Чтобы прокормить семью, Мотя купила в колхозе двух телят, себе оставила рожки да ножки, а мясо повезла продавать в Москву. Сейчас это назвали бы бизнесом, а тогда Мотю отправили в исправительный лагерь за спекуляцию. Пришлось Валентине самой осваивать ремесло, доходить до всех тонкостей своим умом. Первую ее работу чуть не сжевал новорожденный теленок, который зимовал с Валей в одной комнате. Эту скатерть мы берем в руки и рассматриваем с особенной бережностью.
Ниток для изготовления ковров не хватало, и Валентина отправлялась в «Дет-ский мир», где покупала разноцветные детские рейтузы. Дома их распускала, клубки клала в обыкновенный дуршлаг и держала их на пару. Нить становилась прямой и пригодной для ремесла.
Пробовали у нее учиться и другие женщины, но никому из них не хватило терпения закончить даже одну вещь. А Валентина Ивановна со своими необыкновенными изделиями прославилась на всю Рязанскую область, получила от Губернатора Олега Ковалева Памятный знак «Благодарность земли Рязанской» и даже шагнула через океан. Внучка Елена уехала в Америку учиться в университет, и благодаря ей о ремесле Валентины Ивановны узнали в Соединенных Штатах.
Однажды на выставке Валентина Ивановна услышала за спиной завистливый шепот: «У нее небось и детей нету, поэтому и времени полно свободного». Жаль, не было рядом односельчан. Они бы рассказали и о семье Краснобаевых, и о том, сколько людей в округе получили от нее в подарок вязаные носки и варежки.
Практически всю жизнь отдав непосильной работе, бабашка Валя никак не может привыкнуть к тому, что ей теперь просто так приносят пенсию. «Не работаю, а денежки несут. От такой жизни и умирать не хочется! Всем смертям назло буду жить», – смеется она.
Родственники её расселились по всему свету – от Якутии до Америки, и каждый может показать на карте точку, которая так много значит в его жизни. Внучка Елена прилетает к бабушке из Чикаго. Её муж Роян Честер знает по-русски много слов и всегда говорит Валентине Ивановне в трубку: «Бабуска Валя, зиви долго-долго».
В Чикаго Елена работает архитектором, проектирует 60-этажные небоскребы. От этого маленькая избушка в Старожиловском селе кажется еще более милой. Путь через океан совсем близок, когда тебя ждет дорогой человек из любимых детских воспоминаний. Лене кажется, что еще чуть-чуть и она, сидя рядом с бабушкой, узнает о жизни то, что выше всяких загадок мироздания. И это единственно необходимое, что нужно каждому из нас.
На полу раскрыт чемодан с металлическими уголками, из тех еще, 50-х, годов. Бабушка Валя перебирает узорчатые скатерти, наволочки, салфетки: «Это Иришке, это Алене, это Коленьке»…