В редакцию пришло письмо из Кадомского района от Алексея Никитовича Лазарева, ветерана Великой Отечественной войны, закончившего войну 1 мая 1945 года у стен рейхстага. Семь страниц убористого компьютерного текста. Объем для газеты неподъемный. Но просто отложить в сторону эти странички рука не поднимается. В них – судьба человека, семьи и судьба страны на протяжении почти целого ХХ века.
Отец
Алексей Никитович начинает свой рассказ с воспоминаний отца – Никиты Фроловича Лазарева, который в 1901 году, девятилетним, поступил учиться в первый класс Старокадомской церковно-приходской школы. Три года ученичества завершились быстро. Семья была бедной, нужно было работать. Помог, как часто бывает, случай. В деревне Енгазино находилась усадьба «с хорошим фруктовым садом, колодцем в саду и хорошим по тем временам домом». Алексей Никитович зовет ее поместьем, а хозяина – барином, наезжавшим в деревню в летнее время. На самом деле барин был врачом по фамилии Богданов и постоянно проживал в селе Любовниково неподалеку от Сасова. Возьмем себе на заметку: врача называли барином, и был он по тем временам неплохо обеспеченным человеком. Доктор Богданов решил взять 12-летнего Никиту на работу в его аптеку. Просил он об этом не отца мальчишки, а деда его Константина: «Дед был глава хозяйства. Таков был порядок».
В аптеке и приемной врача мальчик Никита топил печи и потихоньку освоил… латынь, настолько, что доктор дозволял ему приносить лекарства из аптеки. Три года работал отец нашего автора у доктора, а потом братья Герасимовы приехали из Нижнего Новгорода и уговорили его перебраться туда – на другую работу, в трактире. Сначала Никита мыл посуду, потом подавал на столы и даже заработал золотой рубль. Не прошел парень испытания, не отдал хозяину подложенные специально деньги и был уволен. Пришлось вернуться в деревню.
В 1914 году Никита был призван в армию, воевал на германском фронте. Попал в плен. Находился сначала в лагере для военнопленных, затем был направлен на работы к хозяину-немцу. Ухаживал за скотом, имел отдельную комнату с туалетом и электрическим освещением, получал посылки из России. С хозяином пленному Никите повезло, да и другую, цивилизованную жизнь довелось увидеть в Европе. Но из плена он все-таки бежал. Долго шел по ночам на восток, преодолев всю Германию, Польшу. У самой границы с Россией был арестован и вновь направлен в лагерь военнопленных, снова в Германию. Домой он вернулся только после того, как между воевавшими сторонами был совершен обмен военнопленными, спустя пять лет после пленения, т.е. в начале 20-х годов. Вернулся он уже в другую, советскую Россию.
Кадом тогда относился к Темниковскому уезду Тамбовской губернии. И стал Никита служить в Темникове милиционером. Но здесь ему опять не повезло. Задержал ночью на улице пьяного дебошира, доставил его в отделение милиции. Оказался дебошир местным темниковским начальником, так что пришлось Никите Лазареву продолжать службу в заштатном Кадоме, а не в уездном центре. Служба была беспокойной, конфликтной, бывало, и поленом по голове доставалось. Так что ушел Никита с милицейской службы, как только появилась такая возможность, в 1929 году, работать по домашнему хозяйству.
Как раз в 1929 году началась коллективизация. Первыми в колхоз вступили те самые братья Герасимовы, которые в свое время отвезли Никиту в Нижний Новгород. «Они приехали с Нижнего и жили бедно», – пишет Алексей Никитович. Отец его в 1931 году тоже вступил в колхоз, но вскоре был из него исключен: «Братья Герасимовы вступили в партию и пытались убрать отца, объявили его кулаком, пустили хозяйство на распродажу». Отобрали корову, лошадь, овец, сломали двор, оставили домик под соломой, в три окошка. «Мне он и теперь часто снится во сне, – делится сокровенным Алексей Никитович. – Мы остались без хлеба, а нас было пять человек – трое ребятишек, погодки 5, 6, 7 лет, а мать была беременна четвертым, который родился в 1932 году».
Последний мешок хлеба у них отобрали после того, как отец Никита Фролович пытался отдать его живущему неподалеку брату, а жена брата муку не приняла. Поздней осенью Никиту Лазарева предупредил сосед, что его собираются арестовать. «Отец схватил тело-
грейку, шапку и ушел, неведомо куда». За ним пришли через 15 минут, сделали в доме обыск, не найдя отца, ушли. В феврале следующего 1932 года в их дом снова пришли с обыском четверо мужчин – отбирать картошку. Выносили в корзинах на улицу и ссыпали в сани. Дети сидели на печке, прикрывшись тряпьем. Мужики высыпали на печку две корзины картошки и прикрыли их. Так они спаслись от голода. А через десять лет Алексей пошел на фронт, защищать Родину. И его изгнанный из колхоза отец тоже пошел.
Отец вернулся домой весной 1932 года. Тогда осенью он добрался до Сасова, оттуда – в Москву. И скрывался несколько месяцев в столице, в сарае у односельчанина. Хлопотал о восстановлении в колхозе, выправил об этом документ. Вернувшись домой, работал бригадиром, кладовщиком, счетоводом… А в 1937 году, когда отцу было уже 45 лет, послали его в Кадомскую районную сельхозшколу – учиться на ветеринара. Он окончил ее с отличными отметками и даже получил в награду книгу. В 1939 году у Никиты Фроловича Лазарева умерла жена, он остался один с четырьмя ребятишками, старшему было 15 лет. Поначалу отец сам готовил, сам пек хлеб, а вскоре женился на доброй деревенской одинокой женщине. «Мы звали ее мамой, и нам с ней был неплохо», – вспоминает Алексей Никитович.
В 1941 году он окончил семилетнюю Енкаевскую школу и подал заявление в 8-й класс Кадомской средней школы. Летом началась война. Отцу было уже 49 лет, осенью 1942-го его призвали на фронт. Он служил в авиационном полку, ни разу не был ранен, закончил войну в Кенигсберге и по дороге домой угодил в автомобильную аварию. После госпиталя вернулся и работал всю жизнь ветеринаром, умер 86-летним. Но все это было потом, после войны.
…И сын
А в 1942-м Алексей работал в колхозе, а в ноябре 43-го пришла его очередь идти на фронт. С мешком сухарей прибыл он в Кадом к военкомату. Служить ему довелось в понтонных войсках. Сначала они изучали понтонный парк, мины разных модификаций, учились собирать паромы, занимались минированием и разминированием, метали бутылки с горючей смесью. Постигали военную науку они всю зиму 1943-44 года.
В июне в новом обмундировании и под музыку военного оркестра их отправили на фронт. Начиналась операция по освобождению Белоруссии. Наши наступали. В стремительном потоке наступления часть, в которую направлялся Алексей Лазарев, затерялась. Пришлось ее нагонять, разыскивать. Проходили они через только что освобожденные города Жлобин, Бобруйск, Слуцк. И только на Западном Буге, севернее Бреста пополнили 7-ю отдельную понтонно-мостовую бригаду. 138-му батальону приказано было охранять мост через Буг, ведущий к крохотному отвоеванному плацдарму на западном берегу. Чтобы немцы не смогли захватить переправу. Немцы пытались обойти мост с востока. Было страшно: «Танки ревели за нашими спинами, ломая мелколесье, земля дрожала и сыпалась с окопов на голову». У восемнадцатилетнего Алексея это был первый настоящий бой, потому, наверное, так и запомнился. С трудом тогда удалось избежать окружения и плена. На фронте и такое случалось, отступающие немцы запросто могли взять в плен.
Алексей Никитович измерял свой фронтовой путь реками. После Буга была река Нарев. Норовистым оказался Нарев. Форсировать его с первого раза не удалось, только с рассветом, сбросив в воду понтоны, на веслах переправили пехоту на плацдарм. Немцы шквальным огнем прижали расчеты к прибрежным кустам. И только один расчет под командованием старшего сержанта Собянина продолжал переправлять пехоту. «Налетели немецкие самолеты, стали на нас сбрасывать бомбы, бить с пулеметов. Местность была открытой, пришлось применить дымовую завесу. В дыму глотку жжет, слезы катятся из глаз…». Но расчеты знали свое дело, переправа была обеспечена.
Следующей на его пути была река Висла. К счастью саперов мост через нее уцелел. Переправились они ночью и закрепились на плацдарме до следующей зимней Висло-Одерской операции. А потом в его военной биографии была битва за Берлин.
После войны Алексей Лазарев остался служить в армии. Саперам пришлось расчищать развалины и восстанавливать разрушенное войной. Летом 1945 года работа порта города Штеттина была невозможна из-за опрокинутых в воду 100-тонных плавучих кранов. Саперы подрывали их и извлекали из бухты, чистили каналы от обломков разрушенных мостов. Взрывчатка была в дефиците, и саперам приходилось извлекать ее из минных полей. Алексею, как самому молодому, доверяли разминирование. Так что взрывчатка у саперов была, и питались они сытно – трофейными продуктами. А немцы, как вспоминает Алексей Никитович, голодали. И военный повар «смиренный Миша Коршаков» осматривал толпу людей у кухни и выбирал самых голодных, чтобы налить им каши или супа.
В конце 1945 года Алексея Лазарева направили на новое место службы в г. Рослау. Там его обучили на шофера, ведь фронтовые водители постарше возвращались домой. А водить Алексею приходилось не только ЗИС, но и катер БМК-70. В Рослау на судоверфи испытывали новую конструкцию катера, автором которой был немецкий инженер. Ее надо было испытать на прочность и надежность. Испытания должны были проходить в Ленинграде. Так в биографии Алексей Лазарева появилась еще одна река – Нева. Катер доставили в город на Неве железной дорогой в сопровождении троих военнослужащих. Генерал-майор Яковлев отпустил солдат на побывку домой, на кроткое время. Алексей оказался на четыре дня дома.
Демобилизовался Алексей Лазарев с военной службы только в 1950-м году. В канун ноябрьских праздников он был дома. Жизнь после семи лет армейской службы надо было начинать сначала. В Сапожке Алексей выучился на электромеханика и начал работать на Старокадомской ГЭС. Тогда такие маленькие гидростанции были во многих районах области. Потом все их или закрыли, или передали на баланс районных и межрайонных электросетей. Алексей Никитович много занимался их ремонтом в колхозах и совхозах: «Механизации никакой не было, ямы под опоры копали лопатой вручную и поднимали столбы баграми тоже вручную». Так и работал он до пенсии, до 1988 года. «Получил пенсионное удостоверение пожизненно. Слово «пожизненно» на меня подействовало так, будто шершень с лету меня в висок долбанул – жизнь прошла в одних заботах».
Теперь у Алексея Никитовича Лазарева только домашние заботы. Внучка Оля сфотографировала его весной в саду у персиковой сливы. Цветы на ней той же белизны, что и седина в волосах ветерана.