Кайсаровы сыграли особую роль в истории России, особенно в Смутное ее время. Средневековые хроникеры не раз упоминают представителей славной династии среди верных и бесстрашных сподвижников Минина и Пожарского.
Не стали исключением из доброго правила и «наши», рязанские, Кайсаровы. У Натальи Васильевны и Сергея Андреевича было четверо детей: Петр, Михаил, Андрей и Паисий. Однако этот рассказ не о первенце Кайсаровых, а о младших братьях, Андрее и Паисии, неразлучных друг с другом с младых ногтей и до трагической разлуки...
«Поклонник славы и свободы»
Эта слегка ироничная характеристика, данная великим поэтом романтичному Владимиру Ленскому, вполне применима и к светлому образу Андрея Кайсарова. Хотя бы потому, что он тоже, подобно неисправимому пушкинскому романтику, был в свое время студиозусом благословенного и прославленного в веках Геттингенского университета.
В университете Андрей Кайсаров на «мертвой» латыни написал чрезвычайно живую и актуальную диссертацию «Об освобождении крепостных в России» и, по всеми чтимому обычаю тех лет, посвятил ее главному крепостнику державы. После благосклонного ознакомления с диссертацией император пожаловал новому доктору философии именной драгоценный перстень, а сам крамольный научный труд упокоил под пресловутым бюрократическим сукном. К счастью, ненадолго – всего-то на полвека.
Безмятежная поначалу заграничная жизнь одаренного молодого ученого неожиданно и его самого стала испытывать на прочность, причем чем дольше длилась разносторонняя и глубокая учеба Кайсарова, тем основательней и чаще, подобно штормовым морским валам, накатывались житейские невзгоды и трудности. Иной раз даже на нормальный обед денег не хватало – только хлеб и лук частенько украшали стол без скатерти, но упрямый, как и все его братья, Андрей крепился из последних сил.
Получив в университете шотландского Эдинбурга степень доктора медицины, Кайсаров стал все чаще поглядывать на Восток. Соскучился, видно.
Глагол на конной тяге
Создателя нового «рода войск» далеко не всегда понимали даже близкие ему люди. В самом деле, к чему энциклопедически образованному профессору бросать кафедру и обустроенное житье-бытье в тихом провинциальном Дерпте, чтобы сломя голову броситься в гущу не только звонких викторий, но и в тоску печальных ретирад, в неизменно сопутствующие баталиям грязь, страх, пот и кровь?!
Но, как бы там ни было, еще до вторжения вражеских полчищ надумал подававший огромные надежды профессор Кайсаров уйти в ополчение. Государь переадресовал прошение Андрея Кайсарова и его друга, тоже профессора, Федора Рембаха военному министру Барклаю де Толли. Предложение ученых то ли мужей, то ли еще юношей было необычным: они хотели создать при русской армии... походную типографию. «Часто один печатный листок со стороны неприятеля наносит больше вреда, – подчеркивали профессора в письме, – нежели сколько блистательна победа может нам принести пользы. Часто он действует больше, нежели несколько полков... Русским воинам не нужно самодовольство, но весьма было бы полезно, если б славные дела их не оставались неизвестными, как в их отечестве, так и вне оного. Великодушный подвиг какого-нибудь храброго, обнародованный тотчас во всей армии, побудил бы тысячи к подражанию...»
Примечательно, что к началу войны Андрей Кайсаров владел всеми основными языками Европы: в его тщательно продуманном плане контрпропаганды и морального разложения неприятеля это являлось решающим условием. Очень важную роль должна была сыграть и первая в России походная армейская газета.
Замечательную затею Кайсарова и Рембаха военный министр оценил мгновенно. Уже на следующий после получения прошения день (за неделю до начала Отечественной войны) Барклай де Толли секретным предписанием настоятельно «предложил» правлению Дерптского университета направить в армию профессоров Кайсарова и Рембаха, а также оказать им всяческое содействие в оборудовании и формировании штата походной типографии. В предгрозовой обстановке такие предписания равнялись строжайшему приказу. И работа закипела.
Одним из первых «изданий» майора ополчения Кайсарова, которому со всем «штатом» из-за непрестанного отступления неизменно приходилось работать только по ночам, было весьма убедительное воззвание русского командования к французским солдатам, увидевшее свет спустя две недели после их вторжения на нашу землю. В нем, в частности, говорилось: «Вас заставляют идти на новую войну, вас убеждают в этом под предлогом того, что русские не воздадут должное вашему мужеству: нет, товарищи, они ценят его, вы убедитесь в этом в день битвы. Подумайте, что армия, если это понадобится, сможет настичь вас, и что при этом вы находитесь в 400 лье от ваших подкреплений... Возвращайтесь к себе, не верьте больше обманчивым заверениям, будто вы сражаетесь за мир, нет, вы сражаетесь ради ненасытного честолюбия вашего повелителя, который вовсе не хочет мира... Возвращайтесь к себе или примите пока убежище в России...»
Донельзя уязвленный и раздосадованный эффективностью русской пропаганды, Наполеон начал заочную полемику с Андреем Кайсаровым в собственноручно сочиненной листовке «Ответ французского гренадера».
Волнуясь и негодуя, он продиктовал один за другим несколько вариантов гневной отповеди русскому профессору, пока, наконец, не подобрал нужный слог и понятный каждому солдату Великой армии лексикон. Таким же образом Наполеон диктовал все, вплоть до простейших писем, отправлявшихся из его кабинета и штаба.
Бескомпромиссный спор Андрея Сергеевича с императором Франции продолжался до самого конца. А типография продолжала планомерно и еженощно решать возникавшие по ходу войны задачи, главнейшей из которых было воодушевление своей армии и разложение вражеской. Тиражи некоторых кайсаровских воззваний доходили до 10 тысяч экземпляров.
Изящной профессорской рукой, дотоле не поднимавшей ничего тяжелее гусиного пера, Андрей Сергеевич навел в своем не знающем сна и отдыха «первопечатном» хозяйстве железную дисциплину и лишь однажды зафиксировал случай общего неповиновения, который, впрочем, не повлек за собой никаких последствий. Это случилось во время Бородинской битвы. Подчиненные Кайсарова не могли оставаться в безопасной стороне от битвы, но, будучи совершенно безоружными, утешились и тем, что им дозволили помогать армейским санитарам выносить с поля боя раненых и увечных. Им еще предстояло до рассвета достоверно оповестить Россию и всю Европу об итогах небывалой доселе баталии.
В бюллетене, сочиненном лично Наполеоном, полная победа французов, естественно, приписывалась исключительно его таланту и стойкости императорской армии. Наивные – верили, умные – помалкивали, ибо наверное знали: приврать император, ежели откровенно, всегда очень даже обожал.
За «бородинской» листовкой Андрея Кайсарова последовала длительная серия правдивых, глубоких и по-прежнему скорых на подкованную конскую ногу «Известий из армии». Нельзя сказать, что путь к западным границам Отечества выдался для походной типографии победным, ровным и гладким, – деятельных дураков, явных недоброжелателей и тайных завистников всегда хватало в армиях всех эпох. Совсем иные времена настали, когда русские рати возглавил Кутузов, прибывший к армии вместе с неразлучным Паисием Кайсаровым, любимым адъютантом светлейшего князя. Под могучим крылом главнокомандующего типография на конном ходу стала своеобразным центром невидимой стороннему глазу, но не менее от того ожесточенной внутриармейской борьбы. Врагов у Кутузова имелось в избытке, а вот его сторонники, особенно офицерская молодежь, сгруппировались вокруг передвижного информационного центра – кайсаровской типографии.
Треть века – словно бой единый
Паисий Кайсаров, без всякого сомнения, был одним из самых преданных и отважных помощников Кутузова. Их ратные пути-дороги, суждения о мировых проблемах и делах сугубо насущных были едины и связаны настолько тесно, что Михаил Илларионович не раз без тени сомнения оставлял принятие оперативных решений на усмотрение сподвижника. Это, естественно, многим ни в штабе, ни при дворе активно не нравилось. Граф Ростопчин высокомерно брюзжал: «Кутузов ничего не видит, Кайсаров за него подписывает...»
Паисию Сергеевичу нередко поручались дела такой чрезвычайной важности и деликатности, какие Михаил Илларионович мог доверить лишь самым близким соратникам.
Нет, не случайно главнокомандующий так высоко ценил Паисия Сергеевича, всякий раз нетерпеливо дожидаясь его выздоровления после ранения или контузии. Многозначительный штрих к портрету нашего земляка: в 1812 году он был назначен дежурным генералом штаба русской армии, пребывая в звании всего лишь полковника. Именно в неспешных беседах с Паисием и Андреем Кайсаровыми коротал Кутузов гнетущий вечер перед генеральным сражением у деревни Бородино.
Прирожденный воин, Паисий Сергеевич вступил на боевое поприще еще в XVIII веке, в Преображенском полку, под началом безжалостного и всесильного графа Аракчеева, а оставил этот бренный мир в 1844 году. Когда пробил и его последний час, Кайсарова похоронили в парадном мундире «полного» генерала.
Он никогда не сетовал на свою многотрудную ратную судьбу, отчего-то считая ее исключительно счастливым уделом.
Со смертью Кутузова оборвалась непрочная привязанность Андрея Кайсарова к русской армии. Профессору была непонятна цель новых походов. Заграничные походы российских корпусов были предприняты императором против воли Кутузова, твердо убежденного, что не должно гибнуть нашим солдатам за вечно корыстные английские интересы, но амбиции Александра I взяли верх. Ничто теперь не удерживало Андрея Сергеевича в перенасыщенном интригами, доносами и завистью штабе. К тому же ликующие недруги Кутузова недвусмысленно давали понять братьям Кайсаровым, что теперь-то они сполна поквитаются со всеми сподвижниками и любимцами Михаила Илларионовича. Семейный бивачный совет был недолгим: Паисий принял командование отрядом «летучих» казаков, а Андрей попросился под его начало. Государь против перехода из ополчения в действующую армию не возражал.
В середине мая Андрей Сергеевич погиб. Признанный летописец Отечественной войны А.И. Михайловский-Данилевский в письме Николаю Тургеневу горько сетовал: покойный пошел в отчаянный рейд по тылам неприятеля не ради пустой бравады – он лишь хотел наглядно продемонстрировать своим давним недругам в сверкающих эполетах, какова разница между человеком порядочным и ними.
Матушка Андрея Сергеевича, неутешная Наталья Васильевна Кайсарова, в память о сыне выстроила в селе Чирково Ряжского уезда храм в честь иконы Знамения Пресвятой Богородицы. Позже и сама упокоилась в нем, рядом с прахом сына.
Игорь Чернов