Дверь на крыльце была приоткрыта. Я постучал, но громко работающий в доме телевизор услышать меня не позволил. Прошел в темноту сеней, нащупал ручку входной двери и отворил ее. Хозяин лежал на диване, обхватив голову руками, – по телевизору показывали наводнение в Крымске. Представляясь, кто я такой, пришлось перекрикивать громко орущий телик. Увидав незнакомого человека, старожил поднялся и виновато извинился:
– Стал плоховато слышать, приходится включать звук на всю катушку.
Узнав, что я из газеты и хочу поговорить о лесной жизни, он смутился, но чувствуя явный интерес к его персоне, согласился.
– Василий Яковлевич. Посевин. А для односельчан – дедушка Берда (ударение на последний слог), – прозвище ко мне такое приклеилось. Это из-за отца, в молодости он любил петь частушку, там были такие слова: «…берда, берда, такая вот белиберда». Этого оказалось достаточно, чтобы отодвинуть нашу фамилию на второй план. Что такое «берда»? Штуковина в ткацком станке, она напоминала гребенку. Сквозь нее пропускались нити. У нас тогда многие имели дома ткацкие станки.
Жизнь свою Василий Яковлевич сравнивает с пролетевшей птицей: вроде бы еще вчера молодой был, а сегодня – седой от старости. О прожитых годах рассказывает скупо, не вдаваясь в подробности. Был женат. Спутница жизни, с коей жил, как говорится, душа в душу, несколько лет назад умерла. Есть дети – сын и дочь, есть внучата. Работа была тесно связана с лесом. В молодости, когда сил было немерено, попросился в ласковский лесопункт на заготовку леса. Труд нелегкий. Но, вспоминая эти годы, рассказчик отметил, что лесоруб тогда был в почете, его уважали. Это сейчас леса сводятся подчистую на необъятных площадях и с лихорадочной поспешностью, вызывая тревогу за нашу природу. А тогда лесозаготовка была хорошо продуманной, древостой изымался только в строго отведенных местах и только когда достигал установленной зрелости. Да и делянки тех времен, на которых трудились лесорубы, своими невеликими масштабами никого не страшили.
Главными страницами своей трудовой деятельности Василий Яковлевич считает работу лесником в Деулинском лесничестве. Этой благородной службе отдано более тридцати лет. Глядя теперь на эту работу с высоты прожитых лет и сравнивая ее с положением дел нынешнего времени, бывший лесник чертыхается.
– Ну как тут не ругаться?! У нас тогда в лесничестве только одних лесников было двенадцать человек, и все заняты делом. Такой же по численности коллектив служителей леса имелся и в соседних с нами лесничествах – Горках, Кудоме, Бельском, Борискове. Это была сила, поэтому и надзор был в лесу, и порядок. А коль случались пожары, то им быстро давали укорот. Бывало, дежурный на пожарной вышке заметит где-нибудь дымок и враз бьет тревогу. В лесничестве техника имелась всякая, поэтому с огнем мы справлялись своими силами. А сейчас лесничества сокращены до смешного, из-за этого никакого присмотра. На службе только лесничий и его помощник, занимающийся бухгалтерией. И все. Много леса отдано в аренду. Но арендатор скуп, норовит прибрать к рукам все, что сулит большой барыш. А случись пожар, тушить некому. Есть, правда, специальная служба, «Пожлес» называется, которая занимается тушением лесных пожаров в Рязанской области. Ребята там, может, и стоящие, дело свое знают, но они от нас далеко.
Отдушиной от лесных и сельских забот для Василия Яковлевича была тогда охота. Случалось, тропил зайцев, стрелял кабанов, участвовал в коллективной облаве на волков. Даже охотничьих собак держал для этого. Но с годами ружье брать в руки перестал, – не мог уже мириться с увлечением, которое губит беззащитных существ и делает окружающую природу беднее. То ли дело собирание ягод и грибов. До сих пор любит это бескровное дело. В своем обходе знал много мест, где можно отвести душу, беря с собой туесок для ягод или корзину для грибов.
– Всяких даров природы в нашем лесу вдоволь, – вспоминал старожил. – Много водилось грибов. Бывало, подымешься ни свет ни заря – и в лес, в свои любимые места. В селе народ только просыпался, а я уже возвращался с корзиной, доверху наполненной белыми грибами. «Ай да Берда! Ай да молодец!» – дивились соседи, когда я довольный шел домой. В благоприятные для грибов годы ходил в лес дважды в день.
Течение жизни стремительно, и век человека в ней недолог. Неизбежно наступает время со многим проститься. Но труднее всего расстаться с тем, что когда-то радовало, волновало, придавало сил жить.
– Вроде бы недавно все было, а как все горестно изменилось! – философствовал состарившийся Берда. – Возьмем лес. Для нас он и кормилец, и поилец, и школа жизни, и храм, и вдобавок задевающая чувства поэзия. Но пожары 2010 года многое, чем мы дышали и жили, отняли у нас. Большинство ягодных и грибных мест уничтожено огнем подчистую, сгинула и живность в охотничьих угодьях. Но более всего жалко древостой. Огонь уничтожил преимущественно спелые сосняки, годные для строительных и иных нужд. Ведь это было наше главное богатство. Теперь мы чувствуем себя сиротами.
Я посочувствовал. Нетрудно было понять человека, для которого лес значит столь многое, такую дорогую потерю в оставшейся для него жизни уже ничем не заменишь.
– Или наше село! – продолжал говорить о наболевшем мой собеседник. – Вымирание ему, конечно, не грозит. Оно даже разрослось, как говорится, вширь и ввысь. Но меня это не радует. Коренных жителей остались единицы. Теперь в нашем селе больше приезжих. Они строят добротные, в несколько этажей, дома, имеют дорогие машины, с сельчанами предпочитают не общаться – живут за высокими заборами. Заселили даже прилегавшее к селу поле, где исстари сеяли рожь. Обидно.
Чтобы отвлечь старожила от горьких мыслей, я предложил ему сфотографироваться для газеты. И он оживился, повеселел. Не мудрствуя лукаво, можно было снять его возле дома и на этом поставить точку. Но хотелось этого человека запечатлеть в лесу, за его любимым увлечением – собираньем грибов.
– Да какие сейчас грибы! После жаркого лета много надо дождей, чтобы они появились. Нету их. Разве что на лес поглядим.
На том и порешили.
Прежде чем попрощаться, я предложил сходить к реке, посмотреть на ее чарующие воды. Она течет рядом с селом. Приблизившись, я от восхищения схватился за фотокамеру, а когда насладился съемкой и обернулся, увидал своего спутника стоящим на берегу с обнаженной головой.
Река Пра. Это символ мещерской природы, ее неброской, но величественной красоты, очень дорогой и милой сердцу, – весной с ледоходом и разливом темно-синей воды, летом с желтым песком на отмелях и гомоном купальщиков, осенью с желтой дымкою грусти, с ослепительно-белым атласом снегов зимой. Живописный пейзаж – одна из великих ценностей в окружающей жизни человека. Ну как тут не обнажить голову.