Мой папа, который лет 20 не был в столице и на днях съездил туда проведать друга детства, вернулся с такими же впечатлениями. Ему в первую очередь бросилось в глаза огромное количество угрюмых лиц.
Я лишь подивился схожести ощущений. Мне одно время казалось, что здесь многое зависит от субъективного взгляда. Мир часто сравнивают с зеркалом, которое отражает наше собственное эмоциональное состояние. Но вот на днях попались на глаза результаты исследования Института социологии РАН, проведенного весной прошлого года, задолго до нашумевшей истории с московским юристом, выпустившим боевую обойму в своих коллег прямо на рабочем месте. Шестьдесят процентов опрошенных испытывают время от времени желание всех перестрелять. Дело юриста Виноградова было уж слишком громким, а сколько таких вспышек ярости и преступлений, не менее жестоких, но не вызвавших большого медийного резонанса, присходит в последние годы в российских городах каждый день? Страшнее всего то, что затаенная злоба стала одной из преобладающих эмоций огромного большинства населения, порождая определенный социальный психотип: внешне самоуверенного, нагловатого человека, взрывающегося по любому поводу, когда его желания не удовлетворяются. Под раздачу может попасть не уступивший дорогу прохожий, сидящий рядом пассажир, занявший слишком много места, покупатель, замешкавшийся в очереди. Причем ответная реакция бывает еще злее и ожесточеннее.
Один из авторов упомянутого исследования, профессор Наталья Тихонова прокомментировала его результаты в прессе: «В российском обществе сегодня ситуация утраты надежд. Растет чувство страха, несправедливости происходящего». И это порождает агрессию.
Углубляться в причины можно бесконечно, они найдутся и в экономике, и в семье, и в образовании. Не в последнюю очередь, на мой взгляд, растущий агрессивный фон связан с мировоззренческим кризисом.
Наше время, которому умные люди дали название «постмодерн» (его признаки широко описаны в литературе), успело за прошедшие два-три десятилетия насадить в обществе определенные шаблоны реакций и поведения. Проще говоря, мозги подверглись не просто перезагрузке – в них сменили операционную систему, которая поддерживает определенные приложения. Одна из заложенных программ организует мышление таким образом, что к любому явлению в качестве оценки его целесообразности предъявляется требование эффективности – материальной, экономической. Отсюда и повышенная страсть к разного рода измерительным материалам: рейтингам, шкалам оценок. То, что нельзя измерить, вроде как и не существует в природе (исключение сделано пока только для Бога, но надолго ли?). Размывание гуманитарной составляющей образования стопроцентно укладывается в такую концепцию. Чем занимаются токарь, врач или бульдозерист – понятно. Но никак не получается измерить труд какого-нибудь там литературного критика, или, не приведи Господь, – артиста, или – трижды прошу прощения – скрипача, танцора, журналиста, художника, учителя литературы. Чем они вообще занимаются?
В результате федерального тестирования первоначально чуть ли не более 40% государственных гуманитарных вузов признаны неэффективными. Из гуманитарного блока общего среднего образования изымаются часы. Незаметно из базового учебного плана исчез предмет «Мировая художественная культура». Не очень-то оказалась нужна и литература – количество часов сократилось с пяти до двух в неделю. Кстати, на это обратила внимание Президента вдова писателя Наталья Солженицына, которая на встрече с Путиным назвала притеснение литературы колоссальной опасностью для единства страны. Владимир Владимирович с ней согласился.
Есть явная, прямая и неразрывная связь между безразличием к духовному опыту литературных героев и словами «московского Брейвика», что все люди – это компост, не что иное, как перегной. (Внимание, вопрос: «Кто из персонажей литературы XIX века был близок к такому умонастроению? А: Тарас Бульба, Б: Евгений Онегин, В: Раскольников»).
Вся гуманитарная сфера – это гигантский котел для переплавки человеческих эмоций. Культура – антипод матрицы, хотя бы потому, что открывает пространство выбора реакции на проблему. В ней всегда волшебство, восхищение таинством жизни. Культура, конечно, не дает такого мгновенного эффекта, как зуботычина. Но дарит нам шанс сохраниться как человечество и действовать в этом мире, не умножая зла.