Безмятежными были отрочество и юность Ивана Григорьевича, родившегося в селе Большом Пронского уезда. Ванюшка начал военную карьеру, по давнему дворянскому обычаю, еще в семилетнем возрасте. Дворяне правдами и неправдами, как пушкинского Петрушу Гринёва, пристраивали своих отпрысков на заочную службу, чтобы те годам к пятнадцати уже имели чин прапорщика или даже поручика. Не стал исключением и Иван Бурцов. Он получил разностороннее образование в Благородном пансионе Московского университета, дружил со многими выдающимися современниками, не щадил живота на бранном поле, изначально выбрав карьеру профессионального военного.
О существовании старинного и обширного рода Бурцовых многие впервые узнают из хрестоматийного стихотворения Дениса Давыдова, которое начинается весьма легкомысленно: «Бурцов, ёра, забияка, собутыльник дорогой, ради бога и… арака посети домишко мой!»
Несколькими годами позже Иван Григорьевич написал глубокую и не во всём лестную для великого партизана Давыдова рецензию на его книгу «Опыт теории партизанской войны». Но товарищеская критика, как, впрочем, и избыток масла в фольклорной каше, приятельские отношения испортить была не в силах. Друзья оставались таковыми и далее.
Иван Бурцов, при всей своей нынешней полузабытости, признан современниками глубоким теоретиком военного дела. Он был одним из редакторов «Военного журнала», переводил французских генералов и маршалов, да и сам любил на досуге взяться за остро отточенное, как золотая наградная сабля, перо.
Из-под него выходили у Бурцова такие сочинения, как «Записки об управлении армией», разносторонний и глубокий «Устав лагерной службы», «Мысли о теории военных знаний», «Записки о маневрах» и масса других работ. При этом на одном из допросов по делу декабристов Бурцов признал, что некоторые статьи публиковал вообще без подписи или под вымышленными именами. Значит, его творческое наследие ещё более весомо и по-прежнему ждёт вдумчивого исследователя!
Революция – дело артельное
Вольный воздух освобождённого Парижа вскружил не одну лихую русскую голову, а уж о романтической натуре Ивана Бурцова и говорить не приходится. Отважный участник заграничных походов, он был увенчан ратной славой и орденом Св. Владимира 4 степени с бантом, стал офицером свиты Его Императорского Величества, но о народе своего Отечества печалился всё же больше, чем о личном благополучии. Именно Бурцов вместе с братьями Муравьёвыми основал вскоре после возращения в Россию полулегальную «Священную артель». Ах, какие споры кипели в собрании потенциальных заговорщиков, какие дерзкие планы строились бунтовщиками, и главным было освобождение миллионов крестьян от крепостного права. Юным радикалам томительная осада самодержавия пришлась не по душе, поэтому и споры длились недолго. Совсем скоро «артель» со столь величественным названием плавно вошла в «Союз спасения», а затем – и в «Союз благоденствия». Бесспорным лидером там стал Павел Пестель.
Даже верные сподвижники не раз отмечали странные склонности характера Павла Пестеля. К примеру, солдаты его, мягко говоря, не уважали. «На средства был неразборчив… Всякий раз, когда император или великие князья назначали смотр, он жестоко наказывал солдат». Это – свидетельство декабриста Якушкина. А чего стоило требование полковника Пестеля карать любого отступника-заговорщика только кинжалом или, на худой конец, ядом!? Порядок любой ценой – с этим России предстояло столкнуться снова. Столетие спустя.
Поначалу ничто не предвещало грядущего раздора единомышленников. Освобождение крестьян от вековой кабалы – дело весьма благородное, но вот беда – «прогрессивное» крыло тайного общества почему-то высказалось против. Ну, раз они сами так себя поставили, эти малодушные дворяне, решает Пестель, станем радикалами! Однако Бурцов идею цареубийства решительно не одобрил.
«Меньшевик»
Раскол окончательно оформился в 1821 году, на московском съезде «Союза благоденствия». Его организаторами подспудно предполагалось, что на этом секретном форуме можно будет легко освободиться от пустомель и прожектёров, оставив в «обойме» лишь истинных борцов с самодержавием, но всё обернулось иначе. Говоруны и не думали расставаться со свободолюбивыми мечтами, зато мудрецы и практики не нашли согласия по важнейшим вопросам.
Иван Бурцов рассчитывал, что сможет из либерально настроенных «союзников» сформировать новое общество, но большинство осталось с Пестелем. В «Южное общество» Иван Григорьевич не вошёл. По принципиальным соображениям, хотя ещё в 1822 году писал Николаю Муравьеву, что желание принести жизнь и способности на пользу Отечеству всегда было и будет выражением его мыслей и действий.
Оставшись в изоляции, он, чиновник по особым поручениям при командующем армией П. Киселеве, продолжал заниматься исследованиями наиболее значимых событий на театрах военных действий. Историки сошлись во мнении, что именно рукой Ивана Григорьевича отредактирована рукопись о восстании на Балканах. Бурцов так детально анализировал причины неудач повстанцев, что порой кажется – не свободолюбивым грекам и румынам адресует Иван Григорьевич свои советы, выводы и замечания, а недавним друзьям по тайному обществу.
С Пестелем он поддерживал сугубо официальные и подчёркнуто холодные отношения. Только в 1824 году Павел Иванович попытался помириться с только что назначенным командиром Уфимского пехотного полка, но Бурцов был непреклонен. Он прекрасно понимал, что не сам понадобился мятежникам, а лишь штыки его солдат. Затем Иван Григорьевич командовал поочередно Колыванским, Тифлисским и Мингрельским, а впоследствии и Херсонским гренадерским полками. Солдаты его любили и готовы были за своим командиром идти в огонь и воду, но Бурцов не спешил ставить чужие головы на рисковый бунтовской кон. Половинчатости и полумер он не принимал никогда, поэтому и на Сенатской площади Бурцова не было. Но он всё равно не избежал ареста. Перед визитом жандармов Иван Григорьевич успел сжечь все важные документы «Южного общества», для чего-то тщательно хранимые долгие четыре года. На допросах, и это особо отмечено в материалах следствия, держался с присущим ему мужеством, признавая, что «…подготавливал общественное мнение к…освобождению крепостных людей, каковые перемены могли не нравиться дворянству». Отсидел Бурцов свои полгода в двух крепостях поочередно, после чего, заключая узника в Трубецкой бастион, комендант Петропавловской крепости неукоснительно следовал приказу: «… посадить по усмотрению и содержать строго».
А потом Бурцова отправили для перевоспитания на Кавказ, в действующую армию. Чтоб неповадно было впредь. К тому же, и пули у виска там частенько посвистывали…
Стрелять так стрелять!
Имя Бурцова не вычеркнуть из летописи Кавказской войны. Слишком заметный след оставил Иван Григорьевич и там, отличившись при осаде и взятии Карса, Ахалкалаки и неприступного некогда Ахалцыха. Но эта, уже русская к тому времени, крепость была однажды наглухо окружена отрядами «немирного» Ахмет-бека Аджарского. Граф Паскевич приказал Бурцову с полком казаков, семью ротами пехоты и пятью пушками блокаду снять!
У переправы через Куру Иван Григорьевич двое суток с переменным успехом бился с горцами грудь о груди, но затем перебрался на другой берег и перемудрил-таки коварного бека, заставив снять осаду Ахалцыха. Вскоре, за особые заслуги, Бурцов стал генерал-майором и подтвердил справедливость повышения в звании новыми победами над неприятелем, порой многократно превышавшим численность русских войск. На боевом счету Ивана Григорьевича – полный разгром 15-тысячного турецкого корпуса и другие не менее славные победы.
Книга Игоря Алексеевича Чернова «Генералы своих судеб», недавно представленная в областной библиотеке имени М. Горького читателям, в значительной части опубликована в нашей исторической рубрике. Мы рады этому сотрудничеству. Игорь Алексеевич разделил наши усилия, связанные с освещениями событий войны 1812 года на страницах газеты. Его рассказы о героях той войны, оказались очень кстати потому, что написаны журналистом с тем самым эффектом присутствия, которого так порой не хватает многим историческим материалам в современной прессе.
Книгу хорошо презентовали в библиотеке, высказано много добрых мнений о ней. Этот труд из ряда тех, которые притягивают внимание читателей к истории Отечества, заставляют копаться на библиотечных полках, обращаться к архивам, искать информацию в Интернете, чтобы побольше узнать о героях, событиях, идеях того славного времени.
Мы благодарны Игорю Алексеевичу Чернову за возможность опубликовать часть его очерков в газете и надеемся на то, что сотрудничество наше не прекратится.
В одном из боев генерал Бурцов безоглядно увлёкся погоней за врагами и был смертельно ранен в грудь выстрелом из пистолета. Смерть настигла его в бою. Истинные военные об иной кончине обычно и не помышляют…
Вместо послесловия
Бурцов был похоронен со всеми воинскими почестями в городе Гори. Собор, в котором упокоился прах вольнодумца, позже был разрушен землетрясением, но на месте руин древнего храма появилась несколько десятилетий назад памятная стела с именем Бурцова. Что с ней стало сейчас – неизвестно. «Кудри и бачки» молодых генералов, воспетых в прошлом веке Мариной Цветаевой, «засыпал снег». Ивану Григорьевичу, тридцатичетырёхлетнему рязанцу с такими же яркими эполетами, досталась только едкая южная пыль.
Игорь Чернов