А потом к нам вернулись и кавказская пленница Ниночка, и Шурик, и знаменитая троица –Трус, Балбес и Бывалый, и царь Иван Васильевич, и Семен Семенович Горбунков со своей бриллиантовой рукой. Моя дочь смотрит эти комедии. И племянники смотрят. Все смеются при этом. Над чем? Над собой? А почему бы нет.
Гайдай как-то удачно поймал волну в самом конце 50 - х годов, сняв свой маленький шедевр о самогонщиках. И потом он снимал один за другим фильмы о том, о чем у нас не принято было говорить и писать в газетах. О том, что пьют в СССР много, не без удовольствия и не только водку. О том, что на Кавказе невест воруют и меняют на стадо овец. О том, что у нас, прости Господи, случится контрабанда и встречаются женщины легкого поведения (жрицы любви). О том, что советский бюрократ очень может быть похожим на царя-деспота, а зубной врач оказаться довольно состоятельным человеком с тремя магнитофонами и тремя замшевыми куртками.
Ну, только представьте себе, мои ровесники и соотечественники, что кто-то всерьез написал обо всех этих явлениях в серьезных советских газетах, в которых нет 13-й сатирической страницы. У нас и в песнях тогда пелось о том, что «кто-то, кое-где у нас порой честно жить не хочет». А в фильмах Гайдая целое созвездие жуликов – ярких, характерных, блистательно сыгранных великолепными актерами. Мы и речи их растащили по цитатам, и песни запели во весь голос. А чего стоит только одна сцена в «Иване Васильевиче», где царь, пригорюнившись, слушает с магнитофона песню Владимира Высоцкого. Песня эта в 1973 году звучала только на концертах и с магнитофонов. Все, как в жизни.
А снимал тот фильм Леонид Гайдай по почти запрещенному Михаилу Булгакову, чья пьеса об Иване Васильевиче, который меняет профессию, в театре никем никогда не ставилась. Слишком много в ней аллюзий и вторых смыслов.
Видимо, власть тогда все-таки была не такой примитивной, как сейчас кажется, и понимала, что люди должны смеяться не только над Фантомасом, но и над своим родным жуликом, которого в конце фильма непременно поймают и накажут. Таков закон жанра. А человек, способный смеяться над собой, способен на все. Нужны были отдушины в той довольно душной атмосфере. Нужен был драйв и легкость в мыслях необыкновенная, как у другого героя фильма Леонида Гайдая, которого в городе, очень похожем на наш Касимов, приняли за инкогнито из Петербурга.
Гайдай писал сценарии и писал по Булгакову, Гоголю, Зощенко, О.Генри, становясь соавтором гениев. Они подсказывали ему ходы и смеховые приемы, которые публика понимает и принимает в любую эпоху. Вот и сегодня все это смешно, весело, талантливо.
Он работал так, как работали тогда французы, итальянцы, даже американцы, в лучших традициях мирового комедийного кино. У него это получалось, он умел это делать. Хотя я не думаю, что все его фильмы поймут зрители на Западе. Он очень наш, очень русский и советский комедиограф. Его фильмы – не страшные, не занудные, не длинные, не страдают глубокомыслием на мелких местах. Вместе с тем они – добрые. Добрые по отношению и к положительным, и к сугубо отрицательным персонажам.
Его актеры часто становились актерами одного режиссера или даже одной роли. Так стало с Александром Демьяненко, навеки Шуриком, и Арчилом Гомиашвили, сыгравшим только Остапа Бендера. Так стало с замечательным Владимиром Этушем, чье имя навсегда связано с двумя ролями у Гайдая. И Евгений Моргунов не смог вырваться из круга гайдаевских комедий, и Наталья Селезнева – тоже. А вот Анатолий Папанов и Андрей Миронов смогли.
В каждом из своих актеров Гайдай видел что-то звездное. И они становились у него звездами разной величины и яркости.
Сейчас таких комедий не снимают, даже если берутся за ремейки. Куда-то ушла эта легкость бытия и неистребимая сила смешного. Смешное не страшно. Смешное - дорого и важно. Смешное – притягательно. Поэтому мы и смотрим Гайдая и смеемся над его фильмами, каким -то другим, почти ушедшим от нас смехом. Спасибо ему за это.