Так уж этот город устроен. Ты едва подъезжаешь к нему и видишь громаду скульптуры Родины-матери, венчающей Мамаев курган. Ты видишь ее отовсюду в Волгограде. Но надо сказать, что мастерская работа скульптора Вучетича не потрясает своими колоссальными размерами даже вблизи. Как-то трудно себе представить тысячи тонн ее веса и 52 метра ее высоты. Она парит над вами, но не раздавливает вас своей мощью. И где бы ты ни находился, ты чувствуешь ее присутствие. Родина-мать царит над бывшим Царицыном.
Ты выходишь из поезда на Волгоградском вокзале и оказываешься на привокзальной площади. Здание, выстроенное в стиле сталинского ампира, украшено символическими фигурами красноармейцев. Сразу становится понятно, что выстроен вокзал после войны вместо разрушенного и стал памятником тому времени – 50-м годам прошлого века. И только дома, изучив информацию в Интернете, с удивлением узнаешь, что в дни Сталинградского сражения здание железнодорожного вокзала тринадцать раз переходило из рук в руки и превратилось в руины. Все вокруг этой ампирной привокзальной площади было руинами. Здесь все выстроено заново.
В Волгограде я была минувшей осенью, на общероссийском форуме региональных СМИ. Мы с коллегами ездили по городу на общественном транспорте, еще больше ходили пешком и просто кожей ощущали напряжение подготовки к 70-летию Сталинградской битвы, которое всюду ощущалось. Шли ремонтные работы возле здания панорамы «Сталинградская битва». Видны следы свежей покраски на мемориальных танках и орудиях, которые повсюду стоят в городе как памятники былым боям. Иногда кажется, что если с улиц Волгограда вывести всю военную технику, сохранившуюся в виде памятников, можно вооружить не одну дивизию. Ты идешь по тихой, зеленой улице и вдруг натыкаешься на ствол тридцатьчетверки и вот уже читаешь надпись: «Здесь в 1942 году насмерть стояли бойцы…» и называется номер дивизии, полка, батальона.
Волгоград, несмотря на свою многовековую историю и двукратное переименование, – город очень советский. Понятно, ведь отстроен он заново, полностью после Сталинградской битвы. Здесь практически не оставалось целым ни одного здания. И уже в 1943 году решили отстроить все, создать новый город-памятник. Волгоград построен в 40-е, 50-е, 60-е годы ХХ века. И этим, кстати, в отдельных местах неуловимо напоминает нашу Рязань, тоже выстроенную практически заново в послевоенные пятилетки. Вот и Волгоград – типично советский город: скверы, дома с колоннами и балконами, всюду скульптурные изображения воинов, тружеников тыла, названия улиц, связанные с героями битвы, воинскими подразделениями, защищавшими город 70 лет назад.
Нам трудно себе представить сегодня масштаб сражения двух громадных армий на улицах большого современного города и в его окрестностях и на далеких подступах к нему. Сознание человеческое не способно переварить эти мега-цифры. Миллионные потери, уничтоженные и плененные армии, колоссальные разрушения. Не буду их называть, потому что это делают мои коллеги в телевизионных программах и документальных фильмах практически ежедневно. Больше запоминаются сегодня и удивляют эпизоды, факты, отдельные судьбы участников битвы.
Так, наш коллега, журналист из Тюмени Рафаэль Гольдберг на нашем профессиональном форуме рассказал удивительную, но типичную для тех страшных месяцев 1942 года историю. Летом того года в городе Ишим, в Сибири, была сформирована 229-я стрелковая дивизия из 17-летних мальчишек. Их кое-чему обучили и отправили воевать в излучину Дона, на подступах к Сталинграду. Они провели в боях всего 17 дней и погибли все до единого. О них не осталось никаких известий, документов, кроме тех, что заполнялись при формировании дивизии. Журналисту удалось восстановить имена 3484 бойцов той дивизии, написать о них книгу. Р. Гольдберг побывал на месте их гибели. Там стоит памятный знак – и только. 70 лет прошло, а гибель тех тысяч семнадцатилетних сибиряков осталась практически незамеченной. И это тоже страница Сталинградской битвы.
Расскажу о том, как мы не нашли Дом Павлова. Этот памятник, кажется, известен всем. И мы представляем себе его как разрушенный, обгоревший, оставленный на память потомкам дом. В Волгограде есть один такой, возле здания музея-панорамы «Сталинградская битва». Мы к нему пришли и фотографировали пятиэтажное здание с оплавленными кирпичными стенами, пустыми глазницами окон. При этом я, конечно, заметила стоящее на противоположной стороне улицы здание, украшенное барельефами на таком же оплавленном кирпиче. Как раз это и был Дом Павлова, на подступах к которому, по словам маршала В. Чуйкова, гитлеровцы потеряли людей больше, чем при взятии Парижа. Он восстановлен в 1943 году. Для тогдашних сталинградцев очень важно было восстановить дом, переживший 58 дней героической обороны. И только торцевая стена дома напоминает теперь о его прошлом. Между прочим, в подвале дома во время сражений за него оставались его жители, среди них женщина с маленьким, грудным ребенком. Только незадолго до завершения обороны ее и девочку удалось переправить на другой берег Волги. Девочка, теперь уже бабушка, жива до сих пор.
А мы старательно фотографировали другой, по-своему значительный памятник – мельницу Гергардта, которой в советские времена дали имя советского хозяйственного деятеля Грудинина, дабы свести на нет память о немце – строителе мельницы в 1903 году. Мельница во время Сталинградской обороны стала важным стратегическим объектом, и с ней случилось то же, что и с другими зданиями в округе, на простреленном насквозь берегу Волги. От здания остались только стены. Их, в отличие от Дома Павлова, решили сохранить вот такими – покореженными, оплавленными, мертвыми – в назидание потомкам.
Мы ознакомились с панорамой «Сталинградская битва», поскольку изучить внимательно экспозицию этого грандиозного музея не имели возможности. Каждый экспонат здесь достоин отдельного рассказа, как изреченная множеством осколков шинель генерала-майора В.А. Глазкова, командира 35-й стрелковой дивизии. Он был тяжело ранен в бою в районе Верхней Ельшанки в сентябре 1942 года, но не убит. Терял сознание, но отказывался уйти с поля боя. Потом все-таки согласился, чтобы его вывезли в медсанбат. И попал под обстрел в дороге. После такого количества попаданий не выживают. Генерал Глазков не выжил. А шинель его стала музейным экспонатом.
На Мамаев курган мы ходили поздно вечером и вблизи видели грандиозный ансамбль не при дневном свете. Может, поэтому он произвел особое впечатление. Опять-таки, рассказать обо всем невозможно. Здесь все имеет смысл: и количество ступеней на лестнице скорби, и высота монументов, и освещение, и сорта высаженных на аллеях деревьев. Автор композиции Евгений Вучетич настаивал на воплощении своего замысла в полном объеме, без исключений. Я думаю, в 1967 году ему было непросто настоять, а потом отстоять текст надписи на одной из мемориальных стен: «Железный ветер бил им в лицо, а они все шли и шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли идут в атаку? Смертны ли они?» Эти слова принадлежат писателю Василию Гроссману, к тому времени уже автору запрещенного романа «Жизнь и судьба». В 1942 году Гроссман был военным корреспондентом, много писавшим из Сталинграда. Он прочувствовал эту битву на себе, прежде чем написать о ней.
На Мамаевом кургане похоронено более 35 тысяч советских солдат и офицеров и один маршал – В. Чуйков, командарм знаменитой 62-й армии. Он пережил и многое и многих, умер в 1982 году. Он хотел, чтобы похоронили его здесь, у подножия монумента Родины-матери. Его завещание исполнили.
А вот другой командир защитников Мамаева кургана, высоты 102, как называли его во фронтовых сводках, командир 284-й дивизии генерал Николай Филиппович Батюк, оставил после себя только имя на одной из мемориальных плит, установленных на кургане. Говорили, что его дивизия вросла в Мамаев курган, не уступив господствующую высоту врагу. Но Батюк не стал Героем Советского Союза потому, что в его фронтовой биографии было окружение и выход из него. И Сталинград не искупил той нечаянной «вины» 41-го года. Батюка не стало в 1943 году, он не был убит, умер, тяжело заболев. Там, на берегу Северного Донца, и похоронен. А волгоградцы все еще надеются, что когда-нибудь и Батюка назовут героем Отечества. Посмертно.
Недавно кто-то из волгоградских чиновников высказался в том смысле, что город устал от своей боевой славы. Надо, мол, позиционировать себя по-другому. Не выйдет по-другому. Жители города, даже не сознавая того, хранят верность памяти о прошлом. Вот и в этом году настояли на том, чтобы здание универмага, в котором пленили Паулюса, вернулось в муниципальную собственность. Это ведь тоже исторический памятник. Они живут здесь, в городе, отстроенном заново после битвы, на поле битвы. От памяти нельзя устать. Ее можно только потерять. Но это тяжелый недуг. И для отдельного человека, и для страны. Жителям крепости на Волге его удается избежать.