«Гулял в парусиновых туфлях народ
И маршировал с кумачами...»
Александр Дольский
С беззаботного детства помню, как перед очередной праздничной демонстрацией я загодя начинал канючить;
– Пап, ну пожалуйста, возьми меня с собой! Ну папка, ну ты же обещал! Отец делал строгое лицо и говорил; «Не могу, сынка! Если улицу Каляева перекроют, придётся к своему цеху под мостом прорываться, через оцепление...».
Всё это звучало почти по-фронтовому, но ведь и впрямь так было, уж поверьте честному мальчишечьему слову! На демонстрациях (без разницы – октябрьских или весенних, первомайских) весело звучали, соревнуясь в слаженности и громкости, заводские оркестры, взрослые охотно пели, шутили и от души хохотали под алыми стягами и транспарантами, то догоняя, то притормаживая шествие. Старожилы не дадут соврать: демонстрации горожане любили! Иногда мужики в ближайшем дворе или прямо в спасительной тени моторизованной конструкции, изображавшей, допустим, крейсер «Аврору», торопливо принимали по «соточке» (не пьянства ради, а душевной радости для). При этом они неизменно побаивались то какого-то таинственного «парткома», то его друга «профкома», которые могли нарушить это единство партии и народа, казавшееся в ту пору и впрямь нерушимым.
Но нас, дружелюбный и наивный людской подрост, все эти взрослые проблемы не касались. Мы занимались своими очень важными делами: знакомились, дружили и ссорились, менялись карманными сокровищами, а самые отчаянные пацаны охотились на надутые водородом воздушные шарики. Как? Очень просто: на большой и указательный пальцы надевалась «рогатка» из тонкой резинки с петельками, которая прицельно растягивалась в длину обыкновенной «шпонкой» – кусочек алюминиевой проволоки насквозь пробивал любой шарик к нескрываемому огорчению его владельца. Порой, конечно, отважный стрелок мог схлопотать увесистый подзатыльник, но смельчаки всё равно находились. С другими забавами тогда у разнокалиберной ребятни было негусто.
А потом праздники поугасли. Носить отретушированные портреты нестареющих вождей по главной площади Рязани становилось с каждым годом все скучней. Разнарядка «по численности», которую в один недобрый час надумали «спускать» в массы, угнетала действительно добрую традицию. Да и речи штатных трибунов становились со временем все однообразней и, что уж греха таить, – фальшивей. К той поре уже не для кого не были секретом пайки для «избранных» с сервелатом, шпротами, балычком и коньячком. Людям становились хорошо известными адреса закрытых для простых смертных спецполиклиник, баз и складов. Один знакомый из облпотребсоюза по секрету рассказывал мне, что недавно опять комиссия по уценке заседала, и мой главный тогда начальник, секретарь обкома по идеологии, отхватил себе шикарный японский кожаный реглан ценой в тысячу целковых всего за 90 рублей (эксперты нашли где-то маленькую царапинку, обезобразившую товарный вид обновки). Так что, товарищи дорогие, говоря со всей партийной простотой и доверительностью, неполадки в стране начались не только от горбачёвских просчётов, козней Бжезинского или «агентов влияния» – с нас со всех началось расстройство государственного здоровья. И, разумеется, с главной части пресловутой порченой рыбы. Но, тем не менее, не знаю кому как, а мне, вместе со всеми его недостатками, нравилось время, когда уличенные в нарушении «норм большевистской этики», выкладывали на стол всемогущего партконтроля свой партбилет и навеки расставались с хлебной должностью после того, как выстроили в заповедном месте домишко или еще чем-то ненароком злоупотребили, или попали в газетный фельетон – был тогда такой разящий газетный жанр. О, жестокие времена, о, наивные нравы! Одно слово: застой… Но и из него не мешает извлекать уроки.
…А прежнего настроя и масштаба праздничных демонстраций отчего-то жаль. И хочется, чтобы они вернулись, чтобы раз с сыновьями не довелось, то теперь с внуком по главной рязанской улице пройтись под оркестр, делясь воспоминаниями и радуясь весне. Первого мая у нас такая возможность будет.
Игорь Чернов,
демонстрант
со стажем
Фото демонстрации
тех лет