Наверное, читатель понял: так креативно пиарили тогда ныне обыкновенные, банальные полиэтиленовые пакеты. И они быстро вошли в моду. Правда, носить в них суп или борщ мне никогда не приходилось, но после авосек и матерчатых сумок ходить с такими пакетами за покупками в магазин было намного удобнее.
Теперь я с тоской смотрю, как продавцы вместе с товаром нагружают покупателей различной полиэтиленовой тарой. Я знаю: все это (или почти все) через какое-то время в самом неприглядном состоянии, в виде мусора, расположится где-то неподалеку от меня: на улице, в парке, во дворе, под окном.
Только, казалось бы, недавно, на весеннем субботнике, чистенькие школьники в перчатках под присмотром учителей прилежно собирали в большие полиэтиленовые (!) мешки все, что «нажили» жильцы нашего дома за долгую зиму. Но снова из отросшей травы торчат горлышки разнообразных бутылок. Мечтаю, что когда-нибудь полиция по отпечаткам пальцев найдет их бывших владельцев, этих злостных нерях будут судить, а потом припаяют им какой-нибудь срок! Ну а как еще нас можно приучить к аккуратности и порядку?
В деревне дело обстоит еще хуже. В нашем селе Ока рядом, но к ней не подойти.
Правда, в последнее время стали видны усилия наладить «цивилизованную» жизнь. Нынешней весной, подъезжая к своему селу и приглядываясь, что убыло в нем за осень–зиму, а что прибавилось, вдруг вижу у самого въезда целый ряд новеньких, через край переполненных мусором контейнеров. Сначала это меня, признаюсь шокировало. «Эх, – думаю, – ведь сейчас стараются развивать туризм, и стоять бы на этом месте баннеру, где разместились бы сведения об истории нашего большого и древнего села, о его выдающихся людях. А тут… помойка». Но потом я поняла замысел блюстителей чистоты. Да, именно здесь контейнеры надо разместить, на самом видном месте, чтобы у нерях не было повода сказать: «А я не заметил». Контейнеры, как имела я потом возможность наблюдать, регулярно опустошались специальной машиной. Да и как иначе: ведь местный и отдыхающий в деревне люд все подвозил и приносил к ним отходы своей жизнедеятельности.
И все-таки засоренность деревенской территории большая. Особенно горестно видеть, как страдает от нее наша малая речка – речка моего детства. Не могу сказать, что народ когда-то относился к ней очень уж лояльно. Была такая установка: все, что не годится – неси «под речку». Но, может быть, тогда собиралось мало мусора и был он другой, только после обильного весеннего половодья речка от всего дурного очищалась, и купались мы потом в ней все лето. Мальчишки плетеными корзинами ловили в речке мелкую рыбешку, которую называли «меньтюками». А однажды моя мама, набирая в ведро воду для питья, заметила в водорослях огромную щуку, которая как бы застыла на месте, подкарауливая добычу.
Говорят, что щука может водиться как в чистой воде, так и в замутненной. Но в последние десятилетия ни о какой рыбе в нашей речке я не слышала. И странно было бы слышать. Потому что то, что когда-то называлось речкой, представляет собой ныне замусоренный, запущенный и как бы покрытый коростой ручеек. И как флаги всепобеждающей силы трепыхаются над ним на ветру оставшиеся на прибрежных кустах от половодья роковые разноцветные полиэтиленовые мешочки…
Но «цивилизация», кажется, пробивает дорогу и к речке, сохранившей внутри себя светлую родниковую струю. Недавно я навестила один деревенский уголок… Вместо старых изб здесь стоит теперь добротный коттедж, двор вокруг которого вымощен керамической плиткой. Хозяева позаботились и о речке, что течет рядом, и она в этом месте, в скромной чистой оправе, словно повеселела, налилась водой и силой. «Рыба-то есть?» – в шутку спросила я. «А как же, – ответила хозяйка. – Вот недавно видели щурят…»