Это только штрихи биографии. Если же назвать имена и адреса съемок, то развернется более широкая панорама жизни: Фидель Кастро на берегу Байкала, проигравший выборы Даниэль Ортега в Никарагуа, Джохар Дудаев в Грозном накануне начала первой чеченской войны, Милорад Павич в Белграде 1999 года. Всех их снимала камера Валерия Борисова. Телевидение – удивительная штука, открывает в человеке то, что он хотел бы скрыть. Оператор в объектив видит своего героя отчетливее, чем телезритель. А когда ты снимаешь героев своих репортажей в минуты потрясений, в момент истины, не только они, но мир вокруг них открывается иными, неожиданными гранями. Для нашего юбиляра это практика собственной журналистской жизни, о которой можно рассказывать часами.
С ним очень интересно разговаривать. Хотя бы потому, что он человек с юмором, а это в нашем деле – черта основополагающая. При этом Валерий Борисович сохраняет какое-то рыцарское отношение к профессии. И спорить с ним на эту тему небезопасно, можно нарваться на жесткую и нелицеприятную отповедь. Борисовский гамбургский счет к профессиональному мастерству, может, и мешал ему в карьерном росте, но помогал обретать друзей одного с ним калибра. Быть равным в дружбе – непростое дело.
В журналистике Валерий Борисов смог достичь главного – имени собственного в профессиональной среде. Ради этого стоит жить и работать.
Развернутое интервью с Валерием Борисовичем Борисовым подготовила студент-ка РГУ имени С. А. Есенина Татьяна Лаврикова. Газетная площадь не позволяет опубликовать его полностью. Пришлось сократить. Резали как по живому. Но все равно разговор получился, прежде всего, о профессии.
Р.В. – Валерий Борисович, расскажите о том, как вы стали журналистом.
В.Б. – Я родился и окончил школу в Симферополе. Мой отец погиб в 1942 году под Севастополем, а с мамой долгое время не виделся, был в детдоме, она нашла меня позже. Послевоенное время было очень трудным. Однажды я увидел, как снимали фильм «Третий удар» в Симферополе. Меня заинтересовала работа оператора. Я начал заниматься немного фотографией и после школы даже поступал во ВГИК, но провалился. Пришлось поступать в Одесский электротехнический институт связи. Через два года понял, что это дело совершенно не мое. Ушел из института и вернулся в Симферополь. В это время в Симферополе только открылась студия телевидения. Туда я и отправился. Сначала был рабочим сцены, потом осветителем, потом ассистентом оператора, потом стал оператором. Когда у меня появилась возможность уехать в Сибирь по рекомендации моего хорошего знакомого, я туда и уехал. Работал в Иркутске, потом в Братске. Снимал зарисовки, делал очерки. Поступил в Ленинградский институт театра, музыки и кино на отделение режиссуры кино и телевидения. По окончании института поехал работать в Орел, потом решил отправиться в Воронеж. Лев Петрович Максимов, который в Воронеже был собственным корреспондентом Центрального телевидения, рекомендовал меня в корреспондентскую сеть ЦТ.
Мне предложили на выбор Хабаровск, Сыктывкар или Улан-Удэ. С удовольствием отработал в Улан-Уде два с половиной года. Это потрясающе красивый край. Три четверти Байкала находятся на территории Бурятии. Там чудесная природа, горы, удивительные люди, их национальное искусство. Мне там очень нравилось работать. В 1974 году меня перевели в Рязань. Здесь я работал с корреспондентом Анатолием Павловичем Лисиным 12 лет, не только в Рязани, но еще и в Орле, Туле, Тамбове, Пензе, Брянске. А потом, в 1985 году, мне предложили командировку в Никарагуа.
В то время для периферийного журналиста это было невероятной удачей. В итоге мы с женой отправились в Латинскую Америку и пробыли там почти семь лет. В Никарагуа шла гражданская война, и если раньше корреспонденты работали только в военной точке – Никарагуа, то мы с корреспондентом Юрием Барановым открыли советскому телезрителю всю Центральную Америку. Ездили в Панаму, Гондурас, Сальвадор, Гватемалу, Доминикану. Это всё красивейшие страны, с двух сторон омываемые океанами – Атлантическим и Тихим. Страна мечты – Коста-Рика. Её называют латиноамериканской Швейцарией. Там живут удивительной красоты люди.
Р.В. – Но вы были все же военным корреспондентом, расскажите об этом подробнее.
В.Б. – До поездки в Латинскую Америку я не знал, что такое война. Как только я приехал, мы с корреспондентом Юрием Барановым полетели на границу с Гондурасом, где были базы партизанских отрядов контрас. Это хорошо оснащенные боевые формирования. Нас посадили в вертолет, который вез боеприпасы, медикаменты, питание и еще забирал раненых. Он приземлился в тридцати метрах от поля боя. Вот тогда я в первый раз почувствовал, как над головой свистят пули. Честно говоря, сначала испуга не было. Пугаться начинаешь тогда, когда поймешь, что это такое, например, когда рядом убьют кого-то, когда кто-то на мине подорвется. А сначала страха не было, тем более, Юрий вел себя очень достойно, спокойно и хладнокровно. На мой взгляд, такое поведение просто необходимо, когда снимаешь войну. А еще в нашей работе очень важно чувствовать и понимать партнера. Достаточно редко бывает так, что оператор и корреспондент понимают друг друга с полуслова, или даже с полувзгляда. Так у меня было, когда я работал в Никарагуа с Юрой Барановым.
В вертолете я в первый раз увидел, как умирает раненый. Это был красивый молодой парень с громадными глазами, он лежал в гамаке и умирал. Я это запомнил навсегда.
Р.В. – Каким характером должен обладать человек, чтобы стать военным корреспондентом?
В.Б. – Есть люди, которые пару раз съездят в горячую точку и больше там никогда не появятся, потому что они понимают опасность всего происходящего. А есть люди, которые из года в год ездят снимать войну. Они – то в Афганистане, то в Ираке, то в Сербии, потом они в Никарагуа, в Сирии – этот адреналин уже становится необходимым. Нужно понимать вот что: человек, когда выезжает в горячие точки, должен быть очень собранным. На войне нельзя ошибаться, потому что военный репортер, как и минер, дважды не ошибается. Многих корреспондентов, особенно зарубежных, специально готовили для войны: они проходили курсы, их страховали. Страховка наших зарубежных коллег порой доходила до миллиона долларов. Но в этом случае вести нужно было себя соответствующе. Зарубежные корреспонденты должны были носить бронежилеты, ездить в бронированном автомобиле. У каждой съемочной группы был офицер безопасности, который определял место, где ночевать, с кем контактировать, на каком транспорте ездить. В то время как нас страховали в лучшем случае на пятьдесят тысяч долларов. Мы не носили бронежилетов и зачастую ездили в машинах с гнилым дном, ни о каких офицерах безопасности речи не шло.
Р.В. – Когда вы вернулись домой из Латинской Америки, это была уже другая страна?
В.Б. – В 1991 году моя командировка заканчивалась. Помню, как прилетел 19 августа 1991 года и ничего не мог понять. Вернулся на родину, в Рязань, и начал работать корреспондентом в Центре России. Ну, а потом случилась война в Чечне, и с 1995 года я начал ездить туда. Именно в Чечне я понял, что такое настоящая война. По сравнению с чеченской войной та, что была в Латинской Америке, – это игра «Зарница». В Чечне я увидел море горя. Меня окружали тысячи несчастных людей, которым нельзя было помочь. Можно помочь двум, трем, четырем, пяти… их там были тысячи…
Р.В. – Насколько открыт тогда был доступ к информации?
В.Б. – Конечно, он был закрытым настолько, насколько это вообще возможно. Утром мы приезжали в Ханкалу, где дислоцировались наши войска, и сутками ждали, когда нам выдадут хоть какую-то информацию или вывезут на съемки. Если ты начинаешь проявлять инициативу, то за тебя никто не будет отвечать, если что-то случится. Мы всегда получали аккредитацию, нам выдавали вымученную, дозированную информацию. Мы старались быть более или менее объективными, но ведь любой материал можно перемонтировать в Москве.
Р.В. – Как складывалась ваша судьба потом?
В.Б. – После Чечни у меня была трехмесячная командировка в Белоруссию. А позже, в 1997 году, руководитель Общественного российского телевидения Ксения Понамарева предложила мне командировку в Болгарию. Там отработал 8 месяцев, и мне предложили поехать на Балканский корпункт, в Белград. Я приехал туда, и через полгода там тоже началась война. По Балканам я поездил: был в Греции, Италии, Македонии, Хорватии, Черногории, Словении. Там я работал до 2002 года, после чего вернулся в Рязань и стал преподавать на кафедре журналистики в Рязанском государственном университете.
Р.В. – Как стать хорошим репортером?
В.Б. – Я считаю, что для этого нужно много работать над собой, быть высокообразованным, культурным человеком. Необходимо прекрасно говорить, уметь владеть собой в самых непредвиденных ситуациях и всегда держать руку на пульсе событий. Для нашей профессии это главное.
Р.В. – Расскажите о своем главном уроке за время работы на ТВ.
В.Б.– Я понял, что в работе журналиста главное стараться воспринимать любую беду, как свою. Я понимаю, что это стоит и седых волос, и инфарктов. Но важно не только передавать информацию, но еще и стараться помочь людям.
Минувшей весной я пригласила Валерия Борисова на встречу со студентами. Думала, что он поведет речь о себе, своих приключениях. А он рассказывал ребятам о том, как вести себя в экстремальных ситуациях. Советовал, чью книжку почитать, чтобы научиться каким-то профессиональным секретам. В этом тоже высшее проявление профессионализма. Журналистика – дело артельное. Бывает так, что надо помочь коллеге, подсказать что-то молодому сотруднику, поставить начинающего птенца на крыло. Иначе пострадает общее дело. Борисов понимает это, пожалуй, лучше других потому, что слишком часто на его профессиональном пути встречался этот самый военный экстрим. Не придуманный, не созданный искусственно для «последних героев», а настоящий – с обстрелами, смертями, морем горя. А тележурналист на войне – не одинокий волк. Их всегда двое – оператор и репортер. Надо друг другу помогать. Он так привык.
Валерий Борисов довольно часто давал интервью своим коллегам. О нем неоднократно писали в рязанских газетах. Но мне почему-то хочется, чтобы он сам написал о себе. А для этого нужны время и здоровье. Пусть все это будет у вас, Валерий Борисович.
Татьяна Лаврикова