Саят Нова (настоящая фамилия Саядян) был ашугом или, говоря современным языком, бардом. Родился в Тифлисе, в семье бедного ремесленника. В юности, научившись играть на народных инструментах, стал сочинять песни, а, став ашугом, странствовал по другим странам, изучал языки, пел. Вернувшись в Тифлис уже сложившимся поэтом, он взял псевдоним Саят Нова, что означает «царь песнопений», и стал сочинять на трех языках; армянском, азербайджанском и грузинском. Песни его очень понравились тогдашнему царю Грузии Ираклию, и тот взял его во дворец главным придворным певцом. Однако знать, униженная таким покровительством царя простому бедняку, стала клеветать на Саят Нова, и, в конце концов, царь отправил ашуга в монастырь на всю оставшуюся жизнь. В 1795 году Саят Нова, уже в сане епископа армянской церкви, был убит персами, напавшими на Тифлис.
Творчество Саят Нова уникально. Его стихи – образец высокой поэзии. Он мастер звукописи, каждая его строка наполнена музыкой. Особый меняющийся ритм, стройность, благозвучие, внутренние рифмы, аллитерации, ассонансы украшают звучание каждой строфы и усиливают эмоциональное воздействие на читателя или слушателя.
Саят Нова первым среди ашугов стал записывать свои творения. Так, до нас дошли два альбома со 162 стихотворениями, 155 из них переведены на русский язык и изданы в разных сборниках, в том числе в отдельном сборнике серии Большой библиотеки поэта. Первые поэтические переводы принадлежат русскому поэту Валерию Брюсову, который совместно с армянскими исследователями занимался изучением творчества не только Саят Нова, но и всей многовековой армянской поэзии.
Во многих переводах, изданных во второй половине XX века, сохранены уникальный стиль и форма стихов поэта-певца, хотя это было очень нелегким делом. Вот, например, несколько строк двух разных песен:
Благодарение Творцу!
Вода и прах, я долго спал,
Гончар, меся, их разбудил,
в огне горящем искупал,
Я в книгу судеб на строку
с тростинки капелькой упал
И в тайный дом, не из земли,
по воле божией попал.
Когда мне было три луны,
я матушке известен стал,
Когда мне было восемь лун,
на ней я пояс колебал,
Когда мне было десять лун,
я света божьего взалкал,
Меня толкнуло, хлынул свет,
и я в цветы весны упал.
А вот фрагмент из армянского стихотворения, которое Саят Нова отправил царю после удаления от двора:
Не всем мой ключ гремучий пить:
особый вкус ручьев моих!
Не всем мои писанья чтить:
особый смысл у слов моих!
Не верь: меня легко свалить!
Гранитна твердь основ моих!
Эти слова высечены на стеле у могилы поэта.
Переводами Саят Нова занимались многие выдающиеся поэты России и Советского Союза. Однако первым русским, коснувшимся творений Саят Нова, был известный поэт Яков Полонский, уроженец Рязани. Он увидел стихи-песни Саят Нова еще в 1851 году, за год до их первого армянского издания. Яков Полонский, который в то время жил в Тифлисе, был близко знаком с армянским поэтом, литературоведом и фольклористом Гургеном Ахвердяном, первооткрывателем и первым исследователем текстов песен Саят Нова. Ахвердян показал Полонскому автографы ашуга, рассказал о его жизни и творчестве, передал подстрочные переводы некоторых песен. Полонский опубликовал в местной газете «Кавказ» восторженную статью о гениальном поэте-ашуге, о его необыкновенной личности и подвижнической жизни. Армянский просветитель, писал он, «провозглашал стремление к совершенству и свободе человека, к гармонии тела и духа». Полонский включил в статью свои прозаические переводы нескольких песен ашуга. Статья эта завершалась стихотворением Полонского, написанным под впечатлением одной из песен ашуга. Это стихотворение в том же году было перепечатано под названием «Саят Нова» в петербургском журнале «Отечественные записки» с соответствующим комментарием автора. И в том же году оно вошло в небольшой сборник стихов Полонского, изданный в Тифлисе. А в последствии это стихотворение публиковалось во всех собраниях сочинений Саят Нова.
САЯТ-НОВА
Много песков поглощают моря,
унося их волнами,
Но берега их сыпучими
вечно покрыты песками.
Много и песен умчит
навсегда невозвратное время –
Новые встанут певцы,
и услышит их новое время.
Если погибну я, знаю,
что свет не заметит утраты;
Ты только вспомнишь те песни,
под звуки которых цвела ты.
Я просветил твое сердце –
а ты, ты мой ум помрачила;
Я улыбаться учил –
а ты плакать меня научила.
Так, если смолкну я, страстно любя тебя, друг благородный,
Где – разреши мне последний вопрос мой, – где будет холодный
Прах мой покоиться?
Там ли – в далеких пределах чужбины;
Здесь ли, в саду у тебя, близ тебя, под навесом раины?..
Рубен Нарьян
Гюлаб Мартиросян