Этому письму, о котором мы узнали уже после того, как конструктора не стало, пророчат стать одной из главных страниц в уже, казалось бы, написанной классической биографии великого изобретателя, оставившего глубокий след в развитии всей человеческой цивилизации. Это как решающая черта в его характере, итог, к которому он пришел в жизни: зацикленность на трудно разрешимых нравственных вопросах. Мы, читавшие Достоевского и Толстого, знаем, что она всегда была характерна для русских людей в их лучших проявлениях.
По иронии обстоятельств, наряду с заслуженным конструктором, одним из главных героев информационного пространства в эти дни стал российский бизнесмен Сергей Полонский. Беглый российский олигарх – это не что иное, как одна из современных ипостасей другого традиционного явления нашей жизни – русского самодурства. «Я победил и ни в чем не виновен», – заявляет журналистам олигарх после выхода из тюрьмы Камбоджи, самоуверенно надеясь избежать и российского правосудия. Он пока еще убежден в том, что все на свете можно продать и купить за деньги, и, увы, слишком молод и горяч, чтобы учиться на ошибках других, уже отсидевших свое бизнесменов-соотечественников. Его экзотическая история уже надоела, хотя сначала была забавна и вызывала чувство удовлетворения и злорадства, ими в конечном итоге зачастую оборачивается наша генетическая тяга к справедливости.
И рядом с камбоджийскими приключениями на тех же лентах новостей – исповедальное признание Михаила Тимофеевича: «Моя душевная боль нестерпима, один и тот же неразрешимый вопрос: коль мой автомат лишал людей жизни, стало быть, и я, Михайло Калашников, девяноста три года от роду, сын крестьянки, христианин и православный по вере своей, повинен в смерти людей, пусть даже врага?». Заглянуть в себя, не побояться признаться в сомнениях в правильности своей жизни, всеми вокруг уже давно признанной образцовой, – к этому надо идти, и идти непростым духовным путем. Кстати, последнее изобретение великого конструктора было исключительно мирным: это охотничий карабин, отличающийся тем, что его нельзя переделать в автомат.
Православная церковь уже разъяснила свою позицию по поднятому в письме вопросу: она поддерживает и конструкторов оружия, и тех, кто его применяет, если оно используется для защиты Отечества. Такой официальный комментарий приводит «Интерфакс». Но для нас существенно даже не это. Важно, что на повестке дня неожиданно встала старая в общем-то тема профессиональной этики ученых и изобретателей, тема морали в целом. СМИ напомнили о реальности совести – этой крайне неконкретной, эфемерной субстанции, которой, казалось бы, не осталось места в сегодняшнем насквозь материальном мире, – а ее угрызения, между прочим, испытывали многие создатели оружия. Наша наука, выросшая из «оборонки», напрямую столкнулась с этими проблемами в середине прошлого века. К этой эпохе относятся и советские киношедевры, заставившие размышлять над нравственным обликом ученых самых обыкновенных граждан. Сейчас же появляется ощущение, что наше общество вновь возвращается к глубинным проблемам бытия, поиску смыслов.
В названном письме много размышлений о судьбе страны и человечества в целом, о трагическом соседстве в мире добра и зла. «Уже двадцать лет мы живем в другой стране. Как будто порвалось что-то внутри, какая-то в душе пустота, на сердце безвозвратная утрата…» – читаю у Михаила Тимофеевича. Эти слова кажутся знакомыми. Припоминаю: почти та же мысль звучала в недавно пришедшем в редакцию письме читательницы – пожилой рязанки. «То общество было более чистым, имело идеи, цели, а сейчас хаос, неразбериха в самых верхах…» – грустно рассуждает пенсионерка. Но повод для оптимизма, хочется ее заверить, все же есть: осознание пустоты – это уже шаг вперед.