Выступление Государственного оркестра им. Олега Лундстрема в Рязани, в концертном зале областной филармонии, вызывало у слушателей всплеск эмоций.
Оркестр им. Олега Лундстрема известен во всем мире и занесен в книгу рекордов Гиннесса как джазовый коллектив-«долгожитель». В этом году музыкальная общественность отметит восьмидесятилетие прославленного биг-бэнда.
Перед пресс-конференцией с художественным руководителем поинтересовалась: много ли ожидается публики? Оказалось, что практически все билеты проданы. Удивляться не приходится: в Рязани джаз полюбили давно. Те, кому сегодня 65 и более, помнят, какая очередь была за билетами во время гастрольного концерта оркестра в Рязани под руководством ныне покойного маэстро Олега Леонидовича Лундстрема. Он стоял у истоков создания оркестра в 1934 году и руководил им долгие годы (О.Л. Лундстрем скончался в 2005 году). У оркестра удивительная история. Созданный русскими музыкантами в Китае, он сумел доказать свое право на выступления перед публикой в Советском Союзе, куда музыканты с семьями переехали в конце сороковых годов прошлого века. Говорят, что у оркестра Олега Лундстрема всегда было правило: не прибегать к услугам звезд. Звездами становились в этом коллективе. С 2007 года оркестром руководит заслуженный артист России, музыкант-аранжировщик, пианист, дирижер и композитор Борис Фрумкин.
– Так что же привлекает слушателей в джазовой музыке? – интересуюсь у мужчины средних лет и его спутницы, которые пришли на концерт.
– То же, что и всех, кто любит музыку: живой звук, способность музыкантов слышать друг друга и в то же время импровизировать, не выходя за рамки музыкального произведения. Джазу присущ всплеск эмоций, искренность, свобода, – высказывает точку зрения собеседник.
– А меня в оркестре Лундстрема подкупает, с одной стороны, верность любимым песням и мелодиям, а с другой – умение и в новых аранжировках не терять своего «лица», музыкального почерка. И, конечно, всегда интересно послушать, как музыканты импровизируют, ведь джаз, как известно, – это сиюминутное искусство. Для оркестра написано только семьдесят процентов нот, – добавляет его спутница. – Мы с мужем музыканты. Оба пианисты. Помню, было время, когда мы чуть ли не из-под полы покупали пластинки с записями джазовых мелодий. Тогда джаз не слишком приветствовали. Его иногда даже называли музыкой толстых буржуа. И все-таки дома и в компании друзей мы нередко сами играли джазовые композиции. В четыре руки, импровизировали. Был в этом, как выражается наша внучка, некий драйв.…
Развить тему не удалось: журналисты окружили художественного руководителя оркестра Бориса Фрумкина.
Отвечая на вопросы, Борис Михайлович обратил внимание на то, что в этом году коллективу исполняется 80 лет. Круглую дату – 70 лет – отмечает и сам художественный руководитель. В мае по поводу этих событий планируется выступление оркестра в концертном зале им. П.И. Чайковского в Москве с приглашением известных вокалистов и исполнителей с мировой известностью.
– Борис Михайлович, время не стоит на месте. На ваш взгляд, джаз как музыкальное направление сильно меняется с течением времени?
– Джаз учитывает современные тенденции, но по большому счету не меняется, остается свободной импровизационной музыкой и всегда находит почитателей, – говорит Борис Михайлович. – Это не та музыка, которая изменилась, и все изменилось вместе с ней. Ничего подобного. Есть любители диксиленда – музыки 30-х годов, есть почитатели больших свинговых оркестров, этноджаза. Они все развиваются, но стараются сохранить свои отличительные особенности. За последние 5-7 лет публика в залах помолодела. Это не может не радовать. Я объясняю это тем, что люди становятся внутренне свободнее. Возможно, привлекает живая музыка, дающая некий энергетический посыл слушателю. Проще говоря, джаз – это не потемкинская деревня.
– Бывают ли случаи, когда в ходе концерта вы вносите коррективы в программу?
– Иногда приходится что-то менять по ходу, хотя филармонический порядок и правила требуют жесткого соответствия заявленной программе. Но если мы чувствуем, что публика «проседает», нет желаемого эффекта, стараемся играть что-то более веселое, ритмичное. Если в зале преобладает «джазовый» слушатель, это чувствуется с первой ноты, и тогда можно исполнять сложные композиции, которые воспринимаются на должном уровне. От реакции зала напрямую зависит отдача музыканта, потому что импровизация подпитывается не только твоим мастерством, но и обратной связью со слушателем. Реакция зала чувствуется, я бы даже сказал, на телепатическом уровне: энергетика, заинтересованность или наоборот.
– Бытует расхожее мнение, что на исполнителей джазовой музыки в Советском Союзе в 50-60-х годах прошлого века оказывалось давление со стороны властей. Вы это ощущали?
– Я не могу сказать, что, занимаясь своим искусством, мне приходилось идти «на баррикады». Всегда была возможность схитрить и сказать, что я играю музыку борца за права черного населения Америки Чарли Паркера.
– У вас классическое музыкальное образование?
– Да. Отец был трубач и бэндлидер. Я начал играть на фортепиано в пятилетнем возрасте. Потом была Центральная музыкальная школа при Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского, консерватория. Но к джазовой музыке тянуло с детства. Отец почему-то не слишком приветствовал такой интерес: – настрадался в свое время, и ему хотелось, чтобы я занимался более спокойным и уважаемым искусством. Но спорить с природой нельзя, так как я впитывал джаз с самого рождения. И если мой друг Коля Петров, которого, к сожалению, с нами уже нет, тоже любил джаз, коллекционировал пластинки, но играл все же что-то свое, то для меня джаз стал профессией. Думаю, так случилось, потому что у меня не было выбора, я его даже себе не представлял и не видел в этом необходимости.
– Вы не жалеете, что все так сложилось?
– Я жалею только об одном, что поступил на вечернее отделение консерватории, откуда меня забрали в армию. Когда через три года я восстановился, то попал в другую среду. Сокурсники казались мне совершенными детьми. К тому времени у меня была семья, и я играл в серьезном коллективе. Мне совершенно не захотелось пребывать в этой среде. Но я жалею иногда, что не завершил обучение, потому что в консерватории были некоторые дисциплины, освоение которых очень помогает в композиторской деятельности.
– Быть музыкантом и руководить музыкальным коллективом – непросто. Скажите, как обстоят дела с кадровым вопросом. В коллективе большая текучка?
– У нас нет текучки. За семь лет ушли только два музыканта, и то потому, что возраст у них уже был преклонный. На их место пришли двое молодых. Министерство культуры требует, чтобы мы проводили ротацию кадров, но я не вижу в этом никакого смысла. Зачем менять прекрасное на хорошее? Имя и популярность обязывают не снижать планки. В оркестре замечательные музыканты, немало тех, кто играл еще под руководством Олега Леонидовича Лундстрема. Мы соблюдаем постулаты и традиции, заложенные с начала создания коллектива. Существуют свои традиции исполнения штрихов, приемов. Настоящий, профессиональный музыкант овладевает всеми этими особенностями в течение двух-трех месяцев, и для него не трудно влиться в любой оркестр, – заключил Борис Фрумкин.
***
Концерт начался с композиции И. Дунаевского «Весна идет, весне дорогу», затем прозвучали фантазии на тему песен о Москве, аранжировки произведений известных советских и зарубежных авторов.
В сопровождении оркестра выступила участница популярного телевизионного проекта «Голос» Мари Карне. Певица выступает с коллективом с 15-летнего возраста. Диапазон голоса позволяет ей исполнять и шлягеры американской джазовой школы. В ее репертуаре также песни Далиды и Эдит Пиаф. Справилась она и со сложной композицией «Summertime».
Больше двух часов без антракта выступал оркестр имени Олега Лундстрема, и каждое исполнение музыкантов слушатели награждали дружными аплодисментами. Воистину, джаз не стареет и всегда будет находить почитателей.