В Законе об образовании говорится, что надо создавать безопасные условия обучения и воспитания детей. Лет двадцать назад это считалось бы общим местом, а теперь – актуально. В связи с происшествием в одной из московских школ, когда вроде бы «умный» и «дисциплинированный» подросток убил из отцовского ружья учителя и полицейского, вновь всколыхнулись разговоры о высоком градусе агрессивности в нашем обществе. Агрессивна, прежде всего, сама молодежь, подростки, возраст которых иногда называют «нежным». 46 процентов наших молодых людей подвержены эгоизму, а 40 – агрессии… Такие данные одного из соцопросов приводились на заседании Госдумы, которое было опять-таки в связи с роковыми выстрелами.
В Рязани проблема безопасности детей обсуждалась на семинаре-совещании директоров городских школ, на заседании «круглого стола» городского центра «Доверие», когда в разговоре принимали участие представители межведомственных структур. Конечно, не остался в стороне и центр психолого-медико-социального сопровождения детей и подростков г. Рязани. На состоявшуюся в начале апреля научно-практическую конференцию «Социально-психологическая служба системы образования: риски и возможности модернизации» он впервые пригласил педагогов и психологов из сельских районов. Недавний областной педагогический совет под эгидой РГУ имени С.А. Есенина и министерства образования области также одним из вопросов поставил на повестку дня психолого-педагогическое сопровождение образовательного процесса. Участники всех перечисленных мною собраний пытались ответить на вопрос, что надо делать, чтобы создать в школе безопасную, свободную от насилия среду?
На одном из обсуждений педагоги в качестве исходного момента дали определение насилию: это действие (или бездействие), которое влечет за собой физическое или нравственное страдание ребенка. Стали перечислять такие действия: пинки, толчки, затрещины от своих же сверстников… Ничего нового по сравнению, например, с моим, советским школьным детством я не обнаружила. Вот разве лишь слово «удушение» привело меня в шок: «Как, теперь в школах душат?» – «Ну, не так, чтоб уж очень, – ответили мне. – Но за горло хватают, насмотревшись американских фильмов». В перечисленных фактах нравственного насилия преобладало «обзывание», что также к категории новшеств в школьной среде не отнесешь.
Вид коллективного насилия – буллинг. Но опять же: лишь это слово новое, иноязычное, а суть прежняя: постоянная травля со стороны сверстников, которая делает жизнь ребенка невыносимой. И снова вспоминаю теперь уже известный мне по журналистской работе факт из доперестроечной поры: один мальчик мог ходить по школе, лишь держа портфель ниже поясницы, и только этим кое-как спасался от синяков на известном месте. Классный руководитель на переменах за ним по пятам ходил, но и это, случалось, не спасало. Так что насилие в школьной среде существовало и раньше. Однако нельзя не согласиться с теми, кто считает, что теперь отношения между детьми стали (из-за каких именно факторов – разговор особый) жестче, немилосерднее. Так что же делать?
***
Одним из новых средств профилактики возникновения различных конфликтов является деятельность школьных служб медиации. Последнее слово опять же в переводе с иностранного языка означает «посредство, позволяющее урегулировать споры». Такие службы применялись с начала 90-х годов в школах Москвы, теперь рекомендуются и для других регионов России. В Рязани по инициативе центра ПМС-сопровождения детей и подростков реализуется проект «Школа против насилия». В его рамках в нескольких учебных заведениях Рязани созданы школьные отряды посредников. Рассказ о работе таких отрядов я слышала на научной конференции от представителей школ №№6, 13, 60.
В таком отряде – человек 15-20. Это – классные руководители, любимые учителя, психологи и наиболее авторитетные (в наше время сказали бы – «справедливые») ребята. И вот если кого-то из детей обижают, кому-то плохо, достаточно сказать об этом одному из посредников, а потом с помощью взрослых и при их непременном участии будет происходить улаживание конфликта. Бывает, что его удается пригасить сразу, иногда к спору приходится снова и снова возвращаться. При этом хорошо уже то, что обижаемый не один, за него есть кому заступиться. Конфликты, как правило, разбирают более старшие ребята (со средней ступени школы) у младших детей. Старшеклассники, как мне рассказывали, посреднические отряды своим вниманием не удостаивают: им некогда, у них – ЕГЭ. В Рязани прошло уже два слета школьных отрядов посредников (их еще называют ШОПами). Это тем более хорошо, если формирует сообщество детей, склонных и готовых заниматься очень нужной общественной работой.
Нынче она не в моде. Как рассказывали педагоги, далеко не все «авторитетные» школьники соглашаются войти в ШОП: побаиваются, но чаще всего считают, что им это не нужно. И родители наставляют: «Ты, главное, учись». Лозунг комсомольских лет «Лучше гореть, чем тлеть» сегодня не понимается и не принимается.
Помимо школьных отрядов посредников, центр ПМС-сопровождения организует молодежный тренинг-клуб «Перекресток», который призван развивать и укреплять внутренние ресурсы подростка для преодоления трудностей. Хорошо зарекомендовала себя для приобретения навыков общения со сверстниками программа «Волшебный круг»…
***
Но возвратимся снова к тому подростку, который выстрелил. Помогли бы ему все те новые пед-технологии, о которых написано выше? Предотвратили бы они трагедию?
События на Украине, в Крыму несколько отвлекли наше внимание от несчастного московского школьника, и, наверное, немногие заметили на телеэкране «бегущую строку» о том, что мальчик признан невменяемым. Значит, учителя, школьный психолог «просмотрели» его? Так и было сказано в первые часы после происшествия: «просмотрели».
Но вскоре в интервью газете «Культура» психолог школы, где произошло двойное убийство, такое утверждение опровергла. Оказывается, она видела, что подросток – проблемный, но всякую работу с ним семья мальчика ей запретила. Ситуация довольно типичная. Родители, как огня, боятся внимания к своим детям со стороны психологической службы: «Запишут в сумасшедшие, и вся жизнь под откос». Эта проблема еще требует какого-то своего решения.
Психолог данной московской школы, как выяснилось опять же из интервью, имеет хорошую профессиональную подготовку и большой опыт работы. Но, наверное, для большинства рязанских школ это не типично. Как правило, наши психологи – бакалавры, а такой подготовки для знания детской души мало. Со мной согласилась в этом психолог школы №6 Марина Суслова. Она получила в нашем госуниверситете подготовку по программе специалитета, но почувствовала, что этого ей явно мало. Сейчас учится в магистратуре. Преподаватели вуза помогают ей найти многие ответы на трудные школьные вопросы.
Кстати сказать, даже несмотря на хорошую подготовку, психологи в российских школах менее статусны, чем учителя, денег за свою работу получают меньше. Не секрет, что порой зарплату педагогам повышали за исполнение обязанностей школьных психологов.
От того-то их особенно мало сейчас в сельских учреждениях образования: не только в школах, но в различных центрах, приютах и т.д. А проблем с детьми «нежного возраста» на селе не меньше, чем в городе.