Как-то мы с лесником отправились на лошадке в старый сосновый бор за строчками. Для середины весны день выдался неожиданно теплый. Снега уже не было. Летали проснувшиеся мухи, гудели шмели, порхали бабочки, распевали прилетевшие зяблики, а в небе то и дело слышалось гоготанье пролетавших над лесом гусиных стай. Николай Герасимович чинно восседал в телеге на подложенном ватнике и напоминал мне строгого генерала, спешившего осуществить стратегический план военных действий. Он держал в руках вожжи и нарочито громко ворчал на плетущуюся лошадку, чтобы поторапливалась. А я, устроившись на ворохе желтой соломы с фотоаппаратом в руках, любовался освободившейся от снега лесной природой. Однако ничего подходящего для снимка в оголенном лесу не было – всюду рябили сверкающие на солнце лужи талой воды с отраженными в них деревьями. Тем не менее этот «калейдоскоп» скрашивал езду по раскисшей дороге, и я с удовольствием смотрел на игру солнечных зайчиков, озорно прыгающих в синеве луж под копытами лошади.
Нужный нам бор был виден издалека. Он раскинулся на возвышении и на монотонно сером фоне обнаженного леса «кричал» сочной зеленью сосен. Стоило робкому ветру шевельнуть их макушки, как из бора потянуло запахами отогретой смолы, разомлевшими мхами и специфическим духом ожившего от зимнего сна багульника. После наскучившей зимы запахи весеннего леса кажутся очень приятными и вдыхаются с особым наслаждением. Они невольно навевают воспоминания о былых блужданиях по лесной природе и так волнуют, что теряешь счет времени. Так и лежал бы с подложенными под голову руками, наслаждаясь прелестным дыханием весны. Но тут Герасимыч вдруг натянул вожжи, остановил лошадь и встал на колени.
– Погляди-ка, какая пропасть цветов! – кивнул он на обласканный солнцем косогор, сплошь покрытый брызгами фиолетовых цветов сон-травы. – Два дня назад их еще не было.
Много раз я любовался и фотографировал этот «колдовской» первоцвет, но и теперь не удержался, – кинулся к косогору с такой поспешностью, будто увидел это фиолетовое чудо впервые в жизни. Герасимыч же такой реакции от своего пассажира явно не ожидал. Покачав головой, он сравнил меня с непослушным дитем.
– Сколько же можно возле этих цветов ерзать? – упрекал меня лесник в дурацком, на его взгляд, занятии. – Каждый раз ты их сымаешь. Не надоело ли?
Но я не слушал его. Понимая неповторимость того, что вижу, я все щелкал и щелкал фотокамерой. Лесник же, наблюдая за моим безудержным желанием снимать, снисходительно улыбался. Что тут скажешь. Для деревенского человека, обремененного постоянными заботами о хлебе насущном, мой непомерный интерес к этим цветам выглядел детской забавой.
У читателя, наверное, уже готов вопрос: что же это за цветы, что способны так завораживать? Скажу больше, они не только завораживают, но и обладают какой-то магией. Во-первых, сон-трава зацветает одной из первых, когда еще кое-где лежит снег, поэтому в нагом лесу всегда является объектом внимания людей. Во-вторых, ее внешность. Она настолько необычна, что скорее напоминает маленькую мохнатую зверушку, чем благоухающее растение. Листья, стебли и наружная часть цветков-колокольчиков густо покрыты роскошной мохнатой шубкой. В такое необычное одеяние природа облачила сон-траву не случайно. Благодаря своей шубке она в период возврата холодов предохраняется от губительных заморозков. И, наконец, сами цветки. Они довольно крупные, – до пяти сантиметров, с ярко выраженной формой колокольчика. Но что удивительно, цветы завораживают не столько величиной и формой, сколько окраской. Она немыслимо привлекательна. Представьте, в лесу все кругом монотонно серое или блекло-рыжеватое, и вдруг среди этой «черно-белой» природы появились яркие голубовато-лиловые или фиолетовые цветы, да еще с таким нежным бархатистым отливом. Увидишь, и начинаешь недоумевать: уж не сон ли это? Но главное, что «околдовывает» наблюдателя, это смотрящий изнутри колокольчика оранжево-желтый «глаз». Склонишься перед цветком и не в силах отвести от него взгляд. Хочется к мохнатому чародею прикоснуться, потрогать его, понюхать. Запах, правда, у него не сильный, даже, можно сказать, еле уловимый, но лесные шмели и мухи чувствуют его и очень уважают, и мимо никогда не пролетают – садятся и барахтаются в липкой желтой пыльце.
Устоявшееся книжное название этого первоцвета из семейства лютиковых – прострел раскрытый, но все его почему-то величают сон-травой. Однако никаких признаков во внешнем виде этой травы и в помине нет, чтобы уличить ее в дремоте. Причина, похоже, кроется в далеком прошлом. Магическая красота сон-травы привлекала людей испокон веков, поэтому вокруг растения бытовало множество поверий. Говорили, что оно якобы наделено колдовской силой и способно привораживать, что с его помощью можно избавляться от сглаза и снимать наговоры дурных людей. А если красна девица возле цветка загадает желание с прогнозом на замужество, то так оно и случится.
Приписывали сон-траве и другие, не совсем приятные свойства. Дурной репутацией слыло цветочное зелье, которое якобы готовили злые люди. Выпьешь хотя бы глоток – и уснешь на веки вечные, и тогда никакая сила уже не сможет разбудить спящего. Еще говорили, что цветки сон-травы обладают гипнозом: дескать, посмотришь на них и сразу начинаешь впадать в дремоту. Трудно, конечно, согласиться с такими поверьями предков, они вызывают скорее улыбку, чем страх. Все эти выдумки наших дедушек и бабушек рассчитаны скорее на детвору – чтобы в лес без спросу не ходила. Впрочем, в растении и впрямь есть что-то особенное, колдовское. И я в этом не раз убеждался. Кстати сказать, сон-трава принадлежит к числу целебных растений. Она обладает многими лечебными свойствами и с незапамятных времен используется как лекарственное сырье. Наши предки применяли настой из сушеных листьев прострела при невралгиях, мигрени, чрезмерной возбудимости, бессоннице и других недугах. В настоящее же время при более действенных препаратах внимание к мохнатому целителю уменьшилось.
…По бугру вверх вилась тропка, проторенная грибниками. Тут Герасимыч приторочил к квартальному столбику вожжи, положил для лошади охапку сена и, не дожидаясь, когда я сброшу «колдовские оковы», направился с корзиной к недальней вырубке, где в пропаханных бороздах с порослью сосенок он ежегодно собирает строчки. Для меня в этот момент занавес над цветущей сценой опустился, пришлось поспешить за ним. Обрадованный тем, что я вновь «повзрослел», лесник завернул к роднику, чтобы угостить меня прохладной и очень вкусной водой. Зря он это сделал. Тут, неподалеку от родника, синели столь обворожительные высыпки сон-травы, что я не удержался и схватился за фотоаппарат. Видя, что я опять надолго «впал в детство», лесник что-то невнятно пробормотал и направился к вырубке.
Знаю, что моя любовь к этим цветам чрезмерна. Но таким недугом страдаю не только я. Сон-травой были околдованы знаменитый писатель и путешественник Василий Михайлович Песков и известный в нашем крае желанновский биолог Николай Терентьевич Кошелев, которые тоже снимали этот первоцвет до исступления.
Два года назад ехал я на своей «Ниве» на один из мещерских кордонов к знакомому леснику. По дороге мне встретился автобус, пассажиры которого (их было десятка два) что-то рассматривали рядом на обочине. Из любопытства я остановился.
– Сон-трава, – пояснил водитель автобуса. – Одни фотографируют, другие просто любуются. Да и сам я не удержался. Вот, на сотовый телефон снял. Друзьям покажу!
А недавно я отправился на кордон с приятелем. Увидав на обочине фиолетовые пятачки сон-травы, он тоже схватил фотоаппарат и долго ерзал перед ними на коленях. Еле оттащил. Сказал, что хочет сделать большую фотографию, чтобы видеть эту красоту у себя в доме.
Для меня снимок сон-травы – не только память о странствиях по весенней Мещере, но и символ русской природы, ее красоты, милой и очень дорогой сердцу.