Сегодня у рязанской писательницы, журналиста и краеведа Ирины Константиновны Красногорской юбилей. Инженер по образованию, она с юности чувствовала потребность выразить себя в слове. Но ее первое произведение «Свалить узурпатора», где героиня, руководитель заводской лаборатории, борется с начальником, отождествляя себя с библейской Юдифь, было из-за несоответствия тогдашней конъюнктуре отвергнуто. Тогда она переключилась на краеведение и – удачно. Теперь трудно представить себе последние три с половиной десятилетия без книг И. Красногорской, значительно расширяющих наше представление о многих достойных, памятных в рязанском краю людях, например С.Н. Худекове, П.П. Семенове-Тян-Шанском. Недавно Ирина Константиновна закончила повесть о первой русской поэтессе Анне Буниной, которую когда-то назвали «русской Сафо».
Неудивительно, что краеведческая литература И. Красногорской привлекает внимание в первую очередь педагогов, родителей школьников, работников библиотек, на которых возложено нравственное воспитание молодого поколения. Они тем более, наверное, обязаны Ирине Константиновне, потому что она в середине 90-х организовала литературно-художественный журнал для детей и взрослых «Утро» и была редактором его на общественных началах целых двенадцать лет! Редакторской работой И. Красногорская занималась в писательской газете «Рязанское узорочье», а потом и в издательстве под таким же названием. Сейчас она редактирует рукописи в издательстве Константина Ситникова.
И вот как раз о редакторской работе, насколько этот «хлеб» горек или сладок, какую роль она сыграла в собственной ее писательской судьбе, мы и решили поговорить с Ириной Константиновной…
Р.В. – Недавно вы приводили мне вычитанное где-то шуточное наставление начинающим авторам: мол, если хочешь выпустить книгу, нечего тратить время на знакомство с писателями, дружи лучше с редактором. В вашей жизни это как-то
оправдалось?
И.К. – Даже и не знаю, что ответить… Наверное, все-таки да. Хотя в конце 70-х годов мой первый книжный редактор, покойная ныне Серафима Дмитриевна Цуканова, на первом областном семинаре молодых литераторов (мне было 45 лет) отвергла меня напрочь. Как сейчас помню: сидит она, седовласая, молча слушает разбор моей первой повести участниками семинара, а потом вдруг поднимается и, опершись руками на стол, говорит своим низким голосом: «О чем речь! Какие могут быть сравнения с Трифоновым, Куприным! Это же абсолютно непроходная вещь!» Потом захотела по-смотреть все, что я написала. И прямо-таки оглоушила: «Это не выйдет в свет никогда». Но на произвол судьбы она меня не бросила: предложила, например, выпустить краеведческую книгу. И Валентин Иванович Сафонов, который тогда руководил отделением писательского Союза, тоже мне на первых порах помогал. В общем, я обязана и тем, и другим. А моя злополучная «производственная» повесть все-таки вышла потом, когда настали другие времена.
Р.В. – Со временем вы сами стали редактировать писательские труды, так сказать, вершить чужие судьбы. Насколько я понимаю, в этом деле нужно не только мастерство, но и такт…
И.К. – Да, это очень важно. Помню, работая в Рязанском проектно-технологическом институте, я написала заметку в стенную газету, а потом увидела ее, всю расцвеченную красными чернилами. Как же мне стало скверно! Какой униженной почувствовала я себя тогда! Но редактор (надо заметить, человек, не совсем далекий от литературы) все же нашел ко мне подход, я продолжила писать в газету, а он меня даже называл «наша Сафо», имея в виду древнегреческую поэтессу.
Р.В. – Об Анне Буниной он не знал?
И.К. – Он-то, может быть, и знал, а я тогда – нет. Так вот: потом, когда я уже сама стала работать с писателями, то старалась как можно мягче указывать авторам на их недочеты. Вообще стремлюсь больше, по мере возможности, конечно, говорить о своем редакторском вмешательстве в рукопись по телефону, а листы с правкой часто не показываю и не возвращаю. Но при всем этом я не избежала резко отрицательного отношения к моему редакторству. Оказалось, что авторы бывают не только ранимы, но и агрессивны.
Р.В. – А обратные примеры можете привести?
И.К. – Конечно. Благодаря газете «Рязанское узорочье» у меня возникла многолетняя эпистолярная дружба с доктором филологических наук, тамбовским писателем Владимиром Руделевым. Очень хорошие дружеские отношения сложились у меня с автором из г. Рыбное Евгением Васильевичем Орловым, чья книга вышла недавно. Или вот: на днях мне приходит извещение о посылке. В наши дни это редкость. Иду на почту, думаю-гадаю: кто же обо мне так позаботился? Оказывается, кабардинский писатель Алик Шасэ. Я была редактором его первой на русском языке книги «Ледж», которая вышла у издателя Ситникова в 2008 году. В благодарность за это он прислал мне… орехи с дерева, которое вырастил сам.
Р.В. – Какое-то время я была уверена, что редакторы нужны небольшим писателям, но, оказывается, правят и знаменитых, прославленных. Интересно, был редактор у… Пушкина?
И.К. – В то время были не редакторы, а цензоры, от которых зависело, что пропускать в печать, а что не пропускать. Обращаясь к одному из них, поэт назвал его в одном стихотворении: «Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой…»
Р.В. – Но у цензоров жизнь тоже была несладкой. Я сейчас вспоминаю: профессор Александр Никитенко, сослуживец Измаила Срезневского по С.-Петербургскому университету, был цензором и когда что-то такое пропустил, то ему пришлось отправляться на съезжую – арестантское помещение при полиции. Срезневский тоже одно время служил цензором…
И.К. – … и дядя Семенова-Тян-Шанского, который также не избежал неприятностей на этом поприще, и Яков Полонский, который следил за переводами иностранной литературы.
Р.В. – Сильно жаловались писатели на советскую цензуру – вроде бы она их произведения ох как душила! Сейчас ничего такого нет…
И.К. – Сейчас есть редактор, который выполняет роль цензора лишь в масштабах своего издательства.
Р.В. – По большому счету цензуры нет. Тьма различных издательств. Пиши, издавайся сколько угодно, если у тебя есть деньги. Что в этом хорошо и что плохо?
И.К. – Большой объем литературы составляют ныне мемуары – причем не обязательно людей известных, знаменитых. К определенному возрасту у многих появляется потребность рассказать о себе, своей жизни и этим как бы оставить после себя какой-то «нерукотворный памятник». Реализовать такой замысел возможность есть, и это прекрасно.
Другой вопрос – какого качества будет книга. Многие пишут так, как говорят. А что такое разговорная речь? Кто-то сказал, что она, как галька на берегу. Лежат себе камешки – тусклые, невзрачные. Оживают, приобретают краски, когда их накроет волной. В нашем случае вода для омовения камней – это культура автора, а ее часто не хватает. И усилия редактора, бывает, не помогают. А отказать издательства (я имею в виду малые, вроде рязанских) не могут, потому что зависят в основном от средств авторов. Потому и не гнушаются выпускать слабые произведения.
Да и профессионализма сотрудникам издательств часто не хватает, специалистов среди них раз, два и обчелся. А тут еще и автор за свои-то кровные условия диктует: «Хочу тут березку, а здесь – мой портрет». Потому довольно большая часть выходящей сейчас печатной продукции не тянет на то, чтобы называться Книгой. Культура многих изданий низка, а это понижает планку культуры вообще.
Р.В. – А нет ли поползновений у авторов обойтись без редактора вообще?
И.К. – Сколько угодно. Тогда на книге значится: «в авторской редакции». И в прошлом так некоторые поступали, например Д.Мережковский. Но вот недавно я прочитала репринтное переиздание его книги «Александр I» и нашла несуразицу: «ладонь руки». А в рукописях нынешних авторов можно заметить: «ступня ноги», «слеза на щеке лица».
Но кажется еще, что культура выходящих ныне книг значительно повысилась бы, если бы редакторы пользовались выпускаемой специально для них литературой. (Достает с полки толстенный том под названием «Справочник издателя и редактора»). Но многие в нее не заглядывают...