31 мая фотохудожнику Евгению Каширину исполнилось бы 65 лет
ВИДЕО: Дмитрий Соколов
У него был особый талант, ничем не уступающий его художественному дарованию, – талант общения. Любой человек – даже очень робкий, закрытый – рядом с ним чувствовал себя намного свободнее. Каширин давал другим это ощущение свободы, совершенно не заботясь о том, как он сам выглядит в чьих-то глазах. И нет ничего странного, что к нему тянулись и дети, и взрослые, и люди намного старше.
На любом событии, где он появлялся со своим «Зенитом», его встречали как звезду. Тридцать три высоких начальника могли говорить речи в микрофон, но если в этот момент скромно у стеночки возникал Каширин, взоры всех гостей оборачивались к нему и начинались приветствия полушепотом и быстрые рукопожатия. Скорее всего, Евгений Николаевич страдал от такого внимания, но вида никогда не подавал – он умел отстраняться в нужный момент.
Потом, когда люди смотрели снимки Каширина, всегда удивлялись – откуда в кадре этот волшебный свет, который не виден на фотографиях других репортеров. Профессионалы начинали думать, что он составляет какие-то особые, мягкие проявители. И хотя Каширин действительно был знатоком фотохимии, секрет заключался не в растворах. Евгений Николаевич воспринимал свет как вещественную, осязаемую среду – для него это был изобразительный материал. Еще учась в художественной школе при институте им. Сурикова в Москве, он заболел фотографией, одновременно охладев к рисунку. «Зачем рисовать, когда с помощью фотокамеры и света можно достичь ничуть не худших результатов», – вспоминал он потом в зрелом возрасте о своих юношеских размышлениях.
И быть бы Каширину выдающимся кинооператором, не хуже Юсова, Лебешева или Рерберга, если бы конкурсная комиссия ВГИКа, куда пробовал поступить Женя, по достоинству оценила талант абитуриента.
Вернувшись в Рязань после неудачной попытки поступления в институт, Евгений какое-то время помаялся без работы, потом устроился в рязанское отделение ВООПИиК, вел фотокружок в школе-интернате №1. Тогда же, в 68-м, он познакомился с фотографической жизнью Рязани. И был, по его словам, поражен размахом фотодвижения. Каждый год устраивались областные фотовыставки – и не где-нибудь, а в лучших залах – художественном музее и Рязанском кремле. В небольшом по тем временам городе действовало два фотоклуба: «Мещера» при радиоинституте и городской при ДК профсоюзов. Женя посещал оба. Молодого парня с быстрым живым взглядом и меланхоличной манерой разговора приметил корифей рязанской фотографии Виктор Иванович Агеев. И написал о нем заметку в газету «Радист».
– Это была первая публикация обо мне в печати, – вспоминал Евгений Николаевич.
Мы встретились с Агеевым в зале художественного музея на выставке к 65-летию Евгения Каширина. И попросили вспомнить, каким запомнился ему Женя в те годы.
– Он пришел в клуб и начал показывать свои снимки. Мы-то себя считали мэтрами, все-таки несколько выставок за плечами, а когда увидели его работы, наше самомнение дало трещину, – говорит Агеев. – Женя сказал: «Фотографий у меня много, я к вам в следующий раз с вещмешком приду». И он приходил. Обычно разложит штук двести фотографий на полу и начинает о каждой рассказывать байки. Сочинял он мастерски. Причем каждой своей выдумке он, казалось, сам немного удивлялся.
За легкий характер и веселый нрав, готовность делать людям приятное без всякой мысли о вознаграждении Женю сразу же полюбили в областном институте усовершенствования учителей, куда он устроился лаборантом.
– Лаборантом я числился, а в основном печатал фотографии и учебно-методические диафильмы, – рассказывал Каширин. – И еще я делал фотовыставки, подбирая снимки по темам – о детях, о зиме и т.д.
Почти в каждом номере журнала «Семья и школа» в 70-х и 80-х годах публиковались его снимки – это была хорошая возможность подработки, потому что в институте платили мало.
И к «Женечке», как ласково, а порой панибратски называли Евгения Николаевича, потянулся народ. В основном с просьбами: отпечатать негативы из домашних архивов, сделать фотографии для музеев – областных и районных. Он никому не отказывал, хотя порой не то что гонорар не получал – фотоматериалы изыскивал из собственных запасов. Как фотограф Каширин был в Рязани нарасхват.
– Никто лучше него не снимал наши праздники и другие культурные события, – вспоминает этнограф, Почетный гражданин г. Рязани Вячеслав Коростылев. – Он работал так, как будто его рядом и не было. Это не тот фотограф, который говорит: «Посмотрите налево, сделайте два шага назад, поверните голову». Он разговаривал с тобой и щелкал фотокамерой. И это всегда были самые удачные снимки.
На городскую станцию юных техников, вести фотокружок, Каширин пришел в 1987 году уже известным на всю Рязань человеком. Студия считалась детской, но взрослых там частенько по вечерам обитало чуть ли не больше, чем детей. Приходили с просьбами о съемках или просто пообщаться, услышать от Каширина какую-нибудь историю, а то и поплакаться на судьбу. Плакальщиков было особенно много, и Каширин со свойственными ему тактом, интеллигентностью покорно всех выслушивал.
«К нему приходили как к священнику на исповедь и за утешением, – вспоминал после смерти Каширина бывший настоятель храма Спаса-на-Яру отец Сергий (Чушкин). – Но если священно-служитель черпает силы в лоне церкви и получает для такой деятельности благодать, то Евгений Николаевич просто растрачивал свою энергию, раздавал ее всем, кто ни попросит».
Когда Каширина увезли на «скорой» и постепенно начали проявляться симптомы тяжелой болезни, все его друзья, коллеги были в шоке. Как это могло случиться? За что? Почему? Ведь в расцвете сил болезни возникают обычно от страстей, а все знали Каширина как человека исключительных личных качеств – щедрого, доброго, не завидующего, получающего удовольствие от своей работы. И вдруг такая напасть в 57 лет. Начали припоминать – какие альбомы, фильмы, фотографии есть о Каширине. И с ужасом поняли, что нет ни альбомов, ни фильмов, а его портреты требовалось еще поискать. Срочно началась подготовка к изданию альбома «Рязань и рязанцы. Эпоха оптимизма в фотографиях Евгения Каширина» в рамках проекта «Культурная инициатива». Связанные с этим хлопоты, отбор фотографий, их печать, казалось, вдохнули силы в Евгения Николаевича. Но подержать в руках свой фотоальбом – первый и единственный – ему так и не довелось. Презентация издания состоялась после смерти мастера.
О Каширине не был снят ни один документальный фильм, за исключением канадского «Фотограф», который показывался в узком кругу. Были симпатичные телевизионные зарисовки о нем и передачи на местных каналах, которые делал по большей части он сам. Но масштаб дарования фотохудожника заслуживал более внимательного к нему отношения. И кажется порой, что яркая звезда пронеслась мимо нас и сгорела в космосе, а мы не осознали ее величины.
– Евгений Николаевич не стремился к публичности, хотя на протяжении нескольких лет регулярно делал передачи на местном телевидении, – говорит Вячеслав Коростылев. – Он фотографировал сам и именно поэтому вошел в историю. Он делал это неутомимо, на протяжении всей своей жизни, и благодаря ему образовалась громадная коллекция кадров, по которой можно отследить десятилетия жизни нашего города.
Вячеслав Коростылев помнит, как в Рязань приехала группа кинодокументалистов. Режиссер Тофик Шахвердиев, известный своими провокационными методами съемки, искал людей с необычными биографиями. В герои одной из киноновелл попал Каширин.
– Прибегает ко мне как-то Женя и говорит: «Кажется, я влип в какую-то историю. Столько всего наговорил на камеру, что боюсь за последствия». А я уже успел познакомиться с творческим методом Тофика, который провоцирует на эмоции, старается задеть за живое. К сожалению, о судьбе фильма, месте и времени его показа мне до сих пор ничего не известно.
Документальные кадры о Каширине представляют сегодня особую ценность, потому что таких съемок было очень мало. Фоторепортер Сергей Новиков был первым, кто запечатлел на кинопленку небольшой отрезок жизни молодого Жени – продолжительностью три минуты, столько пленки было в кинокамере. На этих кадрах Жене нет еще и 25-ти.
– Мне хотелось выполнить съемку одним проходом, без монтажных склеек – это всегда вызывает у зрителей больше доверия к материалу. Время съемки и время жизни в кадре – один к одному. Я начинал движение с лестничной клетки в институте усовершенствования учителей, поднимался на второй этаж и входил в лабораторию к Каширину, а дальше двигался вместе с ним, снимая, как он заряжает глянцеватель, вынимает снимки из растворов, идет в аудиторию к учителям и показывает готовые отпечатки.
Сегодня эту пленку могут увидеть наши читатели на сайте «Рязанских ведомостей» в рубрике «РВ ТВ» (фильм называется «Женя, Женечка и Каширин»).
Спустя 40 лет мы повторили съемку, пройдя с видеокамерой тем же маршрутом, что и Сергей Новиков, но уже без Жени. Давно нет лаборатории, где засиживался допоздна Каширин, печатая диафильмы, нет и того коллектива, который души не чаял в Женечке. Лишь два человека – методисты института Галина Иванова и Татьяна Меркулова – смогли поделиться своими воспоминаниями о нем.
– Помню, на 40-летие мне подарили букет ромашек, я шла с ним по коридору, а тут Женя: «Ну-ка, стой!» – и вскинул фотоаппарат. Лучшей фотографии у меня больше никогда не было. И после Каширина я больше не фотографируюсь – знаю, что все другие снимки будут хуже. Когда я была чем-то расстроена, он говорил: «Да чепуха это все, Танюш, пойдем попьем чаю». И мы шли к нему в мастерскую, заваривали чай, и все грустные мысли отлетали. Женя был человеком, который старался сделать людям приятное, порадовать их неожиданными фотографиями, – говорит Татьяна Меркулова.
Помнится, кто-то предложил назвать пересечение улиц Ленина, Свободы и Полонского кварталом Каширина. Здесь часто можно было встретить Евгения Николаевича со своим черным кожаным кофром на плече. На станции юных техников он занимался с ребятами и до позднего вечера принимал гостей. В художественном училище вел курс фотомастерства. Много фотографировал в художественном музее. По средам ходил в киноклуб, действовавший при кинотеатре «Родина».
Теперь в художественном музее проходит выставка памяти Евгения Николаевича. Он снова среди своих друзей, но уже отлитый в бронзе. С таким же задумчивым взглядом смотрит на царящую вокруг суету и слушает выступления.
И в какой-то момент кажется: может, все это сон. Стоит только выйти из музея, перейти улицу Свободы, постучать в третье справа окно углового здания на Полонке и… Вдруг Каширин на месте? Вдруг откроет? И вечер, считай, не пропал…
1996 год, документальная съемка Сергея Новикова в фотостудии ГСЮТ. Евгений Каширин наклеивает фотографии на лист оргстекла (холодное глянцевание), поворачивается к оператору, говорит в камеру:
– Сейчас уже и не мечтается. Но если чуть-чуть задуматься, то мне хотелось бы… (пауза). Легкости! Легкости движения, дыхания. Хотелось бы почувствовать впереди большой отрезок времени, творческого времени, чтобы была возможность куда-то съездить, что-то посмотреть. Конечно, как и многим, мне хотелось бы разбогатеть. И тогда я купил бы новую японскую камеру… Нет, сначала купил бы родителям цветной телевизор. У меня мама прикована к постели. И как хорошо было бы дать ей в руку пульт от телевизора с большим экраном. И, конечно же, – полечить мать. Может, она и поднялась бы. Жилье бы новое хотелось получить, с большой гостиной, где могли бы поместиться все гости, устраивать там вечера. И очень я мечтаю о путешествиях. Съездить в мою любимую страну, о которой я много читал, – в Египет. Очень хотелось бы в Японию, посмотреть, как работают там местные фотокорреспонденты. Но это, конечно же, голубые мечты…
Вместе с Евгением Кашириным ушла он нас эпоха пленочной фотографии. Иногда думаешь: а смог бы Каширин работать с фотографией цифровой? Наверное, технически это не составило бы для него труда. На пленку снимать тяжелее. Просто минувшая эпоха сделала свой выбор. Оставила память о себе в образе такого фотохудожника, как Евгений Каширин. И тут мы вдруг поняли, что он – выдающийся.