В наше время люди часто ездят в монастыри: увидеть памятники старины, приложиться к святыням, спросить совета у духовных наставников. Интерес вызывают и насельники обителей. Что привело их сюда? Но ведь не подойдешь к человеку в черном одеянии, не спросишь напрямик – дело это очень личное, тонкое.
Потому я с долей нерешительности набрала номер телефона настоятельницы Казанского женского монастыря г. Рязани игуменьи Анны (Сычуговой) и попросила ее о встрече. Она сразу согласилась, спросив только: «Знаете, как меня найти?» – «Конечно», – самонадеянно ответила я, и напрасно. Дело в том, что еще недавно развалины Казанского монастыря, закрытого давным-давно, были настолько «замаскированы» разным хозяйственным «обременением», что я его, кажется, никогда не замечала. Так что двинувшись в направлении «где-то около площади Свободы», я немного поплутала, а когда перед глазами возник величественный храм, в изумлении остановилась: вот это да! Обошла его, прочитав все, что написано на плитах, встроенных в краснокирпичную церковную стену, полюбовалась благоустроенным двором, цветами… А за церковной оградой заметила скромное двухэтажное здание, где матушка Анна вскоре радушно меня приняла. Прежде всего я попросила ее рассказать о себе и вот что услышала.
– Мой папа – военный летчик. Поэтому наша семья постоянно переезжала с одного места его службы на другое. В детстве я некоторое время жила в Казани – обстоятельство это теперь имеет для меня, как вы поняли, особенное значение. Потом мы ненадолго переехали в Ставрополь. А в 1985 году, когда пошла учиться в десятый класс, поселились в Киеве, на Троещине. Папа вскоре вышел на пенсию, и мы решили остаться в этом прекрасном городе навсегда. Окончив школу, я захотела поступить в пединститут на факультет русского языка и литературы. Но, сдав вступительные экзамены, не прошла по конкурсу. Мне посоветовали, не теряя времени, подать документы по тому же профилю на вечернее отделение Киевского университета. Что я и сделала. Стала там учиться и работать в своей же школе: сначала старшей пионервожатой, а потом еще и библиотекарем на полставки. Я тогда, конечно, была не воцерковленной…
Матушка Анна улыбается. У нее лучистые глаза, тихий приветливый голос – ребятишки к таким учительницам обычно льнут. Так что когда Анна в начале 90-х годов вступила на преподавательскую стезю, она едва ли сомневалась в своем педагогическом призвании.
Работать стала не в своей, а в другой школе – украинской. «Учитель русского языка и литературы» – как это уважительно звучало на всем пространстве Союза – почти «главный» учитель в школе! Но количество уроков русского языка стало таять на глазах, курс русской литературы вскоре исчез совсем, втиснутый в программу общей мировой культуры. «Самостийность» вокруг просто зашкаливала. Все это с недоумением и горечью обсуждалось в их семье. Но вместе с этими чувствами в душе Анны в тот момент была и вселяющая надежду тихая радость: она все больше и больше приобщалась к церкви.
– Наверное, послужили этому какие-то семейные традиции? – спрашиваю я.
– Имелись, – соглашается собеседница. – В роду у папы, как выяснилось, был когда-то священник, мама росла в деревенской благочестивой семье, которая принимала странников. Сами родители были верующими, хотя явно они этого не выражали. Но главное, что повлияло, – время. Мы все ожидали тогда чего-то нового. Что раньше было недоступным, открывалось, о том, что замалчивалось, стали говорить.
В 1988 году исполнилось 1000-летие Крещения Руси, и деятели культуры на это мощно откликнулись. В популярнейшем журнале «Новый мир» любознательная студентка-вечерница могла прочитать статьи о русских религиозных мыслителях. А в популярнейшей рок-опере «Юнона и Авось» – услышать прославление любви церковным молитвенным словом «аллилуйя». Все это ложилось на душу, вызывало ответ. Анна стала носить крестик, выучила простейшие, найденные в печати, молитвы, читала их, преклонив колена, утром и вечером.
Не избежала она тогда и интереса к сектам, разным диковинным религиозным организациям. Послушала, посмотрела – не то.
Года два-три она дружила с юношей из Петербурга – они были только товарищами. Он отслужил в армии, увлекался учением Рерихов, но тоже сомневался. Этому человеку она могла излить душу, могла сказать о том, что Господь уберег ее от соблазна, что теперь единственная ее религия – православие. Хотелось делиться своими чувствами, обращать в свою веру. Придумала водить школьников в воскресную школу, но – постигло разочарование. Сначала ходили охотно, потом остыли, проявляла интерес только одна девочка, да и та – не из ее класса. Светское окружение все больше тяготило Анну. Ее постоянно мучил вопрос: как реализовать себя?
Друг из Петербурга сказал, что, вероятно, уйдет в Валаамский монастырь, а ей пожелал найти духовника и посоветоваться с ним.
В древнейшем Флоровском женском монастыре отец Серафим, выслушав исповедь Анны (к ней она со страхом готовилась всю ночь), не рискнул советовать девушке идти, как она намеревалась, в монахини, а направил для надежности к мудрейшему старцу Николаю…
– А как родители? – задаю очень важный вопрос.
– Папа был потрясен, – призналась матушка. – Он никак не мог воспринять, что я, девушка, которой надлежит завести семью, детей, могу стремиться в монастырь, жизнь в котором была ему неведома и непонятна. У мамы, после того как сестра с мужем уехали за границу, я осталась единственным утешением, и она не хотела со мной расставаться.
А потом мама умерла, и эта потеря в их дружной семье переживалась очень тяжело. Жалея отца, Анна около года не затевала никаких своих разговоров, а потом попросила у него разрешение оставить учительство. Вместе с отцом они поехали к старцу Николаю. В ответ на лепет Анны, что, мол, все советуют выходить замуж, а ей хочется в монастырь, батюшка как-то легко и весело сказал: «Беги, беги в монастырь»… Слишком много паломников добивалось его совета, и она не успела спросить: «На Украине оставаться или ехать в Россию?» – «Мы уже тогда предчувствовали, что на Украине будет что-то нехорошее».
Было какое-то время, когда она ничего не предпринимала, только усердно молилась, надеясь: «Господь все управит»… И вот в Свято-Троицкой Сергиевой лавре старенький батюшка в беседе с ней сказал: «Могу тебе посоветовать Солотчинский монастырь – у меня там знакомая игуменья, она завтра приедет, с ней и поезжай». Но в заботе об отце Анна не могла вот так, «завтра»…
Пройдет еще примерно год, когда она впервые посетит Солотчу, где ей все понравится. А спустя какое-то время сюда переедет и отец. На мой вопрос, легко ли далась на первых порах монастырская жизнь, матушка Анна отвечает:
– Господь, чтобы облегчить это испытание, одарил меня на тот момент большой радостью, была просто эйфория какая-то. Единственное, о чем сожалела: почему оказалась здесь так поздно?
Было это шестнадцать лет назад, из которых последние шесть матушка Анна – настоятельница монастыря. И судя по всему, как говорят в церковной среде, Господь призрел на это святое место, дал добрых помощников, чтобы возрождать обитель. Особенное промыслительное действие игуменья Анна видит в том, что удалось спасти от разрушения прекрасный Казанский собор. Монастырский корпус здесь пока один-единственный. Площадей, конечно, не хватает, обходятся малым и для приема паломников, и для просветительской работы – прежде всего, с юным поколением. Это, считает игуменья, веление времени, ибо перед глазами пример Украины, Киева, который она считает своим родным городом и который в последнее время неузнаваемо изменился.
А насельниц в женском монастыре всего двое: сама игуменья и ее послушница (кандидат в монахини), которая закончила Рязанское духовное училище. Это, пояснили мне, довольно редкое явление, чтобы питомица духовного училища решила уйти в монахини, ибо нелегок духовный монашеский труд.
Зато плоды его бесценны. Недаром самые великие русские святые Сергий Радонежский и Серафим Саровский были отшельниками. В уединении, тишине зрело их великое слово, чтобы и по сей день быть нам в помощь.
Мы, привыкшие подчас строить свою жизнь как непрерывное добывание средств на существование да короткие «оттяжки» за шашлычком, порой и не помышляем о том, чтобы хоть когда-то остановиться, оглядеться, поразмыслить о себе: «И так времени ни на что не хватает». Но не бывает ли, что в этой вечной суете мы, не отдавая себе отчета, совершаем то, что у людей церковных зовется грехом, а у всех остальных – подлостью? «Уединись – и станешь немного лучше», – писал Василий Розанов под впечатлением своего посещения Сарова и Дивеева.
Здесь есть над чем подумать…