Едва ли кто из жителей кораблинского села Кикино знает об итальянском городке Позитано. Впрочем, и позитанцы не подозревают о существовании Кикина и его жителей: два этих далеких друг от друга и очень разных поселения связаны между собой именем Михаила Николаевича Семенова (двоюродного племянника П.П. Семенова-Тян-Шанского). В Позитано его помнят как известного итальянского писателя Миколе де Семенофф, а вот кикинцы да и остальные рязанцы до недавнего времени о таком писателе и слыхом не слыхали.
Однако он сам заявил о себе в посмертном издании своих мемуаров «Вакх и сирены», которое впервые выпустило на русском языке в 2008 году издательство «Новое российское обозрение». В самом начале мемуаров, повествуя о своем раннем детстве, он вспоминает: «Я жил с матерью в нашем имении, селе Кикино… Поместье было не слишком большое, но и не маленькое, кормило нас с избытком… Дом стоял у лощины, в которой был когда-то большой пруд. Но весеннее половодье однажды сорвало плотину. Ее потом так и не собрались починить. Летом в этой лощине росла такая густая, сочная и высокая трава, что я терялся в ней с головой. За домом был фруктовый сад, потом поля».
Мать Михаила – Марию Леонтьевну – перебраться в Кикино из Москвы, где он родился в 1873 году, заставило несчастье. Когда мальчику было четыре года, умер его отец, Николай Михайлович. Он служил в Московском ботаническом саду, но был совершенно равнодушен к собственному сельскому хозяйству. И неудивительно поэтому, что пруд в Кикине не был восстановлен. Удивительно другое – как сумела его вдова, Мария Леонтьевна, прожить с сыном, ведя в имении запущенное «незамысловатое хозяйство патриархальными методами».
Конечно, средств на то, чтобы дать мальчику приличное образование, от такого хозяйства ждать не приходилось. И Мария Леонтьевна обратилась за помощью к родственникам мужа. Его двоюродный брат Петр Петрович (будущий Семенов-Тян-Шанский) выхлопотал для мальчика место в Пажеском корпусе, где тот должен был обучаться за казенный счет. Это было привилегированное среднее военное учебное заведение, по окончании которого юноши связывали свою жизнь, в основном, со службой в армии.
Но хорошим планам не суждено было осуществиться. Из-за горестного происшествия, случившегося с Мишей в Кикине. Свободное от учения время он проводил в обществе двух пастушат – Костика и Фролки, своих закадычных и неразлучных друзей. С ними он играл в любимую игру всех мальчишек – в войну. (К тому же тогда и основание для такой игры было: недавно закончилась война с Турцией). Однажды друзья построили на берегу бывшего пруда из глины большую «турецкую крепость» и решили ее взорвать, используя настоящий порох. Это едва не стоило семилетнему подрывнику Мише если не жизни, то потери зрения, потому что ему обожгло при взрыве лицо. «Я пролежал около двух месяцев,– вспоминает Семенов. – А когда окончательно стал на ноги, то на лице моем не осталось никаких следов этого происшествия. Следы остались в жизни. В Пажеский корпус я, конечно, не попал и блестящей жизненной карьеры, на которую рассчитывали мои родственники, не сделал… Это мое первое детское приключение открыло целую серию случайностей и неожиданностей, которые довлели потом в моей бестолковой, беспорядочной, несуразной, полной авантюр жизни».
Тут можно добавить, что на следующий год после взрыва Миша чуть не утонул в церковном пруду. Хорошо, что подоспели люди, вытащили его, откачали.
Дальше жизнь складывалась таким образом. Одну за другой менял Михаил Семенов гимназии (поучился и в Рязанской 1-й мужской), сменил несколько университетов... А кем он только не бывал, на какие идеалы не ориентировался. Подрабатывать начал еще будучи гимназистом, устроившись платным кавалером в танцкласс. Обучал крестьянских ребятишек в школе рязанского села Еголдаево (того самого, откуда родом был знаменитый уже в ту пору гравер Иван Петрович Пожалостин). Занимался журналистикой, пробовал издавать и продавать книги, переводил модного в то время писателя С. Пшибышевского. И одновременно со своей кипучей деятельностью исповедовал то идеи толстовства, то народничества, то марксизма, в котором тоже разочаровался. Наконец он выгодно, вторым браком, женился на Анне Александровне Поляковой, сестре своего друга-богача, фабриканта, мецената и литератора Сергея Александровича Полякова. В литературной среде Поляков был известен как владелец издательства «Скорпион», основавший вместе с Семеновым журнал русских символистов «Весы».
При всей своей занятости и востребованности в России Михаилу Николаевичу стало в ней скучно, и он отправился с женой за границу. Кочевал по Европе и осел в Италии, выбрав постоянным местом жительства маленький город Позитано, точнее, назвав его своим постоянным пристанищем. На самом деле он продолжал перемещаться по Италии, как прежде перемещался по России.
На календаре был 1906 год, когда он оставил родину. В Петербурге в тот год на торжественном заседании Географического общества отмечалось пятидесятилетие путешествия его двоюродного дядюшки Петра Петровича на Тянь-Шань, и в связи с этим был издан указ о добавлении к его фамилии «Тян-Шанский». Михаилу Николаевичу в то время исполнилось 33 года, он снова решил круто изменить жизнь. Бросил свои книжные дела и сделался владельцем так называемых доходных домов. Но и эта деятельность ему надоела, и он нанялся исполнять обязанности администратора в труппу Сергея Дягилева «Русские балеты», гастролировавшую по Италии, и пребывал в этом качестве два года. Его окружают теперь настоящие и будущие знаменитости мирового уровня. Об этом говорит хотя бы одна карикатура того времени, выполненная П. Пикассо и приведенная в книге «Вакх и сирены». На картинке – М. Семенов, Л. Бакст, С. Дягилев, а за кадром – композитор и дирижер И. Стравинский, поэт Ж. Кокто, итальянский танцовщик и балетмейстер Э. Чеккетти…
Но судьба делает новый оборот-поворот – и Семенов от искусства переходит к… рыбной ловле, не на удочку, конечно, а промышленным способом. Однако рыбный промысел не очень ему удался, он поменял его на торговлю рыбой и добился такого успеха, что смог купить в Позитано здание бывшей мельницы и переоборудовать его в виллу «Мельница Арьенцо».
Однако видным бизнесменом ему не суждено было стать. Началась Вторая мировая война. Семенов оказался изолированным на своей вилле и от нечего делать принялся писать мемуары, сначала просто для себя, по принципу «приятно вспомнить», на русском языке. Среди его героев, кроме упомянутых выше, К. Бальмонт, Андрей Белый, В. Бонч-Бруевич, М. Волошин, З. Гиппиус, Вяч. Иванов и лица из окружения Муссолини.
Что можно сказать об авторе воспоминаний, если следовать пресловутой сентенции: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты»? Сам же автор в предисловии признается: «В моей жизни преобладали три элемента: солнце, вино и женщины. Солнце дало мне здоровье, вино – радость, женщины – страдание».
Воспоминания он решился издать, и его гражданская жена Валерия Тейя перевела их на итальянский язык. Рукопись получилась очень объемной, и ее пришлось разбить на два тома, «Вакх и сирены. 1881–1914» и «Мельница Арьенцо: записки рыбака. 1914–1943».
Увидеть напечатанным Семенову довелось только первый том – на итальянском языке. «Несуразная жизнь» автора закончилась в 1952 году. И именно мемуары, написанные в общем-то по случаю, как развлечение и отвлечение от военной действительности, стали главным свершением Михаила Николаевича Семенова, послужили основанием для итальянцев считать его писателем.
Прочитав мемуары, я решила, что об авторе их интересно будет узнать и его землякам, кикинцам, и вообще рязанцам, потому и немного пересказала их. Потом вместе с краеведом Э.П. Кавуном мы решили посетить нынешнее Кикино. Самое примечательное, что удалось увидеть там, это полуразрушенная, но посещаемая церковь (в пруду возле которой, если помнит читатель, чуть не утонул Миша). В нише одного из ее окон лежал молитвенник, стояла керосиновая лампа, а на стене рядом висели репродукции икон и отпечатанная на компьютере памятка. Из нее можно было узнать, что последним священником церкви был служивший здесь полвека, до 1918 года, Павел Михайлович Чельцов. Возвратившись в Рязань, я позвонила его близкой родственнице Нине Борисовне Чельцовой. Она сказала, что, пожалуй, тоже Кикино навестит.
Ирина Красногорская