«Наш Художественный театр отличается от многих других театров тем, что в нем спектакль начинается с момента входа в здание театра. Вы первые встречаете приходящих зрителей…» (из благодарственного письма Станиславского цеху сотрудников гардероба МХАТа). С тех времен мало что изменилось, театр по-прежнему начинается даже не с вешалки, нет – прямо с порога, где билетеры строго берегут театральную культуру.
Словно актриса времен Станиславского, играющая свою важную роль в театре, Антонина Григорьевна Назарова с легкостью и артистизмом открывает тяжелые двери Рязанского театра драмы. «Добрый вечер! Приглашаю вас на театральную премьеру! Ярких вам впечатлений», – обращается она к входящему. И зритель улыбается в ответ на ее приветствие. Здесь, с порога, для него и начинается театр. Антонина Назарова, а с нею еще четыре гардеробщицы и пять билетеров оберегают удивительную атмосферу возвышенного консерватизма театра.
Театр всегда был не просто отражающим зеркалом эпохи, а ее увеличительным стеклом. Эти слова Владимира Маяковского и сейчас актуальны. «Сегодня в театре зритель всякий бывает, и богатый, и бедный. Даже капризный бывает. Не так пальто подала или не так его на плечики повесила. Но одевается наш зритель хорошо, может, где-то слишком коротко или слишком открыто, – делится Антонина Григорьевна со мной своими наблюдениями. – Вот раньше театрально одевались, лучшую обувь с собой приносили, переобувались, а сейчас, бывает, туфельки новые, выходные, а одежда повседневная…»
Бывает, на спектакль приходит выпивший зритель, требует зрелищ. Чтобы усмирить такого посетителя, от билетера требуется максимум тактичности и выдержки. «Вы придите завтра, придите послезавтра. Я по этому билету вас всегда пущу», – успокаивает «веселенького» зрителя Антонина Григорьевна, которая за двадцатипятилетний опыт работы в билетерном цехе видела разных «театралов». Иные предлагают шоколадку за бесплатное посещение спектаклей. Но здесь такие номера не проходят.
За что служат театру артисты, режиссеры, костюмеры, гримеры, декораторы и билетеры? Есть у Валентина Гафта такие строки:
Зачем в святое мы играем,
На душу принимая грех,
Зачем мы сердце разрываем
За деньги, радость, за успех?
Любой труд в театре никогда высоко не оплачивался. Служить театру есть призвание. Работу в театре не на плечи – на душу примеряют. Свой долг, как перед человечеством, так и перед самим собой, достаточно трудно измерить денежным эквивалентом. Иные запрашивают очень много за свой талант, а иные за это ничего не требуют. «Наши артисты – бедные люди, – с сожалением и досадой говорит заведующая билетерным цехом Антонина Назарова. – Это не столичные актеры. Я не очень люблю, когда к нам приезжают московские артисты, – рязанские играют лучше. И билеты на спектакль с нашими артистами в несколько раз дешевле. Самый дорогой вам обойдется в триста рублей, а билет на московский спектакль до двух тысяч в цене доходит». Она с гордостью перечисляет фамилии почти всех актеров Рязанского театра драмы. Благоговея перед каждым именем, Назарова восторженно рассказывает о Петровой, Коршуновой, Месняковой и Моргуненко, о Леонтьеве, Призе и Борисове, о Кудре и Блажилине. При этом почти всех актрис она именует примадоннами, а актеров – ведущими артистами театра. «Мне нравится, как Андрей Блажилин играет Чацкого. Последние слова монолога героя «Карету мне, карету!» он неожиданно тихо так произносит, не как принято», – удивляет меня знанием актерской трактовки сценического образа представитель далеко не актерской или режиссерской профессии.
«Вы, милая моя, будете отвечать по всей строгости закона», – говорил Глеб Жеглов гражданке Волокушиной Светлане Петровне, уличив воровку в получении чужой шубки по чужому номерку в гардеробе московского театра. В рядах гардеробщиц Рязанского театра драмы криминала никогда не было. «Очень редко и случайно отдавали вещи не их хозяевам, – озвучивает служебные тайны в нашем разговоре Антонина Петровна. – Но зрители сами их возвращали. На следующий день после спектакля мужчина принес чужой кулек с шапкой, прокомментировав свой поступок словами: «Жена глянула – не ее». Совестливый порог у людей очень высокий. Наверное в этом есть и заслуга театра.
«Мне предлагали работать в больнице, в гардеробе, – продолжает Назарова. – Хоть там и платят больше, я сразу отказалась. Здесь я с театром, с праздником и хорошим настроением, а там с болезнями и болью». На девятом десятке у Антонины Григорьевны и своих болячек хватает. То коленка разболится, то поясница. «Я поохаю, повздыхаю, а потом накрашу губы, напудрю нос – и в театр. Бабушки-соседки на скамейке взглядом провожают: «Куда, на работу?» А я им в ответ: «Нет, я иду в театр. Я иду на праздник».
Праздник потому и праздник, что приходит и уходит, вспыхивает, разливается огнями и угасает. Она первая зажигает его огни и так же, как все люди, причастные к театру, хранит этот вечный свет от затухания. Ей, заведующей билетерным цехом, зрительный зал громче всех кричал «браво!», поздравляя с заслуженной наградой – медалью с очень ценной для нее надписью «Благодарность от земли Рязанской».
«Я вас помню, – Антонина Григорьевна оборачивается на незнакомый голос и видит перед собой молодого человека. – Я приходил в театр с мамой, а сейчас своего ребенка привел». Она хорошо помнит, как ее, такую же маленькую, семьдесят лет назад родители привели в этот же театр.
…Фойе заполняется посетителями, маленькими и большими, постоянными и пришедшими впервые на спектакль. Встречая разного зрителя, Антонина Григорьевна уверена в том, что здесь, в театре, нет и никогда не будет случайных людей. Рано или поздно они обязательно вернутся сюда, потому что театр – это навсегда.
Ольга Харченко