Не погрешу против истины, утверждая, что год 100-летия со дня начала Первой мировой войны в нашей газете прошел под знаком семьи Кравковых. В мае мы рассказывали о Кравковском фестивале в рязанской школе № 10 и о презентации книги А.Г. Узбековой «Кравковы: два поколения ученых из Рязани».
1 августа, в день 100-летия начала войны, опубликовали очерк представителя этой замечательной семьи М.А. Российского о летописце событий той войны, корпусном враче, тайном советнике Василии Павловиче Кравкове. Кандидат исторических наук, советник одного из департаментов МИД России М.А Российский подготовил к публикации книгу дневников В.П. Кравкова, ставших подлинным историческим документом. Книга вышла в свет в московском издательстве «Вече» в сентябре, а вскоре в «Литературной газете» была опубликована очень хорошая рецензия Олега Назарова на эту книгу. И об этом мы тоже написали. Но и это еще не все. 25 ноября в Рязанской областной библиотеке имени Горького при большом стечении народа состоялась презентация книги В.П. Кравкова «Великая война без ретуши. Записки корпусного врача». В этот же день на доме № 34 по улице Салтыкова-Щедрина была открыта мемориальная доска Василию Павловичу и Сергею Васильевичу Кравковым – отцу и сыну, на долю каждого из которых досталось по своей мировой войне.
С мыслями об этом доме В.П. Кравков отправлялся в августе 1914-го в качестве корпусного врача на Юго-Западный фронт, в 25-й армейский корпус. И сразу же оказался в самом пекле, в Галицийской битве. Для него это была не первая война, позади – страшная и позорная для Российской империи Русско-японская война 1904-1905 гг. Там он начал вести дневники, как многие его ровесники и современники. Зачем они это делали? А зачем мы сегодня ведем блоги в Интернете? Чтобы поделиться впечатлениями, чтобы запомнить происходящее и отметить свое место на историческом полотне. Наконец, для того, чтобы запомнить, рассказать детям и внукам. Так было принято в среде русской интеллигенции начала прошлого века – самое сокровенное доверять дневнику. Тогда еще подобные записки не расценивались в качестве улик.
В его дневники погружаешься, как в пучину, водоворот военных событий, который несет тебя со страшной непредсказуемой силой. Он сравнивает две своих войны и не находит между ними большой разницы. То, что погубило русскую армию в Порт-Артуре и под Мукденом, продолжало процветать и в Галиции. Те же, что и десять лет назад, пороки армейской верхушки – некомпетентность, растерянность и безответственность. Он так и пишет об отступлении русской армии в Галиции первым военным летом: «Общее положение, много напоминающее в несколько раз уменьшенном размере картину мукденского отступления… То же и теперь: масса отбившихся от частей командиров, врачей, нижних чинов; полная растерянность и паника; солдаты, переводимые своими начальниками, в ужасе бегут с поля брани».
Или еще одна характерная для начала войны запись: «Большой пока ресурс – это моральный подъем людей; боюсь, как бы не был скомпрометирован бессвязными действиями наших начальников…». Кравков многое видел и еще больше понимал, как подлинный патриот и просто образованный, интеллигентный человек, всегда с готовностью берущий на себя долю ответственности за происходящее. Пушкинское «Я числюсь по России» для этого совестливого российского сословия само собой разумелось. Василий Павлович Кравков не только делал записи в дневнике, он сопротивлялся вопиющей глупости, говорил в лицо начальству о недостатках в организации медицинской службы, рисковал своей карьерой и своей жизнью.
1916 год, майская запись в дневнике: «Боже мой, сколь поражающа картина российского показного толчения воды в ступе – все пишем, пишем и только пишем, да еще с подковырками да «хлюстами», а воз все стоит на том же месте. А «боши» готовят нам верную западню…». И далее то, что мог написать только врач: «Действий много, хоть отбавляй, но все они сводятся к судорогам и импульсам без центрального регулятора – нет головного мозга, нет и правильного функционирования нервных узлов».
Он понимал: великая война ведет за собой великие потрясения для России. Но вот они случились, великие потрясения. 1917 год. Империя кончилась. Как всякий интеллигентный человек в то время, В.П. Кравков связывает все свои надежды с Учредительным собранием. Вообще, смятение тех дней в армии описано автором с потрясающей откровенностью. Нам сегодня так понятны эти настроения перехода над пропастью из одного жизненного уклада в другой. В марте 1917 года Кравков записывает: «С грустью взираю, что многие начальствующие лица, вопреки категоричным и ясным приказам свыше, до сего времени еще не желают считаться с силой свершившегося факта, чтобы поставить крест на прошлом, проявляя тупое, дуболобое противодействие в признании нового порядка вещей».
Отрывки из этих кровоточащих записей не дают полного представления о документе, но, надеюсь, подтолкнут тех, кто интересуется темой, взять книгу в руки и прочитать. Это действительно документ эпохи потрясений. Василий Павлович завершает свой дневник в августе 1918-го. Но как ему удалось угадать то, что ждало новую советскую Россию в 20-х, 30-х годах, до которых ему дожить не довелось? Одна из последних записей дневника Кравкова: «Были раньше царские холуи, теперь – не оберешься холуев презренной черни, явочным порядком захватывающих себе вкусные жареные кусочки и теплые местечки…».
Он сбросил с себя «одно из бремен» – обязательство продолжать ведение дневника в августе 1918 года. Может быть, понял, что это уже небезопасно. В.П. Кравков пробовал сотрудничать с новой властью, организовывал новую военно-санитарную службу. В июле 1920 года он был арестован ВЧК за то, что будто бы помог кому-то получить освобождение от призыва в РККА. По приговору органов ВЧК В.П. Кравков расстрелян. Где похоронен – неизвестно.