Меньше чем через неделю, 8 февраля, будет отмечаться День российской науки. Но если еще немногим ранее, в эпоху провозглашенного Президентом курса на модернизацию и инновационное развитие экономики, мы уже начинали робко верить в расширение финансовой поддержки научных исследований, новые наукограды, нашу научную молодежь, – словом, в светлое будущее российской науки, то сегодня общественное внимание переключилось на более насущные проблемы.
Немудрено, если сегодня кому-то покажется странным, что на фоне гремящих у наших границ с Украиной взрывов, неуклонно падающих цен на нефть, растущего отчуждения со странами Запада кого-то еще интересуют проблемы реформы РАН, реорганизации ВАК и диссертационных советов, борьбы с «липовыми» диссертациями... Более того, кто-то всерьез занят научными изысканиями, не спит ночами, ломая голову над формулами или штудируя труды предшественников, и даже… совершает открытия.
Сегодня мы в массе своей удивительно мало интересуемся наукой, не знаем почти никого из современных ученых и ничего – о последних научных достижениях. Опрос, проведенный ВЦИОМ еще в 2013 году, показал, что за шесть лет число россиян, не интересующихся научно-техническим прогрессом, выросло почти вдвое – с 28 до 49 процентов.
Я вспоминаю, как в не столь далекие годы учебы в вузе мне досталось писать в студенческой газете в рубрику о науке. И вот тогда я впервые лицом к лицу столкнулась с миром, который, казалось бы, по всем объективным законам просто не мог существовать. Причины? Смешные зарплаты на кафедрах, пугающие расценки на публикации в солидных научных журналах, устаревшая материальная база, для обновления которой приходилось проявлять чудеса изобретательности. И если физико-математические, естественные, технические науки страдали от слабой связи с производством, то гуманитариям, от которых никто не ждал инновационных прорывов, приходилось просто-напросто доказывать свое право на существование, на широкое, наравне с инженерами и биотехнологами, участие в грантовых конкурсах. А столь важные для начинающих исследователей жилищные перспективы, вернее, их отсутствие? А еще набирающая силу тенденция к сокращению бюджетных мест в аспирантуру, развернутый бюрократический аппарат, требующий от счастливых обладателей грантов кучу справок, приложений и обоснований… Мне открылся мир, существующий не благодаря, а вопреки. Мир, который не живет, а борется за право на выживание.
Все это, свалившись на голову, сразу поубавило оптимизма. Но вот удивительно, вопреки ожиданиям, герои для заметок стали находиться один за другим. Причем из числа не одних признанных, маститых ученых, но и молодежи, моих ровесников, что радовало особенно.
Мне рассказывали, как мучительно долго приходится порой искать редкую монографию по библиотекам всей России. Как начинающий исследователь, пытаясь обеспечить себя, вечерами, после работы на кафедре, расшифровывает чужие диктофонные записи. Как опытные «полевики» инструктируют перед поездкой студентов-энтузиастов из научного кружка: «Если увидите медведя – ни в коем случае не бегите. Вот был случай…» Как вздыхал: «Мучители!..» – вахтер вслед уходящим за полночь работающим над срочным проектом лаборантам. Как ничего не понимающие в науке приятели поздравляли молодого преподавателя с получением гранта, не представляя, что главная работа – впереди: «Молодец! На что потратишь – шубу жене купишь?» Как много раз опускались руки от чувства бессилия и собственного ничтожества после проверки очередной ошибочной гипотезы. Но как радостны и захватывающи бывали моменты научного вдохновения.
Временами было жалко, что нельзя этот мир поместить за музейное стекло, чтобы водить туда на экскурсии школьников и всех любопытных. Показывать им, что здесь не принимают пустых амбиций, а требуют отдачи 14-18 часов в сутки. Не обещают ни званий, ни должностей, ни даже стабильного заработка, но то и дело испытывают – на прочность веры в себя, в перспективность своей темы, в способность идти до конца. Зато именно здесь можно найти поразительные примеры силы воли, твердости духа, верности идеалам знания, а в сущности, своему человеческому предназначению на земле. «Человек разумный обязан отвечать на все поставленные вопросы, иначе какой тогда он человек», как любит цитировать кого-то из великих моя работающая в вузе подруга.
А один из собеседников, недавно защитившийся кандидат наук, однажды буквально перевернул сознание: возможностей для нас в России, заявил он, сегодня достаточно, тем более что внимание науке уделяется на самом высоком уровне. Только надо уметь пользоваться ими. Увы, многие стандартные правила в нашей стране работают плохо, но зато появляется масса нестандартных вариантов. И я поняла: на них, на нешаблонные поступки людей, верных своему призванию, – сегодня главная наша надежда.