Что такое сентиментальность? И чем она отличается от доброты и всякого подлинного чувства? Сентиментальный человек может пристраивать брошенную кошечку или собачку и хамить соседу напротив, с которым вместе сидит за одним офисным столом. Или сюсюкать с ребенком и лезть напролом в бесплатный автобус, чтобы поехать на нем в гипермаркет. Отпихивать всех локтями и огрызаться, как будто поездка в магазин на бесплатном автобусе для него вопрос жизни и смерти.
И все это имеет самое непосредственное отношение к «Чайке» Антона Павловича Чехова.
«Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы»…
Этот страстный монолог Нины Заречной (Марина Мясникова) своего рода точка входа в мир героев пьесы. Тот камертон, по которому можно настраиваться на дальнейшее восприятие. Режиссер-постановщик Сергей Бобровский решил эту сцену комически. Нина Заречная не играет, а кривляется, заламывает руки, начинающий драматург Треплев (Никита Данилов), напридумывал кучу дурацких эффектов. Актеры на пленэре играют «мировую душу», страдающую от одиночества, и чёрта, от которого пахнет серой, но на самом деле играют «черте-те что». Приглашенные гости отпускают по ходу действа шуточки, Треплев обижается: кричит «Занавес!». «Новые формы», которые он ищет, проваливаются, их никто не понимает. Кто-то потом хочет застрелиться, кто-то хочет лошадей… Кто-то жалеет, что не женился и не стал литератором, кто-то влюблен или мечтает о славе… Каждый о своем. И в этом нагромождении пустоты должна проблескивать магия чеховского таланта. Ну о чем они все говорят? «Спокойной ночи! – Петруша! – А? – Ты спишь? – Нисколько. – Ты не лечишься, а это нехорошо, брат. – Я рад бы лечиться, да доктор не хочет. – Лечиться в шестьдесят лет! – И в шестьдесят лет жить хочется. – Э! Ну, принимайте валериановые капли. – Мне кажется, ему хорошо бы поехать куда-нибудь на воды. – Что ж? Можно поехать. Можно и не поехать» (разговор Аркадиной – засл.арт. России Татьяна Петрова, Сорина – нар.арт. России Сергей Леонтьев и Дорна – засл.арт. России Александр Зайцев).
Можно поехать, а можно и не поехать. Можно слушать, а можно и не слушать.
«Играть текст» в чеховских пьесах вообще безнадежное дело. В них нужно играть атмосферу. Треплев со своей странноватой пьесой тоже что-то такое хотел выразить, но ему не хватило мастерства и дарования, новые формы оказались беспомощнее старых. Ну неужели можно серьезно относиться к банальному сюжету «Чайки»? Строить спектакль на обыкновенной беллетристике? Начинающая актриса мечтает о славе, знакомится с преуспевающим литератором, тот сходу придумывает сентиментальный рассказ про девушку, которая свободна, как чайка. «Но случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил ее». Сюжет реализуется в действительности. Тригорин (Владимир Приз) обольстил и обманул Нину, бросил, Нина на всю оставшуюся жизнь входит в образ страдающей актрисы, подбитой чайки. Из этого омута страданий она черпает вдохновение для сцены. Говорит о том, что нужно терпеть. И еще о том, что нужно нести свой крест… Так иной человек привыкает к хронической болезни, а когда она милостью Божьей проходит, решительно не знает, чем ему заняться. Смыслом его жизни было ежедневное превозмогание недуга. Скучно жить на свете, господа! И Нина Заречная говорит: «Сон!» И врач Дорн изрекает: «Люди скучны». И Аркадина жалуется: «Ах, что может быть скучнее этой вот милой деревенской скуки!»
Большая часть диалогов пьесы нужна лишь для того, чтобы понять: все они говорят не о том. В каждом бродит невысказанное. Все самолюбивы и несчастны, потому что день и ночь думают лишь о своих чувствах. А если посмотреть откуда-нибудь со стороны, хоть из плетеного кресла-качалки, то весь их так называемый богатый внутренний мир не что иное, как непомерно раздутое самолюбие. Они всю жизнь проживают в смятении и отравляют все, к чему прикасаются, – театр, литературу, собственную жизнь и жизнь своих близких. Вот уж точно: сентиментальный, жалеющий себя человек – это то, что должно быть преодолено.
Все подлинно великие характеры в мировой литературе создавались на этом поле битвы за сверхчеловека – от Гамлета до Андрея Болконского. А на другом полюсе стояли Плюшкины и Маниловы, в которых уже не было никакого внутреннего хаоса – мертвые души неподвижны. Как тут не вспомнить: «Я преодолел себя, страдающего, я отнес пепел свой в горы и ярчайшее пламя обрел для себя». Кстати, с философским трактатом «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше Антон Павлович Чехов был знаком. Известно, что В.Ф. Комиссаржевская послала Чехову издание книги, попросив написать рецензию на перевод. Писатель хоть и ответил отказом, но сообщил, что присланную книгу прочел с удовольствием.
Но о чем это мы? Люди есть люди, и даже квартирный вопрос здесь ни при чем. Они пожалеют, а потом предадут. Оберут до нитки, а потом снимут с себя последнюю рубаху и отдадут ближнему. Возненавидят, а затем полюбят до гробовой доски. А если начать им говорить о сверхчеловеке, то это обычно заканчивается какой-нибудь бедой вроде фашизма. Великая человеческая комедия! Остается лишь смеяться, обливаясь слезами. И писать под названием пьесы «комедия», хотя там и нет ничего смешного.