Рязань все-таки удивительный город, способный сохранить легенду о человеке и больше ничего. О Владимире Доронине я слышала, совсем недавно читала статью о нем, написанную Еленой Сафроновой и опубликованную в нашей газете вместе с маленькой подборкой стихов. И все. О нем вспоминают, говорят. Но почти ничего не осталось из публикаций.
И вдруг вышла книга «Эпилоги» – совсем небольшая, в 70 страниц, оформленная художником Надеждой Блиновой, сверстанная Ириной Курицыной, подготовленная к печати Еленой Сафроновой. Она стала автором предисловия, в котором очень деликатно рассказывает о Владимире Ивановиче Доронине – поэте, журналисте, критике.
Мне рассказывала о нем журналист Галина Чернова как о человеке энциклопедически образованном, которого можно было спросить о чем угодно, в любое время дня и ночи. И получить исчерпывающий ответ. Вспоминают о Доронине и другие коллеги потому, что он бывал в редакциях, приносил статьи, публиковался, присутствовал в этом кругу. Был и вдруг исчез. Помню, как сказала мне Галина Петровна Чернова: «Представляешь, Володя Доронин в Авдотьинке…». Сказала, как о знакомом мне человеке, а я его и не видела никогда.
И вот теперь читаю его стихи – пронзительные, нездешние. В них – Гамлет, Пушкин и Пастернак, балерина и император, Гасконь и Небраска…В них ныряешь, как в океан – бездонный и полный именами, событиями, мыслями и впечатлениями. Человек, который писал эти строфы, жил очень активной, чрезвычайно наполненной, яркой жизнью. Пусть даже со стороны она казалась совсем иной. Потому в его стихах больше диалогов, чем монологов, больше впечатлений, чем описаний. Это разговор не с самим собой, а с миром, друзьями, любимыми женщинами, великими мыслителями, известными и мало известными литераторами.
И как-то трудно себе представить, что время обошлось с Владимиром Дорониным так безжалостно. Он остался один – без близких людей, без крыши над головой, без любимого дела, возможности общаться в кругу равных себе. Оказалось, что интеллект не спасает от одиночества, а характер может стать первопричиной многих бед.
От журналистского и литературного творчества Владимира Доронина мало что осталось. Можно, конечно, и нужно собрать и попробовать издать хотя бы все, опубликованное им. Что-то подсказывает мне, что из этих публикаций может вырасти значительная, вызывающая к себе интерес фигура автора. Но кому сегодня это под силу – сидеть в библиотеках, ксерокопировать статьи, готовить издание и, главное, найти на это средства. Есть, конечно, безграничный Интернет, в который, что ни помести, всему найдется свое место. Только найдется ли свой читатель у Владимира Доронина? Может быть, эта тоненькая книга, вышедшая тиражом в 100 экземпляров, кому-то поможет запомнить это имя и фигуру Дон-Кихота на обложке, рыцаря печального образа, уставшего бороться с мельницами.
Владимир Доронин
Стихи из книги «Эпилоги» 
Наша пьеса кончается. Занавес.
Перерыв от шести до восьми.
Ты сыграй ее, девочка, наново,
Да партнера попроще возьми.
Эту драму я, кажется, выносил
и концовкой тебя удивил.
Чей же, право, кощунственный вымысел
Превращает ее в водевиль?
Порой мечусь в глухом отчаянье,
Порой покорствую судьбе.
Все о тебе – концы, начала.
Само молчанье – о тебе.
Все за тебя – перо готово
моей потворствовать мольбе.
Отточен слог. И только слова
все жду я, равного тебе.
Родословная художника
Вл. Семину
Гордись, что перед миром ты предстал
В Рязани – ни в какой-нибудь Небраске:
аристократ разъял твои уста,
подбросил в ясли детские наброски
Нам предок оставляет пьедестал,
а прочие – объедки и обноски.
Ну что бы Микеланджело создал,
не будь по крови герцогом Каносским?
Не в этом ли и тайна Ремесла?
Гордись! Тебе завещано веками
на плоскости рабочего стола
одушевлять и дерево, и камень.
Иль под уздцы вести колокола,
бегущие вослед меж облаками.
Памяти Е.М.
Помру – кому достанутся стихи?
Иль без меня так сразу и померкнут?
И кто средь прочей рваной шелухи
Возьмется мерить их отдельной меркой?
Кто их засунет в пыльный чемодан
Иль просто так – без чемодана – выбросит?
Иль явится какой-нибудь чудак,
Что б у кого-то выкрасть их иль выпросить?
Тому нельзя и этому нельзя
Идти со мной, в моем «сражаться стане»,
Помру – кому достанутся друзья?
Иль без меня так сразу их не станет?