Две недели провел в Москве на курсах повышения квалификации. Раньше это учебное заведение именовалось институтом, теперь – академией медиаиндустрии. По мне так «повышение квалификации» лучше, чем «медиаиндустрия», в которой слышится что-то от фабрики. «Мы производим контент!» Звучит вполне по-современному.
Вечером пошли на запись одной популярной телепрограммы. Еле-еле разыскали студию, занимающую бывший заводской цех. За черной занавеской томилась массовка. Люди пришли подзаработать – им платят за то, что они стоят полтора часа за спинами участников программы и аплодируют. Слова выступающих можно разобрать с трудом – они в своем кружке, звук пишется с микрофонов-петличек. Но время от времени зрителям дают сигнал аплодировать, и они вяло хлопают – устали, все-таки третью программу отстаивают за смену. По какому поводу аплодисменты – люди особо не задумываются. Так медиаиндустрия выглядит в действии.
Телеоператоры на съемках откровенно скучают. Каждый держит свой план на мониторе. То ли дело работа на выезде!
«Делайте киношную картинку! Размывайте фон! Вводите передний план!» – наставляет нас преподаватель. Я размываю фон как могу, но в момент резкости в кадр попадают то собаки, то понурые старики, сопровождаемые котами и голубями, которых они подкармливают из авосек. Крошечные московские дворы и парки превратились в пространства, где мирно уживаются дети с родителями и собаки с хозяевами. И только один раз мой объектив выхватил человека с газетой.
Читающих в метро стало значительно меньше. На протяжении последних 20 лет я наблюдаю эти изменения. Сначала люди ездили с газетами, потом с книжками в мягких обложках, теперь все чаще едут молча, устало закрыв глаза. Молодежь с наушниками уткнулась в смартфоны.
Я стою на улице и снимаю москвичей крупным планом. То, что я вижу на экране, совсем не похоже на Москву воображаемую – гламурную, беспечную, как в песенке «Вся Москва блестит, вся Москва горит, вся Москва сияет»…
Конечно, Москва не такая. Еще в ней легче, чем в провинции, погрузиться в сонное оцепенение. Просто идти и спать по дороге, ощущая себя частью какой-то индустрии.
Но сегодня в Москве весна. И чтобы на душе совсем потеплело, можно отправиться на выставку «Советское дет-ство 60–80-х годов». Из черно-белого телевизора «Чайка» льются позывные «Спокойной ночи, малыши», а рядом под стеклом застыли Хрюша и Филя с табличкой «Собственность компании «Класс».
Дети на экскурсии ходят с отсутствующими лицами, люди среднего возраста замирают у витрин с блаженными улыбками. И становится понятна природа любого музейного экспоната – он ценен лишь в той степени, в какой способен обратить взор внутрь тебя самого. То же и с Москвой. Бесполезно ждать от нее сил и новых идей. Она проявляет внутри тебя то, что уже существует. Поэтому прыткие люди остаются там всего лишь прыткими людьми, хотя и с неплохой зарплатой.
«Я обожаю Москву!» – сказал Борис Гребенщиков, когда на лекции в Центре документального кино мы спросили его о столице и еще о том, где он черпает силы, когда они иссякают в таких больших городах, как этот. Б.Г. говорил больше философскими притчами. Он, в частности, заметил, что своих сил у нас и не бывает никогда – они нам даются под конкретные дела. Но важно сохранять внутри запас энергии, чтобы не отвлекаться от осознания настоящего момента, ведь в нем и заключена вся полнота жизни. А мы эту энергию растрачиваем почем зря.
Поэтому я всегда любил и люблю длинные эскалаторы в метро, на которых ты одновременно стоишь и движешься, перемещаешься, но не сходишь с места. Едешь, но не тратишь никаких сил. Как говорил один китайский мудрец веков эдак 25 назад, «сначала я путешествовал, чтобы видеть всякие места, потом путешествовал, чтобы увидеть, как меняются эти места, пока мне не пришло в голову, что меняются не места, а моя душа, поэтому я отказался от внешних путешествий в пользу путешествий внутренних».