Похоронка
В апреле 1943 года многодетной матери, 38-летней Елизавете Соловьевой, в город Котлас, что в Архангельской области, пришла похоронка на мужа Никиту. Из документа следовало, что больше года назад стрелок-красноармеец Никита Прохорович Соловьев погиб в Карелии под Медвежьегорском 20 января 1942 года. И случилось это в день рождения Григория – одного из сыновей. Мальчишке в этот день исполнилось десять лет.
Я держу в руках найденную в Интернете копию той самой похоронки. Заметно, что бланк заполнялся наскоро, почерк беглый, адреса указаны не совсем точно. Оно и понятно – война. Следы иных бойцов и вовсе потеряны, а путаница в документах неизбежна. Но эта похоронка, пусть и написанная с неточностями, – единственный источник хоть какой-то информации о недолгом боевом пути красноармейца Никиты Соловьева.
Заполярье
В Мурманскую область крестьянский сын Никита Соловьев вместе с семьей перебрался с Брянщины незадолго до Великой Отечественной. Жизнь в селе была голодной, а Заполярье, как сейчас принято говорить, считалось очень даже перспективной территорией, в первую очередь, потому, что порт здесь не замерзал круглогодично. Молодой Мурманск с окрестностями рос, требуя все новых и новых трудовых ресурсов. С 1933 года город являлся одной из баз снабжения и судоремонта для вновь созданного Северного флота. Сюда ехали на заработки и чаще всего оставались навсегда.
Из книги воспоминаний Вячеслава Дранишникова «Мой Мурманск»:
«Каким Мурманск был до 1941-го? Молодым, развивающимся, относительно небольшим – в начале войны городу не было и 25 лет. Практически весь он был малоэтажным и деревянным, от зданий до тротуаров. Только в 1927 году там появился первый кирпичный дом, к 1941 году построили еще несколько десятков. За два года до войны деревянные мурманские тротуары начали кое-где менять на асфальтированные»
Единственное сохранившееся фото, где семья Соловьевых еще с отцом, сделано как раз в Заполярье, перед войной. На тот момент у Никиты и Елизаветы Соловьевых – две взрослые дочери, двое мальчишек-подростков и еще один, совсем маленький сын. Все жили в бараке. Парень с большими светлыми глазами (на фото стоит справа) – это тот самый Григорий, о котором сказано выше. Его воспоминания об отце – обрывочные и размытые. Сын лишь отчетливо помнит, как еще на Брянщине помогал отцу работать в кузнице. Перебравшись в Заполярье, Соловьевы, вероятно, думали о том, что голодные годы закончились, жизнь наладится и дети будут всегда сыты. Как и у миллионов семей, эти светлые надежды разрушила война.
Эвакуация
Из книги воспоминаний Вячеслава Дранишникова «Мой Мурманск»:
«Германия планировала занять Мурманск буквально в течение недели в самом начале войны. Целями были базы Северного флота, железная дорога и Мурманский порт – единственная в Заполярье незамерзающая гавань, которая принимала корабли союзников с грузами для снабжения страны боеприпасами, техникой, продовольствием и сырьем.
Все предпринятые в течение войны попытки наступления на Мурманск провалились, приблизиться к городу немцам также не удалось – фронт проходил примерно в 80 километрах. Однако сам город постоянно бомбили самолеты, взлетавшие с аэродромов в оккупированных Норвегии и Финляндии. Бывали дни, когда Мурманск выдерживал по 15–18 авианалетов в день. По примерным подсчетам, всего за войну их было около 800. На город сбросили 185 тысяч бомб».
Бомбежки Мурманска начались в самые первые дни войны и усилились к августу 1941 года. В то время мурманчане вливались в полки и батальоны, защищавшие город. Невоеннообязанные рыли окопы и ходы сообщения, шла эвакуация гражданского населения и ряда учреждений и предприятий. Вывозили из Мурманска женщин, детей и стратегические грузы. Эшелоны с эвакуированными пошли до Белого моря. Там их перегружали на пароходы и везли в Архангельск, а далее по Северной Двине – до Котласа. Этот путь проделала и Елизавета Соловьева с младшими детьми (старшие дочери остались работать в Мурманске). Сын Гриша запомнил, как под бомбежкой пароход увозил их подальше от войны, в глубь архангельских лесов, как прятались они от взрывов в трюме судна, как чудом выжили. Устроилась семья в пригороде Котласа. Гриша, которому еще и десяти лет не исполнилось, стал работал на мельнице, приносил домой муку, из которой мать готовила детям лепешки. На адрес в Котласе и пришла похоронка на отца.
Там, где зори тихие…
Карелию называют страной озер, болот и дремучих лесов. То, как выглядят эти места, отличное представление дает фильм «А зори здесь тихие...» – и старый, и тот, что недавно вышел в прокат. Именно здесь начал и окончил свой недолгий боевой путь Никита Соловьев. При каких обстоятельствах погиб стрелок, неизвестно. В хронике 213-й день Великой Отечественной войны – 20 января 1942 года – не отмечен какими-либо событиями на Карельском фронте. Из источников лишь известно, что в это время и вплоть до 1943 года 263-я стрелковая дивизия, где и числился Никита Соловьев, вела оборону Карелии. По некоторым архивным данным, в январе 1942 года дивизия была брошена в бои в районе Медвежьегорска около Хижозера – одного из многочисленных в тех местах озер. По архивным документам, именно 20 января там приняли последний бой немало советских солдат. Южный берег Хижозера стал для них братской могилой.
Вдова
Моя прабабушка Елизавета Петровна Соловьева – вдова Никиты Прохоровича Соловьева – прожила долгую жизнь и скончалась в возрасте 93-х лет. В моей памяти она осталась молчаливой, не слишком приветливой и даже немного суровой женщиной. Овдовев в 37 лет, она больше не вышла замуж, хотя могла бы; и, похоже, никогда не снимала с головы «старушечьего» темного платка. Вдовья печаль пробороздила на ее лице глубокие морщины, глаза навсегда остались какими-то потухшими. После эвакуации она вернулась с детьми в Мурманск. Первое время пришлось жить в землянке, поскольку город был разрушен.
Из книги воспоминаний Вячеслава Дранишникова «Мой Мурманск»:
«После бомбардировок в Мурманске мало что уцелело – лишь портовые постройки и всего три городских здания. Особенно сильно пострадал город в июне 1942 года, когда во время налета немцы сбросили на него зажигательные бомбы и фугасы. Раздуваемый сухим летним ветром пожар уничтожил деревянные дома в центре и на окраинах Мурманска. После войны от жилой городской застройки остались лишь торчащие из земли печные трубы. Оставшимся в живых горожанам пришлось перебраться в землянки»
Дети
Все дети Елизаветы и Никиты Соловьевых выросли толковыми людьми. Каждый нашел себя в жизни, обзавелся собственной семьей. Кого-то из них, к сожалению, уже нет в живых. Но трое здравствуют и по сей день. Это Ксения Никитична Онацкая (тоже вдова участника войны), Ян Никитич Соловьев и мой дед по материнской линии Григорий Никитич Соловьев – тот самый Гриша, в день рождения которого погиб его отец. Военное детство выковало у деда непростой, местами даже суровый характер. Несмотря на жизненную стойкость, деда и по сей день преследуют два страха, которые будто бы проникли в самую суть этого человека, и ничем их оттуда не вытравишь, – это страх войны и страх голода. Именно поэтому даже в сегодняшние бездефицитные времена он покупает продукты с запасом, лишний раз не включает свет, чтобы не привлекать к своему дому внимание посторонних.
Больше сорока лет дед Григорий Никитич прожил в Мурманске, занимался восстановлением города после войны. Там же встретил мою бабушку, уроженку Сасовского района Рязанской области Елизавету Филипповну Семенушкину. В 1957 году у них родилась дочь Елена – моя мама. В начале 80-х, будучи уже пенсионерами, они перебрались в Касимовский район. А незадолго до этого в Мурманске родилась я.
Послесловие
Поезд, который следует из Москвы в Мурманск и в обратном направлении, всегда останавливается в городе Медвежьегорске (станция Медвежья гора), что стоит на берегу Онежского озера. Не сосчитать, сколько раз я преодолевала этот маршрут и выходила на этой станции подышать свежим воздухом. От Медвежьей горы до Хижозера, где погиб мой прадед Никита Прохорович Соловьев, примерно 250 километров по болотистой таежной местности и четыре часа езды на машине. Сохранилась ли там братская могила, или останки советских воинов перенесены в другое место? Где поклониться прадеду и почтить его память? Чем ближе было 70-летие Великой Победы, тем чаще я задавала себе эти вопросы, на которые пока нет ответа.
На территории Медвежьегорского района официально числятся два десятка воинских захоронений. В каком из них покоится мой прадед, мне только предстоит узнать. А это значит, что история стрелка-красноармейца Никиты Прохоровича Соловьева, погибшего ровно за сорок лет до моего рождения, пока не окончена…
Свою главу в летопись Победы
вписала специальный корреспондент
Людмила Иванова