Он был поистине народным – и актером, и поэтом, и композитором. Его любили все – рабочие и колхозники, ученые и космонавты, студенты и школьники... Он был понятен всем, потому что писал и говорил правду, потому что был великим талантом во всем, к чему прикасался своим творчеством. Я, тогда корреспондент «Рязанского комсомольца», был аккредитован на играх. В последний путь его провожали вся Москва, вся Россия, весь Советский Союз, можно сказать – вся планета, те же участники Олимпиады. Я все это видел собственными глазами.
Поэты не рождаются случайно,
Они летят на землю с высоты...
Полет прервался. Все последующие дни Олимпиады были омрачены его смертью…
Конечно же, спорт не мог не появиться в песенной «энциклопедии» Высоцкого. Поэта интересовало в спорте все, но в первую очередь, наверное, проявления человеческого характера на грани возможного, воля и стремление к цели, преодоление трудностей и даже опасностей. Именно этот интерес побудил Высоцкого к созданию первых альпинистских песен. Не достижение ради достижения волновало Высоцкого, но испытание человека на прочность и верность. Так родились «Песня о друге», «Скалолазка»...
Появились и песни о других видах спорта. Очень популярной была в свое время «Песенка о сентиментальном боксере». Я не знаю, пели ли ее боксеры (наверняка пели!), но за ученых и студентов поручусь. Что же нравилось людям, даже далеким от спорта, в спортивных песнях Высоцкого? Чем были они близки всем? Тем же – гражданской и нравственной позицией автора, призывавшего всегда и везде оставаться человеком – в любой ситуации, при любой конъюнктуре. Это – закон спорта, но это и закон жизни. И сам Владимир Семенович Высоцкий был верен ему...
Тогда, в шестидесятые, во время учебы на литфаке Рязанского педагогического института, и позже, уже став корреспондентом «Рязанского комсомольца», я не был «яростным» поклонником песен Высоцкого. Не в пример, скажем, студенту «педа», а потом одному из руководителей Театра на Соборной Евгению Фаддееву, просто боготворившему Высоцкого. При встречах мысленно извинялся перед другом: мол, был не прав, не признавая «хрипоту», надрывность вместо классического голоса. Что поделаешь: был воспитан на классике – и в музыке, и в поэзии. Это уже потом приказал себе боготворить и Клавдию Шульженко, и Марка Бернеса, и Леонида Утесова, увы, не обладавших такой силой голоса, как, скажем, наш гениальный земляк Александр Пирогов или Борис Штоколов, с которым не раз доводилось встречаться, беседовать. И Шульженко, и Бернес, и Утесов пели душой, сердцем. Как и Высоцкий, мое отношение к которому перевернула его смерть.
Не забыть: на всем пути следования похоронной процессии – люди, люди, люди. На заборах, крышах, в окнах, на балконах... От Театра на Таганке, где проходила панихида, до Ваганькова, до места упокоения.
Возле кладбища – не менее полутысячи стражей порядка и две машины «Скорой помощи»: вдруг что случится. В самом деле: могут быть и провокации, а это пахнет международным скандалом: Олимпиаду ведь принимаем!
Внутрь, за ограду кладбища, не пускали. Пускать будут позже, когда засыпят могилу и уедут родственники и самые-самые близкие. И вот к нему идут и идут люди. Нескончаемый поток людей. На могилу кладут и кладут венки. Гора, целая гора венков. Да, а там, у его дома, по лестницам – ковер цветов. Кто-то приходил к его дому вечером. И оставлял цветы...
Через несколько дней состоялся полуфинальный матч с немцами. На похороны, накануне, никто из сборной поехать не смог: поединок с немцами был архиважным. По словам знаменитого Вагиза Хидиятуллина, наша сборная на встречу с немцами вышла подавленной. Не до игры было: тогда все воспитывались и жили с песнями Высоцкого. И вот смерть его отняла. И как теперь, без него, побеждать?
Ныне на Высоцком модно спекулировать. Наживают политический капитал. На телевидении и радио. В газетах и журналах. До сих пор слышу байки: он был запрещен. Да, препоны творчеству Высоцкого на пути к народу были. Но чтобы он был запрещен – чистейшей воды ложь. Высоцкий работал в театре, снимался в кино, давал концерты.
Как не вспомнить – дружина рязанских мотогонщиков (ее тренировал ас международного класса Виктор Адоян) вернулась со Спартакиады народов СССР. Вернулась супертриумфатором. Сборная России по мотомногоборью, в составе которой выступали рязанцы, выиграла командное золото, наши лидеры – в «обойме» призеров: у Григория Шулика – медаль высшей пробы в классе до 250 кубических сантиметров, у Владимира Пронина – награда того же достоинства в 125 «кубиков».
Как будто предчувствовали – никогда таких побед у нас больше не будет, и решили ученики с учителем отпраздновать триумф не пресно, традиционно, а с шиком. Придумали – шашлык изготовить на воздухе, но чтобы и крыша над головой была. На эдаком мини-стадиончике с козырьком. И лучшего не придумали: попировать – прямо в здании, где тогда областной мотоклуб базировался. Этаж первый, цокольный. Помещение сплошь забито учебными столами. «Строй» шкафов. И между всем этим – костерик. На цементном полу... И вот, в разгар пиршества, пожаловал к нам наряд милиции. Стражи порядка, конечно же, знали, кто шикует, а пожаловали, завидев, как из всех щелей помещения «курится» дымок. Главный страж попросил: «Вы уж с огоньком-то потише! А что касается Высоцкого, крутите магнитофон: это дело не запрещаем...».
Костерок попритих, а из всех щелей к небу устремились щемящие душу и сердце песни Владимира Семеновича. Праздник продолжили в квартире Виктора Арамовича. И там крутилась и крутилась магнитофонная запись песен Высоцкого, вырываясь через окна квартиры на улицу...
Немало песен Высоцкий посвятил спорт-сменам. Не обошел вниманием и нашего легендарного земляка, победителя двух Олимпиад, штангиста, обладателя восьмидесяти мировых рекордов, самого сильного человека планеты Василия Алексеева.
Такую неподъемную громаду
Врагу не пожелаю своему.
Я подхожу к тяжелому снаряду
С тяжелым чувством нежности к нему.
Мы оба с ним как будто из металла,
Но только он – действительно металл,
И прежде, чем дойти до пьедестала,
Я вмятины в помосте протоптал...
«Песня о штангисте», которую Высоцкий сочинил в 1970 году, возможно, единственная, посвященная им конкретному спортсмену. Бард так и написал: «Посвящается Василию Алексееву».
– Какую песню любите больше всего? – спрашивали спортсмена.
Алексеев, смеясь, напевал:
Послушай, Зин, не трогай шурина:
Какой ни есть, а он – родня,
Сама намазана, прокурена –
Гляди, дождесся у меня!
Многие песни Высоцкого, как выяснилось, силач помнил назубок, а «Песню про штангиста» вообще готов был спеть хоть среди ночи. Тема штанги Высоцкому была близка. Сами посудите, Володя ведь полтора года «качал железо» в одном из московских спортзалов. И потому стихи писал со знанием дела.
О том, что Высоцкий сложил о нем песню, Алексеев узнал лишь спустя пару лет после ее появления. Поэт не советовался со спортсменом, словно желая сделать ему сюрприз.
– С Володей мы виделись всего один раз, да и то не слишком долго, – вспоминал Алексеев. – Как-то наведался он в Шахты. Очень приятная встреча получилась. Наши ребята тогда просто «болели» Высоцким, коллекционировали его магнитофонные записи, декламировали стихи. Дружить же с Высоцким было сложно – и он, и мы всегда были в разъездах. Будучи капитаном сборной команды СССР, я не раз просил товарищей из комсомола устроить для наших спортсменов на сборах выступление поэта. Но каждый раз «комсомольцы» отказывались. Возможно, по той причине, что Володя мог хорошо выпить.
Мне повезло: однажды довелось встретиться с Владимиром Семеновичем. В конце победного дня рязанских мотогонщиков 1975 года вместе с их тренером Виктором Арамовичем Адояном я, будучи корреспондентом «Рязанского комсомольца», отправился в Москву, в ЦК ДОСААФ. Там проводился семинар для тренеров по техническим, досаафовским, видам спорта, на нем же подводились итоги очередного сезона. Каково же было наше удивление, когда в президиуме, под конец рабочего дня, мы увидели Высоцкого. Оказывается, на встречу его пригласили как большого друга спорта. Владимир Семенович со сцены прочитал несколько стихотворений, исполнил песни под гитару.
По окончании импровизированного концерта мы набрались храбрости – подошли к знаменитому актеру, поэту и барду. Адоян сказал Высоцкому, что мы, рязанцы, страстные поклонники его творчества и кроме его песен больше ничего не слушаем. Владимир Семенович вначале осудил нас (мол, преувеличиваем значение его творчества), а потом удивленно спросил: «Как, мои песни у вас в Рязани не запрещены?» «Да нет», – ответил Виктор Арамович. Я попросил у Высоцкого (если сможет) прислать в редакцию стихи о спорте. Он ответил, что подумает. Не поверите – через полмесяца пришли по почте стихи. Они потом публиковались в «Рязанском комсомольце»…