Паустовский писал: «Мещёрский край – это один из немногих уцелевших лесных островов, представляющих собой остаток пояса хвойных лесов, что простирались некогда от Полесья до Урала». Природа Мещёры очаровала его с первого свидания, заворожила своей сдержанной и ненавязчивой красотой, поэтому писатель ездил сюда постоянно и надолго – «всего-то двести вёрст от Москвы». Он писал, что край этот очень скромный, сравнивал его с картинами Левитана – как и в этих картинах, в нём заключена вся прелесть и всё незаметное на первый взгляд разнообразие русской природы. Любил писатель Мещёру преданно и сумел рассказать о ней тонко и поэтично. «Чем больше узнаёшь этот край, тем ярче ощущаешь его притягательную силу…Нет большего отдыха и наслаждения, чем идти весь день по мещёрским лесам, по незнакомым дорогам, к какому-нибудь дальнему озеру», – с теплотой отзывался он об этом удивительном уголке русской природы. Особенно Паустовский был поражён величием лесных болот, раскинувшихся на немыслимо огромном пространстве, их пугающей тишиной и таинственностью. Это заросшие в течение тысячелетий обширные озёра. Из-за густых податливых мхов, укрывающих плотным ковром влажные торфяники, местные жители называют их мшарами. На иных болотах видны поросшие сосняком и папоротником песчаные бугры – бывшие острова. «Когда стоишь среди такого болота, то по горизонту ясно виден бывший высокий берег озера – «материк» – с его густым сосновым лесом», – оставил в книге свои воспоминания писатель.
Интерес людей к сфагновым, или, как их ещё называют, верховым, болотам всегда был огромен. Мшары интересны, прежде всего, богатством флоры и фауны. Здесь, в труднопроходимых местах, нередко изобилующих опасными трясинами, находятся острова, которые лесные жители называют буграми. Удалённые от суши и укрытые от посторонних глаз, бугры эти всегда служили убежищем и местом обитания для множества промысловых зверей и птиц – рябчиков, глухарей, лосей, кабанов. Вольготно чувствовали себя здесь и волки. И медведи встречались. В довоенное время косолапые в мещёрских лесах не были редкостью. И сегодня в болотистых «джунглях» любят уединяться многие животные – здесь безопаснее. По верейкам (полоски суши, служащие на топких болотах потаёнными проходами к островам) зверьё ходит на ночлег. По закрайкам таких болот обильно родится клюква, брусника, черника, голубика. Из грибов во множестве встречаются жёлтые россыпи лисичек, хороводы коренастых боровиков, из травы тут и там высовываются тёмно-красные шляпки «длинноногих» подосиновиков, а на зелёном ковре мхов красуются упругие черныши с необыкновенно ядрёным грибным запахом. Однако несметные богатства этой своенравной природы привлекают к себе далеко не всех, а только людей, одержимых походной страстью, ведь ходить по топким местам немыслимо тяжело – ноги во мхах заплетаются и тонут по самое колено. То и дело приходится перелезать через завалы, продираться сквозь щетину кустов, брести по воде с илистым дном, ступать по кочкам, выступающим средь острых, как колья, древесных корней, что всюду торчат из-подо мха. В такие дебри заглядывают в основном бродяги-охотники и не знающие устали бывалые ходоки по ягоды и грибы, которые тоже не страшатся сюда забрести.
Но не только природными богатствами прославились мшары. Как это ни удивительно, но к ним тянется ещё и нить криминальных событий. Весной, исследуя фауну сфагновых болот близ хутора Кудом, мы с другом то и дело находили сохранившиеся остовы землянок. Это оплывшие от времени ямы, обрамлённые завалинками с узкими лазами со стороны густого кустарника. Что любопытно, все они находятся в самой глуши болот, вдали от дорог, там, куда редко кто отважится заглянуть. В иных местах отшельники жили небольшими группами. В одном укромном месте мы нашли следы поселения из десятка землянок. Кому они принадлежали? Старожилы окрестных поселений рассказывают, что в дореволюционное время на этих болотах укрывались разбойники и беглые заключённые. В войну к ним присоединялись дезертиры. Летом им обретаться тут было не худо – много дичи, грибов, ягод, а главное – никто не беспокоит. Зимой же выживать на болотах становилось сложно, и отшельники наведывались в посёлок, но не с целью грабежей, хотя такое изредка тоже случалось, а выменять мясо птицы или зверя на хлеб, соль, табак, спички, патроны для ружей или на тёплую одежду. Менять свой товар они ходили даже в дальние сёла – Борисково, Деулино и Голованово. Возвращаясь, следы за собой тщательно заметали.
После войны осевшими в этих лесах дезертирами и прочими уголовными элементами заинтересовались правоохранительные органы (НКВД) и стали за ними охотиться. Но дело оказалось крайне сложным. Ещё не знавшие мелиорации болота стали серьёзной преградой. Уголовники же, осознав свою участь, затаились и никак о себе не напоминали. Не зная проходов среди топей и опасаясь гибельных трясин, НКВДшники лезть на рожон в болото не решались. Охота на дезертиров была отложена до зимы. Сыщики были уверены, что с выпадением снега по следам обнаружить уголовников труда не составит. Так и случилось, в конце концов они выдали себя.
Дурную славу приобрели болота и вокруг села Борисково. Тут до войны долгое время орудовала шайка разбойников, возглавляемая двумя главарями по кличкам Сливок и Матяка. Пристанищем для них также стали местные мшары. Бандиты устраивали на лесных дорогах засады, обчищали повозки, отбирали лошадей, грабили и убивали людей – 19 человек порешили. А ещё по ночам они пробирались в селения и уводили из сараев скотину. Шайка закоренелых бандитов держала в страхе всю округу – Лопухи, Картаносово, Деулино, Бельское. Правоохранительным органам потребовалось много времени и сил, чтобы бандитов изловить.
Говоря о труднодоступности островной суши мшар, следует сказать, что в них укрывались не только преступники. В Древней Руси эти болота спасали лесных жителей от татарских набегов.
Сегодня мшары уже мало кого страшат своей дикостью. «Прошумевшая» в прошлом веке мелиорация сделала природу Мещёры покорной, «сговорчивой». С осушением болот исчезли гибельные трясины, сохранились они пока только там, где уровень грунтовых вод не пострадал благодаря сооружённым на отводных канавах бобровым запрудам, и воды во мшарах стало значительно меньше. С одной стороны, это хорошо – рубить лес теперь можно в любом месте и круглый год, а не как раньше, только зимой и только там, куда можно было с горем пополам добраться. Это была настоящая морока. Приходилось сооружать из брёвен и досок надёжный тракт, по которому на лошадях вывозился из болот строевой лес.
Но у «покорённых» мшар есть и другая сторона. Она, к сожалению, мрачная. Исчезло былое число животных, заметно оскудел и растительный мир. Некоторых представителей нашей флоры и фауны теперь можно увидеть разве что на картинках в книжках. С сожалением осознаёшь, что в природе Мещёры обозначилась крайняя бедность.
В растительном мире мшар основной ценностью всегда была сосна, растущая по закрайкам болот и на островах среди топей. В животном главной фигурой считался глухарь – древний жилец планеты. Обитал он когда-то везде, где были леса. Пережил мамонта. Дожил до наших дней благодаря неприступности верховых болот. Укрывали его сосняки. Птица эта осёдлая, является вегетарианцем: в зимнее время пищей для неё служат хвоя, почки, молодые побеги и первогодние шишечки сосны. Весной – молодые листья осины, бутончики черники и молодые ростки некоторых трав, позднее переключается на ягоды. Всё находится поблизости, всё легкодоступно. Охотились на глухаря во все времена, и всегда его было много. В 50-х годах прошлого века, когда болотистая Мещёра для человека была труднодоступной, весной на глухариных токах было по три-четыре десятка птиц. Один дедушка из села Борисково рассказывал, как после войны он только за одну весну добыл пятьдесят три (!) глухаря.
В наше время пяток птиц – это хороший ток. Поэтому глухарь находится под охраной закона, охота на него запрещена уже много лет. Вот только закон этот не работает, всюду процветает браконьерство. В некоторых охотбазах существует даже услуга: за определённую плату – пожалуйста, стреляй. Очень жаль, что эта древность в наше время оказалась беззащитной.
Страдают от браконьерства и другие обитатели мшар. В марте нынешнего года неподалёку от Кудома я увидел строчки следов, оставленных снегоходами. Браконьеры преследовали трёх лосей. Пример не единственный. Для владельцев снегоходов, а также повышенной проходимости «джипов» браконьерство стало нормой жизни.
Тревожит и другое. Веками стоявшие во мшарах сосняки, охраняемые в советское время как уникальность и национальное достояние, почему-то стали главной мишенью лесорубов. За четыре последних года сведена добрая половина из того, что раньше являлось неприкосновенностью, потому как представляло гордость мещёрского края. Такое глобальное наступление на леса, кроме разрушений, ничего не сулит. А тут ещё пожары нынешнего лета. Для Мещёры они стали «контрольным выстрелом», направленным в самое её «сердце» – мшары. Обнажённые мелиорацией и высохшие до состояния пороха пласты торфа ждать себя не заставили. И в огне пожарищ, охвативших на этот раз буквально все торфяники, сгорела оставшаяся часть вековых сосняков, представляющих собой для верховых болот своеобразную защитную «одежду». Обугленные остовы уже не воскресить, а новые леса на месте пожарищ поднимутся ой как не скоро. На мой взгляд, люди ещё не осознали, чего они лишились, и не представляют истинных масштабов трагедии. Пожары эти будут нам «аукаться» ещё очень долго. И вот что удивляет: многие, несмотря даже на то, что лес ещё «кровоточит» от недавних ран, как ни в чём не бывало продолжают проявлять к нему потребительское отношение, нисколько не испытывая при этом элементарного человеческого сострадания. Узнав, например, о появлении грибов, народ просто хлынул в леса собирать вожделенные дары природы, даже нисколько не опасаясь за своё здоровье. «Ну и что, что они теперь токсичные, все собирают!» – сказал мне один грибник.
Как тут не вспомнить Паустовского. Он созерцал природу, когда она была ещё непорочной, не затоптанной и не осквернённой цивилизацией. Оказавшись в наших лесах сейчас, писатель вряд ли пришёл бы в восторг. Скорее всего, увиденное повергло бы его в неописуемый ужас.