Вышла в свет книга художника-педагога Александра Николаевича Бабия. Написанная в жанре мемуаров, она все-таки отличается от серии подобных книг. Прежде всего, тем, что в центре повествования не автор и его личные переживания, а люди, земляки и необъятный мир русской души.
Сначала я бегло просматривал страницы книги, но потом взял карандаш и начал отмечать интересные места. Очерки о Солотче и окрестностях, где прошло детство Александра Николаевича, населены людьми неординарными, носителями той народной мудрости, которая «от сердца», а не от «просвещения». Они в своих рассуждениях не умствуют, не витийствуют, а обнажают суть вещей, тонким нравственным чувством различая, где правда, а где лукавство. Поэтому чтение очерков Бабия – это как путешествие в затерянный мир, в мистическую Шамбалу русского духа.
Вот что, например, говорит солотчинский мужик Матвей Михайлович Заигров, который однажды увидел домашнюю библиотеку автора:
– Аляксандр Николаич! Скольки у табе книжак! У-ю-ю-юй!.. – и через небольшую паузу, как бы уже самому себе, продолжил: – Но ума в книжках ня купишь! Нету-нету! С умом, как с серцай, рождаюца!
Александр Бабий не занимается стилизацией речи своих героев, как в плохих телесериалах «а ля рус». Он пытается точно воспроизвести услышанное. Ведь речь ушедших поколений является своеобразным памятником культуры. Оставить его без внимания мы не имеем права, делится мыслями автор.
Матвей Заигров обладал даром безошибочного распознавания людей, их поступков и желаний, хотя не был ни философом, ни молитвенником, ни праведником. Многие годы служил путевым обходчиком на солотчинской узкоколейке. Любил повторять: «Путя завсегда содержать надыть в порядке особом. Шпала, она как волос к волосу уложена быть должна». Настоящим потрясением для Матвея стал случай кражи ограждений железнодорожного переезда. В этом «деревенский прозорливец» разглядел дурной знак:
«Скольки годов живем, какия времена трудные перяжили! Но чтобы переяздную ограждению разворотить и унесь себе на дрова, такого в помине случиться не могло… Какой жа народ дикой народилси?..» Понять природу Матвеевых предсказаний было трудно, но только по одному взгляду на человека он порой угадывал ближайшие и отдаленные события в его судьбе.
Впрочем, особой прозорливости для мужиков часто и не требовалось, чтобы предсказать последствия некоторых хозяйственных преобразований. Достаточно было крестьянской наблюдательности и опыта. Тимофей Климкин был обычным рыбаком, аграрных вузов не заканчивал, а с ходу рассказал, чем закончится распашка окских пойменных лугов. Не прижились на них совхозы, а там, где было сочное разнотравье, разросся высоченный чернобыл.
«Ты, Шурок, знай: слаще честного ломтя хлеба только любовь к Господу важна. Все остальное – суята! – напутствовал дядя Тимоша молодого рыбачка. – Подхалимничают люди от страха и от слабости души своей. А ведь Богу-то все одно, хто ты – ученый, писатель иль человек простой. Бога не обманешь. Он все про всех зная».
В книге А. Бабия читателей ждут встречи с деревенскими чудаками, почти блаженными. Чего стоит, например, песенник Оська, у которого была одна причуда – не раз порывался он утопиться. Точила сердце Оськи одна печаль – дочка уехала от него в город на учебу. Но всякий раз, спасаемый и доставаемый с середины речки земляками, он начинал петь.
«Причалив к берегу, помог дрожащему мужичку выбраться из лодки. Маленький, жалкий, в мокром исподнем белье, он уселся на невысоком бугре и… – запел!
Налетевший из-за борового леса ливень обрушился сплошной стеной. Но старик, не замечая его, пел! Пел чистым, звонким тенорком. Мне казалось, что в дождевых струях зазвучали небесные подголоски. В те минуты чудесное многоголосие явило миру свое ликующее величие… Вдохновенный песенный дух солиста Оськи и хоровая природная стихия оживляли почти утраченные чувства, в которых проявлялась совершенно иная природа. Не дикая, но просветленно-таинственная!»
Жил в солотчинском детском санатории одинокий человек, многие звали его Митей-дурачком. Работал свинопасом. Были у него проблемы с речью – следствие перенесенного в детстве заболевания. В крохотной комнатенке Мити не находилось места даже для кровати. Спал он на досках, перекинутых с подоконника на маленькую печку.
Однажды автор повстречал Митю с авоськой в руках, а в ней книжки – Толстого и Достоевского.
«– Вот из библиотеки иду…
В слове библиотека ударение ставилось Митей на «о».
– Вижу.
Под ногами шуршит опавшая дубовая листва. Тугие стволы сосен бликуют золотым светом.
А Митя-дурачок продолжал:
– Пожалуй, что «Анна Каренина» все же слабее «Братьев Карамазовых»…
В ней что? Разве только слабость…
Лев Николаевич в жизни, видно, сильно запутался… Федор Михайлович, пожалуй, куда глубже Льва Николаевича».
Куда ушли от нас эти трогательные, простодушные люди, способные на спонтанное проявление доброты? Наверное, туда же, куда и первозданная Солотча с ее мачтами вековых сосен. Александр Николаевич Бабий поставил ей свой этнографический памятник, больше похожий на придорожную часовню. Идут мимо этой часовни, прямо в вечность, простые мужики, такие как Матвей Михайлович Заигров. Это его слова: «У человека душа совестью омываться должна, вот от няво тогда настоящая, хотя можа и малая, но все жа польза будя!»