Человек смотрит в монитор компьютера. В его глазах отражаются строчки, а на экране монитора отражаются печальные глаза.
Человеку нужен человек, говорил герой «Соляриса» Станислава Лема. А он добровольно эмигрирует в компьютер, погружаясь в мир бессмысленной болтовни, в мир чата.
Никуда не денешься: информационное общество, в котором мы очутились, создает свои социальные сети. Многие так и не решили для себя: виртуальные «Одноклассники» – это суррогат общения или прекрасная возможность преодолеть барьеры времени – пространства.
Информация – это жизнь, ведь она лежит даже в основе ДНК, говорят технооптимисты. А их оппоненты убеждены: информация – хищная вещь века, пожирающая в нас внутреннее пространство, необходимое для личностного развития.
Немало вопросов поставила перед слушателями лекция Александра СОЛОВЬЕВА «Информационное общество: культура и антикультура», открывшая «учебный год» в Университете выходного дня РГУ им. С.А. Есенина. Перед началом лекции коллеги торжественно поздравили Александра Васильевича с присвоением степени доктора философских наук. Его диссертация посвящена исследованию проблем информационного общества. Александр Соловьев заведует кафедрой культурологии на факультете русской филологии и национальной культуры Рязанского государственного университета. Много ездит по миру. Выступает с лекциями, докладами в университетах и колледжах США, стран Европы, благо английским языком владеет свободно. Целый год прожил в Америке, изучая современную американскую культуру. Сегодня он гость нашей редакции.
«Ценность ничего»
Корр.: Александр Васильевич, что интересует иностранных студентов? Какие знания по русской культуре они хотят получать?
А.Соловьев: Я не читаю какой-то определенный цикл лекций, всякий раз выезжаю с новыми темами. Были лекции о том, как национальный менталитет влияет на социокультурную среду, как формировалась наша русская этика, на каких основах она базируется. В последнее время меня особенно интересовало все, что связано с информационным обществом. Как-то даже пришлось прочитать лекцию по электронной коммерции, онлайн-торговле.
В Америке у студентов знания и представления о России достаточно поверхностные. Их знакомство с русской литературой редко выходит за рамки школьной программы. В старших классах там немного изучают Толстого, Достоевского… Думаю, наши школьники знают американских писателей не лучше, чем американские дети – русских классиков. Хотя наше с вами поколение считало Эрнста Хемингуэя или Джека Лондона своими писателями даже в школьные годы. Но все равно интерес к русской классической литературе в США огромен. Год назад в Вашингтоне я зашел в магазин самой крупной книжной сети «Барнс энд Нобл». Среди «10 самых читаемых романов года», помещенных на специальную полку, первое место занимал роман «Анна Каренина». Второе место после Льва Толстого было у Достоевского. А модный в то время Дэн Браун с «Кодом да Винчи» был где-то на седьмом. Причем рейтинг составлялся на основе продаж, а не решения какой-то отборочной комиссии.
Встречи наших преподавателей и студентов с иностранными студентами не ограничиваются очными контактами. В нашем университете на факультете экономики создано сетевое сообщество, куда входят американские и российские студенты. Совместно с моей коллегой кандидатом экономических наук Ольгой Викторовной Сычевой мы превратили его в дискуссионный клуб, пытаемся обсуждать проблемы, связанные с обществом потребления. Есть такой известный американский публицист индийского происхождения Радж Пател, написавший книгу «Ценность ничего». Главные тезисы его работы мы и выбрали для обсуждения. Радж Пател пишет о том, что в современной действительности люди стараются все оценить в материальном эквиваленте, и это самое страшное, что мы могли сделать с миром. Потеряна ценность человеческого общения, неэкономических взаимоотношений. Мы разучились чувствовать ценность простых вещей, которые ничего не стоят, но онтологически необходимы нам, может быть, более, чем другие вещи, удовлетворяющие материальные потребности.
Зов будущего
Корр.: Каких еще авторов, помогающих лучше понять происходящие перемены, вы советуете читать студентам?
На каком-то этапе мы стали уходить от реального труда в сферу производства неких фантомов, еще не находясь в виртуальном пространстве. Возникла концепция постиндустриального общества, которое тесно смыкается с информационным, и сложилось ошибочное представление, что эпоха производства закончилась и теперь достаточно обслуживать процессы. А.Соловьев: Очень интересен, на мой взгляд, философский роман-антиутопия Александра Зиновьева «Глобальный человейник», посвященный обществу будущего. Зиновьев смотрит на него с изрядной долей пессимизма, он антиутопист. Классикой стала трилогия Элвина Тоффлера «Шок будущего», «Третья волна» и «Метаморфозы власти», в которых этот яркий футуролог описывает будущую культуру труда и человеческой деятельности.
Технические средства преображают наше культурное пространство. Размышлениям о том, вытеснит ли электронная книга свой бумажный прототип, и что вообще будет с чтением и восприятием информации, посвящена книга Жана-Клода Карьера и Умберто Эко «Не надейтесь избавиться от книг!» Обязательно надо читать Жана Бодрийяра «Общество потребления», можно достать Мануэля Кастельса «Сетевое общество». Много говорит о клонировании, киборгах и этической стороне этих экспериментов Френсис Фукуяма, книга называется «Наше постчеловеческое будущее». Он описывает грядущие технологические изменения, с которыми, кстати, мы сталкиваемся уже сегодня. Если попасть на современное роботизированное предприятие, то не покидает ощущение, будто там всем заправляет искусственный интеллект, наш ум воспринимает это как колдовство. И не знаешь, как вести себя в этом царстве машин. Твое присутствие кажется там неуместным.
А Тоффлер много пишет о работе офисного клерка, о месте офиса в развитии информационных технологий. Он задается вопросом: а нужно ли сидеть в офисах, когда на высокий уровень выходят электронные коммуникации. Мобильные устройства позволяют выполнять работу в любой точке, а потом соединять результаты. Мне тоже кажется, что офис постепенно теряет значение для менеджера. Может быть, в России процесс не так заметен, потому что у нас еще сохраняется «культура печати». То есть мы привыкли скреплять бумаги штампами, печатями, подписями. Но уже сейчас идет переход к электронному документообороту, электронному взаимодействию органов власти и населения. В ходу уже электронная подпись. Остается главный вопрос: с кем нам комфортно общаться в сети. Для меня все равно остается значительно более простым и приятным общение с тем человеком, с которым я имел очный контакт. С ним и электронное общение будет идти проще.
Виртуальность хорошо описана в литературе, но до сих пор мы в полной мере не понимаем, с чем сталкиваемся, какие пласты нашей психики подвергаются изменениям.
Зеркало или зазеркалье?
Корр.: Странную вещь мы наблюдаем: количество людей, с которыми мы можем войти в контакт посредством современных коммуникационных устройств, постоянно увеличивается, а социальные связи нарушаются. Молодые люди начинают бояться живого общения, не способны поддер-
жать разговор….
А.Соловьев: Глубокие отношения, которые могли бы возникнуть между людьми при встрече, в сетях остаются поверхностными. Моя лекция по информационному обществу в режиме реального времени транслировалась в Интернете, и мне пришел вопрос от коллеги, психолога из Петрозаводска: как меняется в связи с развитием электронной коммуникации представление о том, что такое друг? Друзья в «Контакте» и «Одноклассниках» – это вообще кто? И в то же время – разве мы не приобретаем многого, имея возможность Интернет-контакта с людьми, к которым никогда не сможем приехать. Сколько людей мысленно благодарят разработчиков «Скайпа»! Увидеть дорогого человека, невзирая на расстояния – это же прекрасное изобретение. Хотя я согласен: во всей этой многоголосице мы теряемся. Что такое 200 друзей в «Контакте»? Это что – устойчивые социальные связи? Конечно, нет.
Корр.: Для меня символом киберпространства стала часовня Николая Угодника в рунете. Вы ее демонстрировали на лекции. Любой пользователь может зайти в нее и поставить виртуальную свечку перед иконой. Вроде бы все мило и хорошо. Только, как говорится, дьявол в деталях. В виртуальном пространстве нельзя отслужить литургию, там не происходит таинства, а следовательно, нет и благодати. Параллельная действительность всегда останется копией, могущей только заимствовать, но не создавать новые смыслы. Невозможно представить, что кто-то скажет: «Вчера скачал Библию из Интернета». Выглядит кощунством, хотя, с точки зрения машинной логики, нет никакого святотатства. Если можно, скачать Фукуяму, то почему нельзя Евангелие от Матфея?
А.Соловьев: Я думаю, что киберпространство – это никакой не параллельный мир, не зазеркалье, а проекция нашего, вполне осязаемого мира. Проблемы на самом деле глубже, они рождены не компьютером, а нами. Дело в том, что на каком-то этапе мы стали уходить от реального труда в сферу производства неких фантомов, еще не находясь в виртуальном пространстве. Если мы внимательно понаблюдаем, то увидим, что результаты многих видов деятельности бывает сложно обнаружить. Вот, скажем, стул, пиджак, телефон – мы их видим и можем подержать в руках. А как подержишь нефтяной фьючерс или пай в индексном фонде?
Корр.: Да-да, особенно хорошо это заметно в финансовом мире. Есть какие-то деривативы, забалансовые активы, которые представляют собой лишь записи на счетах. Есть бумаги, вся ценность которых основана на ожидании экономических событий в будущем. А когда мы понимаем, что за гигантскими цифрами, выраженными в той или иной валюте, нет никаких реальных активов, а есть только наши предположения, то случается кризис, который мы и наблюдаем.
А.Соловьев: Осязаемость ускользает – вот что способно ввести в заблуждение. Возникла концепция постиндустриального общества, которое тесно смыкается с информационным, и сложилось ошибочное представление, что эпоха производства закончилась и теперь достаточно обслуживать процессы. Но оно никуда не исчезло, это мы его стали рассматривать сквозь призму теорий. Если конвейеры переместились из США в Китай, то вовсе не значит, что фабрики и заводы кончились, а товары возникают сами собой и осталась одна логистика. На самом деле происходит мифологизация сознания, а компьютер ее просто институализировал.
Корр.: Можно сказать, что мы сначала стали немного неадекватны, а потом уже возник виртуальный мир, а не наоборот.
А.Соловьев: Мы действительно оторвались от реальности. Ведь одной из причин кризиса как раз и явилось то, что потребители перестали соизмерять свои траты с доходами.
Вся экономическая система, основанная на стимулировании спроса, поощряет потребителя тратить больше и больше. Электронные платежные средства, в том числе кредитные карты, позволяют забыть о количестве денег в кошельке и сделать расходы практически неконтролируемыми.
Встреча с киборгом
Корр.: Объемы информации возрастают. Упорядочивать ее и структурировать все сложнее. Когда-нибудь человек столкнется с пределом своих физических возможностей. Но есть альтернативная линия развития. Можно повысить производительность мозга, имплантировав электронный чип. Футурологи предсказывают, что с развитием нейрохирургии и нанотехнологий эта операция станет распространенной. Люди с имплантатами получают колоссальные преимущества перед натуральными особями во всех сферах жизни – от обучения до трудоустройства. Уже в ближайшей исторической перспективе человечество может разделиться на людей и киборгов. Пока подобная метаморфоза выглядит фантастической, но как знать, может быть, мы вплотную приблизились к ней. Я знаю, что вы, Александр Васильевич, уже имели опыт общения с человеком, который добровольно вживил в руку коннектор – порт для связи с компьютером. Расскажите, пожалуйста, об этом.
А.Соловьев: Да, этого человека зовут Кевин Уорвик, и живет он в Великобритании. Кстати, наше общение происходило по электронной почте. Если бы не информационное общество, такой уникальной возможности у меня бы не было. Около месяца велась переписка, я как раз работал над докторской диссертацией и задал ему много вопросов по теме. Кевин – настоящий адепт перехода человечества к новому качеству. Он верит в сращивание человека и машины, не боится такого будущего и охотно экспериментирует над собой. В чем заключалась операция? На руке был сделан надрез, к нервам подключены электроды. Компьютерный порт – коннектор связал нервную систему с интерфейсом компьютера, который, в свою очередь, был связан с механическим манипулятором. Уорвик своей рукой перемещал предметы на столе, а его движения в реальном времени копировала механическая рука, находившаяся на дальнем расстоянии – за океаном. То есть нервные сигналы человека напрямую сообщались с компьютером и преобразовывались в машинный код. По правде говоря, технологическое внедрение Уорвика в собственный организм мы с большой натяжкой можем назвать киборгизацией, поскольку системных изменений в нем не произошло. Но начало положено.
Корр.: Тем не менее, Уорвик написал книгу «Я – киборг».
А.Соловьев: В ней он в основном размышляет о будущем постчеловечества, о создании модифицированных людей, чьи способности будут превосходить любого гения. Его взгляд на будущее общества оптимистичен. Мы можем пугаться, а можем радоваться, если вспомнить о людях, которым электронные приспособления, а впоследствии – импланты, помогут двигаться, видеть, слышать и вести жизнь в социуме.
Многие мыслители, изучая информационное общество, стараются сделать какие-то прогнозы. Но я думаю, никто в полной мере не представляет характер будущих изменений.
В любой миг может воплотиться самый антиутопичный сценарий – вплоть до возврата к натуральному хозяйству из-за глобального разрушения всех компьютерных систем. Или вот мы сейчас затронули тему человека-киборга. Говорим о вживлении в тело механизмов и не знаем, какие опыты ведутся биотехнологами в недрах крупнейших лабораторий. Наверняка у них существуют собственные концепции изменения человека, более радикальные, чем импланты. Достаточно перепрограммировать ДНК – и не потребуется никаких механических вторжений.
Наверное, какие-то технологии государством нужно ограничивать ради сохранения жизни. Тот же Тоффлер говорил, что мы не можем наложить запреты на исследования, но в состоянии наложить запреты на внедрение. Беда в том, что человек никогда не бывает готов к технологическому скачку. Традиционно культура умения всегда опережает культуру нравственности. И всегда перед нами дилемма, что предпочесть: технический прогресс и прыжок в неведомое, который может привести к исчезновению человечества, или привычные рамки существования, в которых находиться более или менее безопасно. Побеждает, как правило, азарт открытий, а не нравственная рефлексия.
А с точки зрения нравственности особых перемен не происходит. Американский философ Нил Постман задается вопросом: есть ли они, глубокие изменения, в обществе? Давайте посмотрим – пишет он – на студентов в наши дни и 30 лет назад. Те писали в тетрадках, нынешние пользуются ноутбуками. А назовите хоть одну из глобальных проблем человечества, к решению которых мы приблизились?
Корр.: Словом, ход духовной эволюции никак не связан с прогрессом «мира сего», и информационное общество по сравнению с индустриальным не обеспечивает человеку лучшие условия для самопознания, обретения счастья, развития личностного потенциала?
Мы действительно оторвались от реальности. Ведь одной из причин кризиса как раз и явилось то, что потребители перестали соизмерять свои траты с доходами.
А.Соловьев: А есть ли она вообще – духовная эволюция, вот в чем вопрос. Что человеку дано, то дано, задача лишь в том, чтобы высвободить это из-под спуда всяких наслоений. Будет ли в его распоряжении суперкомпьютер, пишущая машинка или гусиное перо – по большому счету неважно. Почему даосы пришли к созерцанию? Потому что они поняли: неудовлетворенность, скрытую в человеке, нельзя заглушить никакими достижениями и приобретениями.
Если мира в тебе нет, если нет внутренней тишины, покоя – то их бесполезно искать где-то вовне. Все религиозные системы ведут человека к высшему через самопознание.
Информационные фантомы
Корр.: «Бывает нечто, о чем говорят: «смотри вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти о тех, которые будут после». Так говорил Екклесиаст. В мире циркулирует одна и та же информация, меняются только каналы и оболочки.
А.Соловьев: Нужно еще уметь отличать, что является информацией, а что просто шум.
Корр.: Мне как раз вспомнилась недавняя история. В рязанской школе №1 провели мемориальную линейку, посвященную беслановской трагедии. Дети разыграли сцену захвата учащихся террористами, попытались вместе со зрителями прожить тот ужас, который пережили их сверстники в Северной Осетии, чтобы сказать: эта боль – одна на всех, и она лучше всего способна объединить в борьбе с терроризмом. Блогеры сработали мгновенно. Через 15 минут после линейки в Интернете появились их сообщения, назвавшие постановку цинизмом, ударом по детской психике. Личные впечатления нескольких людей запустили в СМИ волну сообщений о происшествии в рязанской школе. Дошло до рассуждений – уйдет или нет директор со своей должности.
А.Соловьев: Вот вам и еще одно свойство информационного общества, когда не событие, а его интерпретация становится информацией. Здесь нужно говорить об ответственности каждого человека за свои слова и о большом влиянии средств массовых коммуникаций на массовое сознание.
Корр.: Да, не только внешняя среда влияет на нас, но и мы на нее. Каждый из нас отправляет в мир свое собственное послание. Вот у вас, Александр Васильевич, есть интересный проект – вы создаете фонотеку произведений русских классиков и выкладываете аудиокниги на сайте. Расскажите об этом.
А.Соловьев: Проект некоммерческий, мы его делаем вчетвером – разработчик сайта ЛиТерра (www.ауguо.соm), звукорежиссер, диктор и я. Бесплатно, в нескольких аудиоформатах выкладываем в сети произведения классиков русской литературы. Читает тексты народный артист РФ Сергей Михайлович Леонтьев. Записали «Евгения Онегина», «Медного всадника» Пушкина, «Молох» и «Олесю» Куприна, «Кладовую солнца» Пришвина, «Портрет» Гоголя, рассказы Чехова, много стихов Есенина. На электронной страничке информируем посетителей, что не только разрешаем свободное скачивание этих произведений, но и поощряем. Мы с удовлетворением записывали бы книги современных авторов, но здесь действует авторское право. Платить гонорары мы не можем, а только вкладываем свое время и усилия в это наше совместное хобби по выходным.
Мы знаем, что есть огромное количество людей, в том числе за рубежом, которые с удовольствием послушали бы русскую классику в прекрасном, профессиональном исполнении. И у кого-то из иностранцев, возможно, возникнет желание приобщиться к русскому языку, начать его изучение. Кроме того, немало людей по состоянию здоровья не могут читать самостоятельно. Для них наш проект. Судя по всему – довольно популярный. Три месяца назад мы перевалили за 500 тыс. скачиваний. В конкурсе on-line проектов, который проводится в Стокгольме, наш попал в первую десятку.
Остановиться на бегу
Корр.: Все мы сталкиваемся с информационными перегрузками, испытываем стресс от невозможности ответить на все звонки, электронные сообщения, отследить все важные новости. Какие качества, навыки, знания нам нужно приобретать, чтобы сохранить психологическую устойчивость и выработать иммунитет?
А.Соловьев: Боюсь, рецепт покажется слишком простым и универсальным. Я не вижу иного выхода, кроме самоограничения потребностей.
Традиционно культура умения всегда опережает культуру нравственности. И всегда перед нами дилемма, что предпочесть: технический прогресс и прыжок в неведомое, который может привести к исчезновению человечества, или привычные рамки существования, в которых находиться более или менее безопасно. На Западе даже оформилось такое течение «дауншифтинг». Люди сознательно готовы занять более низкое социальное положение, уменьшить свои доходы – и все ради того, чтобы вернуться к приемлемому качеству жизни: больше проводить времени с семьей, чаще встречаться с родственниками, жить на обычной, «человеческой», скорости. Правда, рецепт самоограничения – больше философский, поскольку большинство людей ни о чем таком не задумываются, а просто плывут по течению.
И все-таки я не думаю, что у нашей эпохи есть существенные отличия от предыдущих. В советское время мы плыли в одном потоке, сейчас в другом. Я стараюсь смотреть в будущее с надеждой. Потому что нельзя вести бой за человека в информационном обществе, не будучи оптимистом. Когда я, Дмитрий, шел на встречу с вами, то думал, какие ответы я могу дать на глобальные вопросы? Вряд ли смогу сказать что-то однозначное. А мои студенты, кстати, на лекциях часто требуют от меня однозначных ответов: правильно это или нет, хорошо это или плохо. Отделить культуру от антикультуры бывает необычайно сложно, многие мыслители считают, что и вовсе невозможно. Ну как отнестись к величайшему изобретению человечества – колесу? Какой мощный прогресс оно обеспечило обществу! А если посмотреть, сколько гибнет людей от наезда автомобилей – больше чем от огнестрельного оружия – то разве изобретение колеса не трагедия? Вот в этой двойственности нам и приходится жить. А что перевесит – хорошее или плохое – зависит от того, каких ценностей каждый из нас будет придерживаться.
Корр.: Спасибо вам за беседу!
Беседовал