Не случайно Россию называют страной с самым непредсказуемым прошлым. Исторические споры, кажется, занимают общественное сознание больше, чем разговоры о перспективах развития страны. События последних недель только подтверждают это. Шум, поднявшийся в прессе по поводу учебного пособия по истории России ХХ века ученых из МГУ А. Вдовина и А. Барсенкова, тоже неслучаен. Тот накал страстей, с которым обсуждается даже не учебник по истории, а всего лишь учебное пособие, наводит на мысль, что история остается наукой политической и обсуждение научно-исторических проблем за пределами профессионального сообщества делает его научно-истерическим. Мы это уже проходили. И не только мы.
Нашей молодежи, конечно, надо рассказывать о прошлом страны не так, как это было в советское время, стеснительно вымарывая из этого прошлого целые эпохи и сотни имен. Но просто поменяв черное на белое, плюс на минус, одобрение на осуждение, мы вряд ли приведем слушателей к истине. Она, как водится, посередине.
На этой неделе Наталья Солженицына представила главе Правительства Владимиру Путину сокращенный вариант книги «Архипелаг ГУЛАГ» – для факультативного изучения в школе. Понятно, что три тома нашим компьютерным детям прочитать труднее, чем один. Но вот ведь каким интересным наблюдением поделилась вдова писателя с собеседником. Оказывается, дети не знают имен многих политических деятелей первых десятилетий советской власти. Пришлось готовить указатель, кто такие Киров, Свердлов, Дзержинский… А это значит, напоминать имена, вычеркнутые из многих учебников последних лет. Без них «Архипелаг…» непонятен.
История России остается полем битвы марксистов и либералов, западников и славянофилов. Не случайно такие большие аудитории собирает цикл «Академия» на телеканале «Культура». Там просто читают лекции наши ведущие ученые. И это увлекает больше, чем любые псевдодокументальные повествования на других каналах.
Вот и Никита Михалков внес свой вклад в историю и общеполитическую дискуссию, назвав свой политический манифест «Право и Правда». Он взорвал умиротворенный настрой общественногоНароды, которые представляют собой сумму «я», мне как-то ближе, чем народы, представляющие собой частицу «мы».
Станислав Ежи Лец,
польский писатель
мнения. О нем можно рассуждать долго и подробно, выискивая взаимосвязи, политические интересы и политические амбиции. Никита Сергеевич ничего нового, собственно говоря, не заявляет. Его просвещенный консерватизм имеет место в настроениях значительной части нашего общества, его имперские амбиции так понятны русскому сердцу и уму. У меня другой вопрос возник после прочтения этого документа: почему речь идет от множественного числа? Почему автор нигде не говорит «я», всюду повторяет: «мы»? Кто это – мы? Мы, Михалковы? Или мы, консервативная партия? Тогда кого объединяет эта партия?
Эта подмена «я» на «мы» очень характерна для нашего российского способа мышления и высказывания. Наш человек приучен выражать не собственное мнение, а мнение группы лиц – от пионерского звена до парламентского большинства. Вот и просвещенный консерватор Михалков говорит об идентичности нации, личности и государства. Совсем как в песне: «Я, ты, он, она. Вместе – целая страна». Потому и имена из истории вычеркиваем с такой незатейливой простотой. Зачем считаться с личностью – единственной и неповторимой – если сообщество, государство – важнее?
Но мы отмечаем сегодня День народного единства, то есть единения людей, индивидуальностей, личностей. Именно такие яркие индивидуальности смогли объединиться для того, чтобы спасти страну. И делали это не раз. Народ – это не серая масса, не толпа. И история – это не клокотание серого вещества в плавильном котле. Когда мы будем рассказывать нашим детям не просто про революции и войны, смуту и модернизацию, а говорить о конкретных людях с конкретными именами, судьбами, лицами, они все поймут и запомнят. Кто такие Прокофий Ляпунов и Дмитрий Трубецкой. Что объединяло гражданина Минина и князя Пожарского. Почему музей российской государственности находится в Костроме. И почему патриарх Гермоген не дожил до окончания Смуты, но в истории остался.