Вчера в Рязанском театре драмы состоялась премьера спектакля «Плутни Скапена» в постановке московского режиссера Дмитрия Изместьева – музыкальной комедии по пьесе Мольера, творчество которого признано одной из вершин мировой драматургии.
Это уже вторая премьера с начала нового, 223-го театрального сезона. Открылся он спектаклем также далеко не простым, очень удачным, глубоким, затрагивающим вечную тему человека и власти – драмой «Наполеон первый» по пьесе Фердинанда Брукнера в постановке народной артистки России, заслуженного деятеля искусств России, художественного руководителя театра Жанны Виноградовой.
Вообще, рязанский зритель уже привык к тому, что театр драмы остается верен лучшим традициям русского психологического театра. Один из старейших театров России, Рязанский драматический изначально выбрал это направление развития в качестве главного. С тех пор серьезный репертуар, включающий самые разные жанры театрального искусства и хорошая актерская школа стали отличительными чертами, «маркой» театра.
Как же удается сохранять верность классике при сегодняшнем преобладании «рыночного» подхода к искусству, переключении на легкие, развлекательные жанры в угоду обывателю, во время разнообразных театральных «экспериментов», делающих ставку на зрелищность, а не на глубину трактовке? Как формируется репертуар Рязанского театра драмы? В чем видит его художественный руководитель назначение театрального искусства?
Об этом – наш разговор с Жанной ВИНОГРАДОВОЙ.
Р.В. – Жанна Владимировна, чем еще, помимо уже состоявшихся премьер, порадует зрителей новый сезон?
Ж.В. – Сейчас у нас в работе снова классика: репетируем Островского. На этот раз я выбрала пьесу «Бешеные деньги». Тема настолько современная, что порой удивляешься: как будто все написано сегодня. Впереди – новогоднее представление для детей, его готовит Роман Маркин. После Нового года будем думать о Горьком, о первом варианте «Вассы Железновой».
Р.В.– Чем вы руководствуетесь, формируя репертуар?
Ж.В.– Знаете, у меня были прекрасные учителя: Борис Захава, Андрей Гончаров… Я получила от них хороший багаж знаний, воспитывалась на великой классике, как русской, так и зарубежной. Например, Горького я считаю одним из лучших русских драматургов. Он писал о том, что каждый из нас проходит тяжкий путь познания, преодолевает горы, переламывая в себе боль, и начинает чувствовать многие вещи сердцем. В каждом произведении я стараюсь найти ту интонацию, которая созвучна мне. Если это зацепило меня, значит, будет интересно многим.
Р.В.– Классика в вашей постановке всегда современна. Как вы делаете материал прошлого века интересным сегодняшнему зрителю?
Ж.В.– Когда я училась, нам все время повторяли, что самое главное – услышать автора. Если ты услышишь его, значит, поймешь, что его волновало. В человеке со временем ничего не изменилось: мы так же страдаем, так же влюбляемся, так же мучаемся от ревности, как сто лет назад. Разве сейчас нас не волнует, когда нас обманывают, когда нами манипулируют, когда от нас отказываются, когда нас предают?! Это все есть и сегодня. На сцене нужно просто прожить эту жизнь, о которой пишет автор, не обманывая ни себя, ни зрителя. Другое дело, что сейчас классику играют по-разному, нередко придумывают много всяких добавлений, отступлений, сценических приемов… К сожалению, чаще всего такое происходит от бездарности. Например, сейчас очень много классических спектаклей играют в современной одежде. Но ведь при этом и от актера, и от режиссера требуется особый уровень мастерства! Он должен относиться к происходящему на сцене и исходя из предлагаемых обстоятельств, и с позиции человека начала XXI века. Это огромная работа, а не простая замена одного другим.
Р.В.– Как вы относитесь к современной драматургии?
Ж.В.– Я читаю очень много современных пьес, и у меня к ним сложное отношение. С одной стороны, то, что для нас сейчас классика, – те же Рощин и Арбузов, например, – в свое время многими не принималось. Но, с другой стороны, в современной драматургии есть моменты, с которыми я никогда не соглашусь. Современные авторы росли в атмосфере бездуховности, поэтому очень ожесточены, у них все основано на негативе, отрицании, боли, все заканчивается трагической безысходностью. Но это, я уверена, пройдет, ведь они умные, талантливые люди… Все истинно человеческое – способность сострадать, сочувствовать, сопереживать – должно пробиться наружу.
Р.В.– Говорят, что театр не живет без экспериментов.
Ж.В.– Какие именно эксперименты вы имеете в виду? Когда актер прыгает, как акробат, когда на сцене по двадцать велосипедов, по сорок люков и так далее? При этом ведь одно подменяется другим, а именно живое и истинное – техникой. Как можно экспериментировать с душой? Я против этого. Другое дело, эксперименты в хорошем смысле, когда человек помещается в предлагаемые обстоятельства, часто экстремальные, как, например, война, и актер показывает, на что способна душа в таких условиях.
Р.В.– Часто для таких постановок в театрах используется малая сцена. В Рязанском драматическом такая сцена тоже есть. Для чего предназначена она?
Ж.В.– Вообще, я очень люблю малую сцену, а многие актеры ее боятся. Почему? Это та лакмусовая бумажка, для актерского таланта. Фальшь зритель чувствует всегда, особенно когда действие происходит на расстоянии метра от него. Я не видела ни одного человека, от людей старшего возраста до подростков, кто уходил бы равнодушным с наших спектаклей, поставленных на малой сцене, – все они уходят пораженными. Так что эта сцена служит школой для актера, учит его не врать душой. Поэтому у нас пока так получается, что мы играем на малой сцене. В них задействованы студенты Рязанского филиала Ярославского государственного театрального института – курс Рязанского театра драмы. Сейчас работаем с ними над новым спектаклем – «Женитьба Фигаро» Бомарше. Пока делаем его для малой сцены, а если спектакль получится удачным, попробуем перенести на большую.
Р.В.– Несмотря на активную фестивальную жизнь, культурные связи российских театров, понятие провинциального театра сохранится. Насколько сильно отличается театр провинции от столичного?
Ж.В.– Когда говорят: «провинциальный театр», я всегда этим горжусь, ведь провинция – это кладезь талантов, которыми наполняется Москва. Когда актеры драматических театров столицы приезжают на наши спектакли, они удивляются, что так еще можно работать и жить. Ведь многие московские актеры заняты только зарабатыванием денег. Возможностей для этого море: кино, сериалы, антреприза… А настоящих актеров, о которых можно говорить, в огромном мегаполисе найдется с десяток. Самое страшное, что актеры, которые заканчивают столичные институты, не уезжают оттуда, а остаются ждать роли и часто гибнут. К тому же сегодня из столичных театров уходят лидеры – личности высочайшего профессионального уровня, поразительной нравственной силы и чистоты. Уже нет театра Маяковского – ушел Андрей Александрович Гончаров, гениальный педагог и режиссер. В сложном положении Ленком… Конечно, театр не может умереть, пока жив человек, но во многом этому он обязан провинции. Без провинции из театра уйдет душа, как из шарика воздух, и останется только красивая оболочка, шоу.
Р.В.– Сегодня все чаще в погоне за прибылью развлекательная функция театра объявляется основной, другие, общественно важные задачи отодвигаются на второй план. Будет ли театр будущего, сохраняя верность традициям, оставаться социально значимым культурным институтом?
Ж.В.– Обязательно. В 1919 году Томас Манн, открывая немецкий национальный театр, сказал: «Театр – это то место, где толпа превращается в народ, а народ превращается в нацию». Для меня эти слова – программа на всю жизнь. Когда мы объединены одной кровью, одним великим языком, одной памятью, одними корнями и – одним театром, только тогда сильны как нация. Недавно Президент России Дмитрий Медведев в таком порядке расставил государственные приоритеты: культура, нравственность, экономика. Для меня очень важно, что на первом месте – культура. Она действительно всегда первой ощущала тревогу, чувствовала нравственное падение общества. Если мы видим, например, что-то не так с театром – а это ведь макет государства в миниатюре, – значит, отголосок проникает из окружающей жизни, причины нужно искать в ней… Главное, театр будущего должен быть высокопрофессиональным. Ведь человека не обманешь: мы идем только туда, где нам интересно, где мы духовно обогащаемся.
Р.В.– Спасибо за беседу.
Беседовала