Воевать ему довелось не только с немцами, но и с японцами. И всегда он находился на самом переднем крае – такая судьба была у сапера прорыва.
С этой военной специальностью на фронте больше месяца не жили, а тут такое везение – пройти ад и остаться в живых. Но это, скорее всего, была компенсация Алексею Добычину за его предыдущую жизнь – за те гонения, которые и привели его в почти штрафное подразделение.
О судьбе своего отца рассказывает его сын – Владимир Алексеевич Добычин.
– Отца Алексея Кузьмича, то есть моего деда, убили соседи, не понесли за то никакого наказания: было это в первые годы советской власти. Семья наша в те годы – хоть и простая, но работящая. Держали собственную пасеку в тысячу ульев, которая оберегала семью от голода.
Тяжелые времена в стране начались еще в Первую мировую, а потом положение крестьян только ухудшалось. Соседи, разумеется, всегда завидовали достатку, и как только новая власть разрешила бороться с кулачеством, кто-то взялся и за топоры. Не только главы семейства, но и пасеки в тот день лишились. Ярлык «врага народа» распространился и на всю семью. За «неправильного» отца, по мнению власти, должны были сполна расплатиться его жена, дети, другие родственники. Отца, который тогда был совсем мальчишкой, удалось спасти, попросту отдав его в трудовое «рабство» в большое хозяйство неподалеку. Когда там проходила коллективизация, у отца уже была спасительная запись в документах, что он официальный батрак, то есть уже не враг, а опора строя. Потом его призвали в армию, определили в артиллерийское училище, которое тогда располагалось в Рязани. Но не на учебу, а на срочную службу. Он ее прошел отлично, был уволен в запас и работал в колхозе вплоть до войны.
Военный путь отца начался на Калининском фронте. Вот тогда-то, при мобилизации, ему припомнили и происхождение «не совсем из бедняков», и то, что он сын врага народа. Несмотря на отличную службу срочником, его определили в саперы первой линии, их называли прорывниками. У них была особая миссия на фронте – идти впереди всех войск при наступлении и прорываться через линии установленных немцами минных полей. Отца прикомандировали к танковой роте. Фашисты, если видели скопление советских танков, готовых к атаке, моментально устанавливали на возможном направлении их движения противотанковые мины. А наши саперы в ночь перед атакой обязаны были скрытно выйти на нейтральную полосу, а иногда и на территорию, занятую врагом, и бесшумно, в полной темноте искать эти мины и обезвреживать. Был однажды случай, когда немецкий сапер аккуратно подполз под покровом темноты к нашим позициям и закопал миниатюрную мину в пяти метрах перед танком, а затем отполз. Утром, как только танк двинулся, раздался взрыв, – и стальная гусеница разлетелась в щепки, каждой танковой роте (а это всего несколько машин), кроме саперов, прикомандировывали сто человек пехоты. После разминирования танки с пехотой, которая гроздьями висела на броне, устремлялись в атаку – шли на прорыв. Если везло, удавалось вклиниться в глубь немецких позиций далеко. Но после этого немцы часто смыкали ряды, и тогда подразделение оказывалось в окружении и нужно было пробиваться к своим. В первый год войны, когда армия отступала, отец был в таком тактическом окружении 47 раз, и каждый раз он чудом возвращался к своим, неслышно полз ночами, обходил укрепленные точки. Наверное, он выживал за всех тех своих родных, что попали под жернова репрессий. После каждого выхода из окружения отцу торжественно вручали грамоту с портретом Сталина.
Как-то требовалось срочно построить металлический мост через большую реку за сутки, но на это бросили инженерные войска. Задача была штатная, но в условиях обстрела стройбату дали в усиление и саперов. Когда они стали монтировать конструкции над водой, с противоположного берега по ним стали стрелять немецкие снайперы. Так каждый и «работал», наши солдаты на мосту, а немцы под ним. Довелось отцу участвовать и в Сталинградской битве. Он был награжден двумя орденами Отечественной войны и несколькими медалями.
Когда закончилась война, отец поблагодарил судьбу за то, что остался жив в этой адской круговерти. Он прошел через все, что только может выпасть на долю человека. Вернулся в свою родную деревню, работал в колхозе «за палочки». Тогда ведь не только до войны, но и некоторое время после нее колхозники работали за трудодни, которые не оплачивались. И паспорта им не полагались. Так он и прожил всю жизнь на селе. Но на жизнь никогда не жаловался. Только когда мы все повырастали, отец под старость, бывало, выпьет вечерком стопочку водки, посмотрит на меня и скажет, не скрывая слезы: «Эх, сынок, запомни, советская власть – власть очень крепкая».