«Гарри Оганов из 200-миллиметровых гвоздей творит руками штопоры, кольца, цепь, завязывает узлы и ломает их... Гарри Оганов поднимает на груди пианино и 3-5 человек одновременно, вес тяжести достигает 40‑50 пудов...».
Согласитесь: такие чудеса не сразу уложатся в голове даже искушенного гурмана, а многие отнесутся к подобному в определенной степени недоверчиво: всяк наслышан о фокусах артистов цирка. Но все это было-было. Как и то, что случалось на тропах Великой Отечественной войны.
Северо-Западный фронт. Дивизия вышла к Карпатам, и, чтобы развертывать дальнейшие действия наверняка, нужен был «язык». Задачу возложили на взвод автоматчиков капитана Оганова, не раз выполнявших подобные приказы. Командир сопроводил бойцов до переднего края. Обратно возвращался один, через густой лес. Неожиданно из-за зарослей кустарника «выросло» двое фашистов с автоматами. Засада! Оганов схватился за пистолет, но было поздно. Его обезоружили, жестом приказали идти вперед. Обдумав, как поступить дальше, Оганов потребовал, чтобы его привели к большому начальнику, которого во время допроса (обратного пути, посчитал, не будет) постарается уничтожить.
Пленного доставили в передовую часть немцев, отвели в землянку, офицер через переводчика начал допрос. Оганов заявил: «Отвечать отказываюсь, можете расстрелять. Очень ценные сведения могу сообщить только высшему начальству». Офицер связался со штабом, торжественно сообщил: взят «большой язык». Приказ по телефону он выслушал, вытянувшись по стойке «Смирно!». Потом заулыбался, протянул Оганову сигареты...
Из землянки его вывели три автоматчика. Один конвоировал спереди, другой – сзади, третий шел рядом. При обыске, к счастью, не обнаружили финки, спрятанной Огановым в голенище. Путь был долог. Конвоиры заметно устали. Дважды брали у пленного закурить из подаренной офицером пачки сигарет. Лес кончался. Тем временем у Оганова внезапно созрел новый план действий. Он показал жестом: надо остановиться по нужде. Один конвоир остался около пленного, другие медленно пошли вперед. Когда удалились на значительное расстояние, Оганов внезапно схватил за горло автоматчика и задушил его, для верности прикончив финкой. Спокойно подошел к шедшим впереди. На вопрос, где сопровождавший, жестами показал: мол, он занят тем же, что минутой назад и он. Конвоиры, слегка забеспокоившись, остановились. Пленный заметил это и, предложив оставшиеся сигареты конвоирам, занял положение между ними. Когда их руки оказались на мгновение заняты, внезапно ухватил обоих за воротники и стукнул лбами. Конвоиры повалились на землю, финка довершила дело. Спрятал тела в кустарник, взял автоматы и заспешил к своим. По дороге наткнулся на кабель немецкой связи – перерезал его. Минула минута, не больше. Неожиданно наши открыли ураганный огонь по позициям противника. Оганова спас старый окоп, оказавшийся неподалеку.
По окончании артналета из чащобы появился немецкий связист. «Куда тебя недобрая несет?» – прошептал Оганов, дождался, когда фашист займется исправлением повреждения, и дал очередь… Только за полночь проскочил Оганов передний край немцев. Вскоре очутился в объятиях бойцов своей части. Рассказ о случившемся закончил лаконично: «Четыре – ноль в пользу Советской Армии!» Тем временем подчиненные Оганова благополучно вернулись к своим. С добытым «языком».
После того как был освобожден Киев, советские войска все чаще окружали фашистов. Но бывало, что те первыми замыкали кольцо. Наутро, когда ситуация достигла критической точки, командир полка вызвал к себе капитана Оганова.
«Задача не из легких, – сказал полковник. – Берите своих автоматчиков – надо спасти знамя полка. Прорыв кольца противника назначен на восемнадцать ноль-ноль. Знамя должно быть вынесено раньше: мало ли что случится, когда столкнемся с врагом лицом к лицу».
Автоматчики с командиром Огановым миновали вражеские порядки незамеченными. Переправились по тонкому, проваливавшемуся льду реки. Промокли до нитки. И тут грянула артиллерийская канонада, ближайший лес содрогнулся от разрывов авиабомб – догадались: наши пошли на прорыв. Полковое знамя было спасено…
В Будапеште окруженные советскими войсками фашисты отнимали у местного населения все, что им попадало под руку. В городе царил голод, росла смертность, особенно среди детей. Скромный паек приходился и нашим бойцам. Оганов, будучи комендантом штаба дивизии, принял решение выделить резервную кухню и из трофейных продуктов наладить питание детей. Инициатива капитана Оганова была высоко оценена командованием: этот гуманный поступок был в то время сильнее любого оружия.
В сорок пятом, сразу же после демобилизации, Оганов обосновался в Рязани. Ему была поручена организация общественного питания в городе. Фронтовик с юношеским энтузиазмом взялся за трудный участок послевоенного строительства. И мало кто знал, что война у него осталась отмеченной пятью боевыми правительственными наградами, а с ними – двумя контузиями и пятью ранениями.
Родился Оганов в бедной многодетной семье. Ему шел девятый месяц, когда умер отец. В шесть лет он уже был крепышом. Таким крепышом, что проезжавшая мимо дома Огановых цирковая группа, с согласия родных, взяла с собой – на воспитание.
Настоящее призвание Оганов нашел в силовых аттракционах. В семнадцать лет он становится профессиональным тяжелоатлетом, чуть позже – борцом. К силачу моментально пришел успех. Публика называет Григория «кумиром номер один», старшие товарищи по работе – «сыном цирка». Его программа интересна. Он объехал множество городов нашей страны, и везде – успех, успех, успех. Администрация цирка, отдавая дань моде, «переименовывает» Григория в Гарри, и отныне Оганов выступает под этим именем.
На гастролях в Нальчике Оганов как-то забрел в городской парк и решил измерить свою силу. Оганов взялся за ручки, потянул на себя. Стрелка большого циферблата пробежала деления 23 и 24 пуда, перешла предел, прокрутилась еще. Раздался оглушительный треск – пружина не выдержала, силомер вышел из строя. Смущенный, стоял Оганов перед устроителем силомера и оправдывался: «Ну разве я виноват?» Устроитель успокоил его: «Ну, кто же на собственную силу волен жаловаться?»
«Однажды в Рязань съехались знаменитые борцы, – вспоминал Гарри Оганов. – В городском парке они проводили матчевые встречи». Иван Чуфистов, в прошлом один из лучших борцов мира, несмотря на возраст, демонстрировал высокую технику и благодаря ей не уступал никому. Я давно лелеял надежду на встречу с ним, поэтому предложение директора горпарка Любимова принять участие в борьбе взволновало меня. Вечером я пришел в парк, сел среди публики. Заиграли марш. На сцену один за другим поднялись борцы. Замыкал парад Иван Чуфистов. После окончания парада я вышел на сцену, предъявил арбитру афишу, сообщавшую, что я – борец-атлет и вызываю весь чемпионат на борьбу. Настал день моего выхода. Трико, борцовка, туфли давно уложены в чемоданчик. В дверях остановила жена: «Ты хорошо подумал, вызвав на себя чемпионат? Тебе уже сорок один. А контузия? Ранения?» Я ничего не ответил: я был уверен в себе.
Оганов рассудил так: если в Будапеште он был провозглашен самым сильным человеком планеты, за минувший промежуток времени (он все эти годы усиленно тренировался) борцовская сила не могла оставить его. В Будапеште капитан Оганов выполнял обязанности коменданта штаба дивизии. В городских квартирах прятались переодетые в лохмотья и женское платье гитлеровцы. Приходилось делать обход квартир и таким образом выбивать фашистов из города. Как-то капитан Оганов в сопровождении автоматчиков пожаловал в одну из городских квартир. Жил в ней почтенных лет хозяин. В одной из комнат Оганов обратил внимание на висевший на стене эспандер. Спросил, кто занимается. Мадьяр показал на себя.
Оганов пристягнул снятые три шнура, попросил, чтобы мадьяр выполнил эти упражнения с пятью шнурами. Хозяин ответил: «В Будапеште нет человека, который мог бы это сделать». Оганов взял эспандер и без видимых усилий стал растягивать его различными способами. Хозяин и члены его семьи, пораженные силой советского капитана, в первые секунды не знали, как на это реагировать, а затем, не веря своим глазам, принялись охать: «Иштяням, иштяням», – что означало: боже, боже мой! Мадьяр упросил гостя пощупать его мышцы, а потом долго-долго рылся в разговорнике. Наконец, произнес: «Настоящий камень...». И добавил: мол, гость – самый сильный человек планеты.
Перед очередными схватками в Рязани были расклеены особые, именные афиши – с фотографиями Оганова. Перед борьбой он выступал с собственной тяжелоатлетической программой: жонглировал двухпудовыми гирями, двадцать желающих из публики гнули железные прутья в зубах и на голове Оганова, этими же прутьями они обвивали тело силача в три кольца, на груди Оганова два молотобойца кувалдами разбивали камень весом в пятнадцать-двадцать пудов, Гарри поднимал на груди пианино и пять человек – одновременно.
И вот – схватка Чуфистова с Огановым. Кассы не могли обеспечить билетами всех желающих. Болельщики облепили забор. Бросается в глаза несоответствие весовых категорий. Чуфистов тонко ведет борьбу – не идет на обострение и не дает противнику провести прием, вовремя предупреждая все его замыслы. Оганову все же удается прорваться к «переднему поясу» Чуфистова, но замкнуть руки экс-чемпион мира не позволил. Публика наградила аплодисментами обоих: Чуфистова за то, что не уступил, Оганова – что оказался достойным партнером.
И в заключение мечта-предложение. Почему бы в том же городском парке, где в свое время выступал Гарри Оганов, не проводить турнир по единоборствам в честь нашего земляка – героя-фронтовика, приносившего славу русскому цирку и российскому спорту? Цель – растить патриотов и чемпионов.