Недавно она сказала мне, смеясь: «Я иду своей дорогой, а все мои регалии (З.В. Климентовская еще и победитель конкурса «Учитель года России-1995» – Т.Б.) идут рядом, параллельно. Я не люблю моменты, когда мы пересекаемся, я переживаю». Тем не менее на интервью народный учитель согласилась, чем я и воспользовалась…
Р.В. – Зинаида Викторовна, я знаю, что последние двадцать лет вы работаете по развивающей системе Занкова, которая возникла еще в 50-е годы. Чем она вам так нравится?
З.К. – Система Леонида Владимировича Занкова, действительно, возникла в те годы, потом из-за смерти педагога основательно забылась и только в начале 90-х годов, когда в школу живительным теплым потоком вошло творчество, вновь оказалась востребованной. Я люблю ее за то, что она дает ученикам и учителю много пространства, воздуха… Не уверена, что я уже все постигла в ней, я, как и мои ученики, продолжаю развиваться, и это не в тягость, а в радость. Вот какие ощущения дает эта система. Мне очень хотелось бы в ней остаться…
Р.В. – А может сложиться иначе?
З.К. – Сейчас тенденция такова, что школа должна выбрать свою единую развивающую линию. Кроме того, требования нового образовательного стандарта очень высоки, это порождает строгую систему проверки качества образования, а учителя постоянный усиленный контроль может стеснять. Возможно, я забегаю вперед, и этого не случится. Не хочется, чтобы из процесса обучения ушло некое таинство, волшебство, в чем, собственно, и заключается творчество.
Р.В.– Зинаида Викторовна, мы не первый раз с вами встречаемся, и я при этом никогда не ощущаю ни малейшего противоречия с тем, что вы – народный учитель, глубинный, что ли… Даже ощущаю какую-то родственность. Вы ведь наша, рязанская?
З.К. – Нет. Хотя с Рязанью связаны очень важные моменты моей жизни, да и живу здесь я уже долго. Родом же я из Тульской области, из глухой деревеньки Савелово.
Вот оттуда большой дружной компанией мы приехали в Рязань, чтобы поступать в педагогический институт.
Все поступили и начали жить прекрасной студенческой жизнью. Мы, в отличие от нынешних студентов, действительно готовились стать учителями, впитывали знания, которыми нас насыщали преподаватели, покупали книги, учебные пособия, которые нам могли пригодиться в работе. И они пригодились, когда после института я приехала в башкирское село Кучербаево, чтобы трудиться в большой многонациональной школе.
Р.В. – Вы попали туда по распределению?
З.К. – Мы, четверо подруг, поехали добровольно, и нас как комсомольцев-добровольцев провожали на рязанском вокзале с плакатами.
Р.В. – А почему в Башкирию, а не в Сибирь, куда тогда все ехали?
З.К. – В Сибирь на строительство БАМа я намеревалась отправиться с ребятами из первого своего выпуска – мы так сдружились, что не хотели расставаться. Написали на стройку письмо, но нам ответили: в настоящее время нужны только специалисты.
Р.В. – Вы сказали недавно, что профессия учителя – это ваша профессия. И, действительно: из всех обладателей Хрустального пеликана, наверное, только вы с нашей же Екатериной Алексеевной Филипповой в учителях и остались, другие, так сказать, пошли в рост. От чего идет ваша любовь к профессии, может быть, от ваших школьных лет? Кстати, не сожалеете ли вы, глядя на нынешних школьников, у которых сегодня есть все, что вы в их возрасте были многого лишены, живя и учась, как сами сказали, в глухом углу?
З.К. – Наша начальная деревянная школа стояла на самом краю соседнего села, мы шли к ней зимой по сугробам, нас провожали только собаки. Но это ничего не значит. Школьные воспоминания для меня святы. Я помню всех учителей, которые учили меня, каждого могу назвать по имени-отчеству.
Вообще воспоминания о детстве – это для меня и радость, и печаль. Ведь ничего уже не осталось: ни нашей школы, ни моего отчего дома. А еще это один из источников высоких, искренних чувств, к которому я приникаю, когда пытаюсь объяснить детям сложные, но необходимые им вещи. Они ведь все очень верно и глубоко понимают. Однажды мы приехали семьей в Савелово, чтобы посетить сельское кладбище. Идем по тому, что раньше называлось улицей – всюду бурьян, крапива, стоят несколько домов с заколоченными окнами. И у меня внутри так щемит, так щемит. И мой сын Алеша, ему тогда было шесть лет, чувствуя, наверное мое состояние, взял меня за руку и сказал: «Мама, какая хорошая у тебя родина»…
Я недавно прочитала книгу Мариэтты Чудаковой «Не для взрослых». В ней такая мысль: нет книг, которые детям читать рано… Могу продолжить: нет такого, о чем с детьми было бы рано говорить.
Моя ученица Варя Пронина в сочинении на тему, чем ей запомнился первый класс, написала: «Я очень люблю глубокие разговоры, а Зинаида Викторовна их всегда затевала».
Р.В. – Какие они у вас философы!
З.К. – Еще какие! Подождите-ка (роется на своем рабочем столе и находит какую-то тетрадь – Т.Б.)… Мы по традиции в первом классе в сентябре проводим урок, на котором дети читают свои любимые стихи. Это обычно произведения детских писателей, Пушкина… Но вот встает Миша Дмитриев и говорит: «Я прочитаю Глеба Горбовского… «Все в мире сдвоено, взгляни: добро и зло, вода и суша, он и она, жара и стужа – двоится все, куда ни ткни. Две половинки у луны, два голубых у девы ока, и только сердце одиноко гнездится с левой стороны»… Когда он прочитал, я в первую минуту даже не знала, что сказать, а потом предложила детям вернуться к этому стихотворению какое-то время спустя. И вот вчера на уроке русского языка я напомнила детям (они у меня уже четвероклассники) стихотворение, которое прочитал Миша. «Напишите, говорю, несколько фраз о том, как вы поняли его». Вот слушайте, как высказалась одна девочка: «Это стихотворение о том, что многое на свете имеет отражение. Лишь только сердце – одно, его надо беречь, хранить и лелеять. Это стихотворение может служить объяснением слова «одиночество»… Были и другие интересные мысли. Но чтобы они возникли, их надо вызывать… Еще надо, чтобы ребята не боялись высказывать свое суждение, например, самостоятельно оценивать литературное произведение…
Р.В. – Они любят читать?
З.К. – Любят и некоторые читают очень много. У кого-то это идет от семьи. Но во всяком случае в классе надо создавать условия, чтобы дети полюбили книгу. Прочитал что-то ученик, ему понравилось, нужно дать ему возможность высказаться у доски, посоветовать другим. Через какое-то время надо будет снова к этому вернуться… Словом, и тут нужна система.
Р.В. – Зинаида Викторовна, я знаю, что вы как читатель особенно неравнодушны к поэзии. И вам, как мне рассказывали, это здорово помогло на Всероссийском конкурсе «Учитель года». Было задание «Визитная карточка», конкурсанты, желая показать себя, пели, играли на гитаре, танцевали… А вы сказали членам жюри: «Я ничего этого делать не умею, я лучше почитаю стихи». И это вроде бы даже сыграло важную роль в увенчании вас лаврами победителя. Так это было?
З.К. – Приблизительно (смеется)…
Р.В. – Мне кажется, в этом проявилась одна важная черта вашего характера – везде оставаться самой собой…
З.К. – Вы правы. Не люблю «выпячиваться», казаться лучше, чем я есть на самом деле. Все, на мой взгляд, должно идти от тебя самой, твоего ощущения ситуации. Надо знать и чувствовать границу, которую тебе нельзя перейти…
Р.В. – Вам это доставляло проблемы?
З.К. – Наоборот, мне кажется, только помогало. Например, после Башкирии я приехала в Харьков к дяде, который звал меня к себе. Иду в городской отдел образования устраиваться на работу – там огромная очередь из тех, кто имеет такую же цель, как я. Предстаю перед очень строгой дамой, ведающей кадрами, и рассказываю ей все, как есть: что я четыре года преподавала в башкирской школе, в Харьков приехала по семейным обстоятельствам, что у меня просрочен паспорт, фактически его нет… Она очень внимательно меня выслушала, потом говорит: «Я даю вам место учителя русского языка и литературы в 124-й школе, только не говорите об этом в очереди». Почему она предпочла меня другим, до сих пор не знаю... Правда, в Харькове я проработала недолго. Вскоре познакомилась со своим будущим мужем, мы поженились и приехали на его родину, опять в Рязань.
Р.В. – Скажите, ваш муж имеет отношение к известной в Рязани священнической семье Климентовских?
З.К. – Самое непосредственное. Его родной дед, брат деда, пережившие несправедливые гонения, были в 60-е годы настоятелями соборов Бориса и Глеба и на «Затинке». Общий священнический «стаж» этой семьи около 600 лет, и хотя мой свекор нарушил традицию, стал инженером, какая-то часть давнего уклада (а мы 20 лет жили все вместе: свекор, свекровь, два брата, две снохи, дети) сохранилась. В доме осталось много проповедей, мы читали жизнеописание дедушки, написанное высоким слогом… Все это, конечно, оказало свое воздействие. Могу сказать, что почитание отца и матери – не просто хорошее отношение, а именно почитание – было не только у сыновей, но и у внуков.
У меня с родителями мужа (сейчас, к сожалению, их уже нет) были очень хорошие отношения. И если мне удалось сделать что-то, одержать какие-то победы, то в этом есть и их заслуга. Свекровь никогда не препятствовала моим отъездам, командировкам («Будь спокойна, поезжай», – вот были ее слова), а они оба передали мне частицу глубокой, вековой житейской мудрости…