Большинство людей считает, что логопед занимается постановкой звуков, исправлением дефектов речи. На самом деле – это только одно из направлений его работы. Детей с нарушениями звукопроизношения из-за физиологического или функционального недоразвития становится все меньше. И все больше деток, которые не говорят в 3-4 года и даже в 8 лет. Таким «молчаливым» детям помогают логопеды-дефектологи, в частности Александра Сергеевна Суслова-Долгорукова, руководитель Центра развития интересов и знаний «Кругозор».
Вместе с родителями
Р.В. – Александра Сергеевна, расскажите, чем профессия логопеда-дефектолога отличается от специальности обычного логопеда?
А.С. – Логопед работает с уже имеющейся речью ребенка, занимается правильной постановкой звуков, произношением, развитием связной речи у детей от 4-х лет и взрослых. Он занимается с обычными детьми, у которых нет задержки в работе центральной нервной системы и умственного развития. Дефектолог – специалист коррекционного направления работы. Он не исправляет дефекты произношения, а лишь помогает малышу высказывать свои мысли. То есть на самом деле дефектологи не ставят речь, а только борются с проблемами, вызванными теми или иными нарушениями в развитии ребенка.
Р.В. – С чего вы начинаете коррекционную работу?
А.С. – Первое, что я делаю, – задаю родителям вопрос: зачем они привели к нам своего ребенка? Затем мы проводим комплексную диагностику сразу с несколькими специалистами: логопедом-дефектологом, специалистом по нейрокоррекции и психологом. Отталкиваясь от запроса родителей, мы смотрим, насколько ребенок соответствует возрастным нормам развития, насколько сформированы основные умения, знания и навыки, а затем совместно разрабатываем маршрут коррекционной работы.
Р.В. – Почему так важно, чтобы родители формулировали проблему? Вы же специалисты и сами все видите.
А.С. – Бесполезно работать с ребенком, если у родителей нет понимания ситуации и мотивации ее исправить. Часто мамы и папы перекладывают ответственность коррекционного воспитательного процесса на плечи основного и неформального образования. Еще на «берегу» я объясняю родителям, что, даже если мы будем работать с вашим ребенком 5 раз в неделю, это всего лишь 40 минут из 24 часов. А если родители будут работать с детьми дома, то совместно у нас все получится!
Р.В. – Как на ранней стадии выявить у ребенка проблемы в развитии речи?
А.С. – Первое гуление появляется очень рано, ребенок практически сразу начинает вокализировать. Беспричинный, постоянный, заходящийся крик – это не норма. Если малыш не реагирует глазами на лицо матери, не поворачивает голову к источнику света, к источнику звука, не реагирует на ласковое обращение, его обязательно нужно показать неврологу.
В полгода у ребенка появляются длинные цепочки слогов: ма-ма-ма-ма-ма… ба-ба-ба-ба-ба…. В 9–10 месяцев слоговые цепочки начинают укорачиваться, становятся более ритмизированными: ма-ма-мА, ба-ба-бА. Чем короче цепочка, тем ближе ребенок к реальному слову: мама, баба. Но не всегда такие цепочки стоит воспринимать как слова – когда ребенок говорит их, обращаясь именно к маме, – это слово, а если на все, что видит, – нет. Если до двух лет ситуация не исправляется, возможно, у ребенка наблюдается нарушение речевого слуха – и его необходимо показать неврологу.
Р.В. – Как проверить речевой слух ребенка?
А.С. – Очень часто дети понимают взрослых по интонированию и невербальному показу, а не по содержанию слов, когда им, к примеру, говорят: «Иди сюда!» – и при этом используют характерный жест. Можно проверить уровень понимания речи ребенка в домашних условиях, и с таким же тоном и движением руки сказать: «Принеси куклу». Если малыш просто идет к вам и не несет куклу, значит, уровень понимания речи снижен и стоит проконсультироваться у специалистов.
Р.В. – Когда ребенок в норме должен произнести первые слова?
А.С. – В год и три месяца появляются первые словечки, маленькие, короткие, имеющие структуру первых однокорневых аморфных образований: «Ма, ди», что означает «Мама, иди». Такие усеченные слова могут иметь несколько значений, но они должны указывать на конкретные предметы. К примеру, вы знаете, что «ка» – это кастрюля и кошка, но никак не стул, потому что стул у ребенка – «ту». Только когда у малыша появляется смыслоразличение и он может коммуницировать, пусть и с дефектами произношения, мы можем говорить о речи в полном смысле этого слова.
Начинаем волноваться
Р.В. – Если ребенок не говорит, со скольких лет нужно начинать волноваться?
А.С. – С полутора-двух лет. По норме в два года ребенок должен знать 250 слов. В этом возрасте достаточно двусложных слов, заканчивающихся на гласный звук: мама, деда, киса, петя, зая, ляля. В это время должна появиться фраза.
В три года нужно освоить 800–1500 слов из каждой лексической темы. Они могут быть с небольшими дефектами произношения, т.е. трактор может быть тактором. При этом трехсложное слово должно произноситься тремя слогами. Машину он может назвать «ашиной» или «маиной», а не просто «ма».
Р.В. – С какого возраста можно обращаться к логопеду-дефектологу?
А.С. – С полутора лет. Многие считают, что нужно ждать возраста 3–4 лет. Но в Москве и Санкт-Петербурге уже давно стараются работать с задержкой речевого развития на ранней стадии. Возраст от 0 до 3 лет по своим психологическим характеристикам равен возрасту от 3 до 90 лет. Основные навыки речевого онтогенеза, социального взаимодействия закладываются именно в этот период.
Р.В. – Вы уже 10 лет работаете в педагогической сфере, какую динамику наблюдаете у детей?
А.С. – К сожалению, отрицательную. Связано это со многими причинами, начиная с экологии, заканчивая родовспоможением, социализацией и тенденциями современного воспитания в семье. В моем детстве нас не могли загнать домой с улицы – мы постоянно играли. Теперь сюжетно-ролевые игры потихонечку уходят с дворов в детские центры. Логопедам и психологам приходится самим инициировать игровую деятельность детей. Особенно пугает то, что родители смирились с таким положением дел и готовы платить деньги, чтобы их ребенка научили играть.
Р.В. – Как вы занимаетесь с детьми полутора лет?
А.С. – Я вызываю у ребенка речевое и предметное подражание и обучаю этому родителей. У современных мам и пап существует культ «удобного ребенка»: если малыш молчит и самостоятельно чем-то занимается – это прекрасно. Часто можно услышать: «У меня ребенок такой спокойный, он меня вообще не отвлекает». Но на самом деле – это плохо. В ребенке, как говорилось в мультике про обезьянок, должно быть 200 граммов взрывчатки. Я не говорю, что он должен все крушить и ломать, но активная познавательная способность у него должна зашкаливать.
Р.В. – Как вы работаете с детьми, которые не говорят в 3 – 4 года или в 8 лет?
А.С. – Детки, которые долгое время не разговаривают, похожи на маленькие вертолетики. Они бегают по кабинету и ни на минуту не задерживаются на одном предмете: хватают и бросают все подряд. Первое время я бегаю за ними и комментирую все, что они берут в руки, потом пытаюсь заинтересовать: «Ой, смотри какой самолетик, а он может полететь, давай бросим! Бросили: ууу, полетел!» Ребенок удивляется: оказывается, самолетик можно бросить, и он полетит, и еще «ууу» ему можно сказать. Так по кирпичику восстанавливается нормальное внимание и восприятие. Затем идет работа с речью. Это длится очень долго.
Р.В. – Что самое сложное в работе с молчаливыми детьми?
А.С. – Мотивировать к говорению. Когда ребенок молча дожил до возраста 4 лет, родители понимают его без слов. Ему стоит только глазками повести в одну сторону, как мама бежит: «Ой, ты пить хочешь, ты кушать хочешь?» Зачем же малышу использовать речь, если ему достаточно сделать одно движение? Мы в центре стараемся отучить детей от этой привычки. Порой на это уходит от месяца до полугода.
Р.В. – Какие последствия имеет задержка речи?
А.С. – Если у ребенка после 3 лет нет речи, у него проявляются вторичные интеллектуальные отставания. Это влияет на уровень понимания, организации бытовой жизни, напрямую влияет на умственные способности. У такого ребенка нет восприятия целостной картины мира, снижен уровень понимания.
Социальное служение
Р.В. – Расскажите, как вы стали логопедом?
А.С. – С детства мечтала стать врачом. Поехала поступать учиться на терапевта в Нижегородскую государственную медицинскую академию, но мне не хватило нескольких баллов для поступления на бюджет. Возможности коммерческого обучения у меня на тот момент не было, и тогда мой духовный наставник посоветовал мне выбрать профессию социального педагога, социальное служение, в котором тоже нужно «лечить», только не тела, а души.
Я работала в системе коррекционной работы в области социальной педагогики. Начинала с трудных подростков. Потом, как и у любого педагога, у меня начался поиск своей ниши. Так я выбрала логопедию и дефектологию. Училась в Рязани, Екатеринбурге, Москве, Санкт-Петербурге. Последнее образование, которое я получила, – специалист по нейрокоррекции.
Р.В. – За что вы любите свою работу?
А.С. – Меня привлекает многогранность моей профессии. Педагог, в том числе и логопед-дефектолог, как человек, работающий с людьми, исполняет много ролей: он и режиссер-постановщик, и актер, и врач. Мой труд приносит пользу людям, я чувствую, что не зря пришла в этот мир. Не я его меняю, но через меня что-то меняется! И я этому очень благодарна!