Теперь, когда все изменилось, недоумевают и писатели, и читатели. Никто не ждет с трепетом душевным нового номера толстого журнала. Нет очередей за собраниями сочинений. В книжном изобилии супермаркетов с трудом найдешь просто грамотный текст, лишенный банальностей. Книги пишут шоумены, балерины и владельцы винных лавок. Они, как правило, меньше, чем писатели.
Настоящие писатели и профессиональные литераторы живут совершенно разной жизнью. Настоящие писатели издают книги на свои деньги или на редкие государственные гранты, не могут реализовать тиражи и, следовательно, получать приличные доходы посредством своего труда. Профессиональные литераторы пишут и издают произведения, нацеленные на массовый успех, и вполне безбедно существуют, распространяя свое слово миллионными тиражами.
К писателям теперь редко обращаются за советом государственные мужи, их проникновенное слово не звучит с высоких трибун, а поэтические вечера не собирают стадионы. Впрочем, эстрадные концерты теперь тоже не собирают стадионы.
Что случилось? Куда ушло наше преклонение перед творцом-литератором? Видимо, поэт и писатель становятся пророками и выразителями чаяний нации тогда, когда нет другого способа эти чаяния выразить, высказаться. Люди ищут откровений в художественной литературе там, где нет свободы печатного слова, свободы информации. Именно тогда мы ищем второй, третий смысл среди литературных строк, именно в такие времена в чести Щедрины и Гоголи.
Теперь, когда любой может высказаться по любому поводу, если не в газете, то в Интернете, зачем же советоваться с теми, «в ком бродит гордый дух гражданства, кому уюта нет, покоя нет». Громогласный успех Евгения Евтушенко был сравним только с таким же успехом Владимира Маяковского. Но Маяковского мы не застали. А Евтушенко живет, здравствует и, кажется, пережил собственный успех. Того триумфа 60-х ему до сих пор не могут простить коллеги, не собиравшие стадионы. Тогда завидовали не машинам и особнякам, заработанным литературным трудом, а блистательной поэтической строке.
Писатели в России редко жили доходами от своих трудов. Пушкин бедствовал. Булгарин был коммерчески успешен. Достоевский уходил в литературную кабалу, но состояния большого не нажил. Случай благополучного Льва Толстого почти единичен, к тому же он был граф и землевладелец. Чехов жил в долг, Арцибашев заработал на собственной популярности куда больше. Перечисление имен можно было бы продолжать без особой надежды найти коммерчески удачливого литературного гения.
Это советская власть прозорливо додумалась до того, что писателей кормить надо, чтобы не улетали. Отношения советской власти с литературой были причудливы, изысканны и политически выверены. Хочешь иметь тиражи и гонорары, не выходи за рамки дозволенного. Тесны тебе эти рамки – обходись мизерными тиражами, пользуйся языком Эзопа. Когда я слушаю некоторых современных писателей, слышу в их словах тоску по заботливой длани государства: обогрей, накорми, дай социальный заказ. Хочется снова государственной политики в сфере литературы и искусства?
Эта политика, однако, не умаляла качества текстов и, как ни странно, способствовала появлению выдающихся литературных произведений. Теперь рамок никаких, а качество текстов оставляет желать лучшего. Даже тех текстов, которым не чужд дух гражданства. Как тут опять не обратиться к Евгению Александровичу: «Сумею ли? Культуры не хватает… Нахватанность пророчеств не сулит». Писал, обращаясь к себе, а кажется, что обращался к нынешним литераторам.
Литература еще долго не будет нашим всем. Но хотелось бы читать пророчества, не омраченные банальностью и безграмотностью, занудством и мыслями второй свежести.У настоящей литературы не может быть много читателей. Кажется, в Англии один литературный критик подсчитал, что в любой читающей стране поэзию ценят и понимают не более 3500 человек. Независимо от количества населения в ее границах.